Повесть о Сергее Непейцыне - Владислав Глинка

— А вы сомневаетесь?

Дяденька пожал плечами:

— Нет, на правду похоже. Да завтра с земским исправником вместе все снова начинать. Редкая оказия: убитый на городской земле найден, а проживал и смерть приключилась на уездной. Вот и будем вдвоем следствие производить… Однако поговорим об отъезде твоем, раз его не миновать. В бумагу Филину я жену вписал, и отдадим теперь вместе, чтоб новую разлуку подсластить, как сряду обоим ехать незачем… Фому с тройкой, если увидишь, что назначение не сряду выходит, сюда на даровые кормы отсылай, а место получивши, по экстра-почте пиши на губернаторскую псковскую канцелярию, оттуда с нарочным перешлют…

Знакомство с военной коллегией. Новости с реки Ждановки

И вот опять катится тарантас по большаку. Маячат перед глазами широкая спина и курчавый затылок. Фома то мурлычет что-то, то ворчит:

— Ходу доброго нету. Отвыкши лошадя от дороги…

А Филя дремлет рядом после сборов и отъездной суеты. Или строит планы:

— Где же пристанем, Сергей Васильевич?

— Хорошо бы на Васильевском, Военная коллегия там на набережной, недалече мне ковылять, на извозчиков не тратиться.

— Жив ли Август Иванович мой? — вздыхает Филя. — Вот бы у немцев встать! Или вам, сударь, где попарадней?

— Все равно. Не балы давать, да авось и ненадолго.

Прямо на 3-ю линию и поехали. Старик столяр и его жена были живы, обрадовались, сразу предложили занять комнату. Но не прежнюю Филину — там поселились выросшие внуки, — а лучшую из своих, с двумя окнами на двор, под которыми цвел шиповник.

На второй день Сергей напудрил голову, оделся в полную форму и поковылял в коллегию. Она помещалась в старом здании, стоящем торцом к Неве. Под гулкими сводами длиннейшей галереи шагали бесчисленные люди, входили в громко хлопавшие двери, присаживались на поставленные тут же скамейки, покупали снедь у разносчиков, ели, разговаривали и заглядывали в окна, за которыми чиновники писали, сшивали бумаги, рылись в делах.

Встреченный военный писарь указал Непейцыну дверь, за которой найдет дежурного по коллегии. За конторкой стоял моложавый штаб-офицер в шарфе поверх мундира. Красивое лицо со скучающим выражением чем-то напоминало корпусного полковника Корсакова и канцелярского капитана в Елпсаветграде. Но этот учтиво просил Сергея присесть. Взяв свидетельство и прочтя его, сказал:

— Дело ваше касаемо до седьмой экспедиции. Извольте оставить мне аттестацию, я тотчас прикажу занесть оную в книгу. От регистратора бумага поступит к повытчику. Сей по собрании нужных справок составит проект решения и представит секретарю. От секретаря, ежели труд повытчика будет найден удовлетворяющим видам службы, бумаги ваши передадут обер-секретарю, каковой доложит их уже генералу, управляющему сей экспедицией…

— Не позволено ли будет представить господину секретарю о тех местах, каковые были бы желательны… — начал Сергей.

Но вошедший писарь перебил его:

— Его превосходительство просит к себе ваше высокоблагородие.

— Рекомендую вам наведаться в седьмую экспедицию дней через десять, — сказал, оправляя шарф и шпагу, дежурный.

— Неужто столько времени надобно? — спросил Сергей.

Но штаб-офицер уже направился к двери.

«Регистратор, повытчик, секретарь — ну и капитель! — думал Непейцын, спускаясь с лестницы. — Почище херсонского суда. Там сунул полтинник, рубль, и все завертелось. Впрочем, и тут надо попробовать. Но пока что же делать? Чем заняться?»

Когда дяденька шутя спросил, не свербит ли сердце по барышне Леонтович, Сергей правдиво ответил, что от херсонской влюбленности не осталось следа. Но в Петербурге, будто от здешнего воздуха, которым не дышал три года, вдруг возродилась тоска по Соне. Десять раз на дню вспоминал ее, хотел увидеть, узнать, как живет.

И в то же время Непейцын твердо знал, что не пойдет в корпус, именно чтобы не встретить ее. Конечно, хорошо бы повидать Верещагиных, генерала, некоторых учителей, дядек и себя всем показать. Потом завернуть в Греческий корпус, узнать, где и как служит Егор. Но от мысли, что может встретиться с Мертичем, что-то недоброе шевелилось в душе. Хотя понимал, что он-то ни в чем не виноват, — наоборот, выручил Соню от тяжкой жизни с матерью, но знал, что лучше, если такой встречи не будет. Скорей бы получить назначение и уехать…

Едва вытерпев ровно десять дней, Сергей отправился в коллегию. Нашел седьмую экспедицию. В двух больших комнатах тесно сидели писаря и чиновники, шелестели перьями. Пахло сургучом, пылью, потом.

Должно быть, молодость в сочетании с деревяшкой и двумя крестами располагала к Непейцыну. Первый же спрошенный писарь, пожилой, с желтым лицом под съехавшим набок париком, выслушал его и пошел от стола к столу, расспрашивая других, а потом скрылся во второй комнате.

— Аттестат вашего благородия находится во втором столе, — сказал он, возвратившись с какой-то бумагой. — Четвертого дня дело доложено его превосходительству, а они приказали отписать в канцелярию их светлости с просьбой разъяснить, что имели там под термином «назначить на должность сообразно с увечьем, а равно с известными его знаниями и способностями». — Писарь вычитал фразу по бумаге — очевидно, копии отношения.

— Но, может, я бы сам доложил его превосходительству, — сказал Сергей, — и мои желания не разойдутся с видами экспедиции?

— Никак невозможно-с, — убежденно ответил писарь, — Генерал у нас строг и отменять свои приказы не любит. Раз велел отписать в канцелярию их светлости, то до ответа и слушать ничего не пожелает. Уж я знаю-с, двадцать шестой год служу-с. — И он указал на унтер-офицерские галуны на своих обшлагах, такие затертые и засаленные, что Непейцын их не заметил.

— Так когда же мне теперь прийти?

— А позвольте узнать, вы здешние?

— Из псковского наместничества. Для сего только приехал.

— Так вот-с, завтра почта идет, — наморщив лоб, начал считать писарь. — Полагать надобно, десять дён дороги до Ясс, на ответ самое малое столько же да обратно… Словом, пожалуйте, ваше благородие, сюда через месяц, а то полтора. В конце сентября будет в самый раз. — Он поклонился, оканчивая разговор, но Сергей сунул за обшлаг с тусклыми галунами заранее приготовленную рублевую ассигнацию, отчего морщины на лбу писаря разгладились, и он добавил: — По давней службе осмелюсь дать совет вашему благородию. Первое — ежели имеете в штате светлейшего князя знакомства, просите письмом, дабы без мешкотности ответили, а второе — извольте сообщить здешнее жительство, дабы в надобности мог послать к вам вестового.

Сергей продиктовал свой адрес и просил сколь возможно ускорить отправку запроса, уж если без такового не обойтись.

— Сие не в нашем столе, но порадею, — обещал писарь.

В коридоре, за дверью экспедиции, Непейцын увидел присевших на подоконник двух офицеров-инвалидов, — у одного не было руки по самое плечо, у другого ноги ниже колена. Оба пожилые, кое-как причесанные, в заношенных мундирах.

— Эй, сударь, давно ль ходите? — окликнул Сергея безрукий.

— Две недели назад аттестат подал и нонче опять пришел.

— То я и гляжу, что новенький…

— А вы давно ль? — спросил Непейцын.

— Капитан — месяцев шесть, а у меня второй год пошел.

— Что так долго? — ужаснулся Сергей.

— Бумаг из губернии не присылают, — пожал здоровым плечом офицер и, повернувшись к собеседнику, продолжал: — Так я говорю: «Что ж мне, ваше превосходительство, в Брынские леса пешком идти да шайку там сбирать? Милостыню просить в мундире стыдно, а рубища иного не имею…»

Итак, ждать по крайней мере месяц. А то полгода бывает, год даже… Хорошо Филе — он ходит на рынок, готовит обед, что-то прибирает или за верстаком вспоминает столярное дело. И немцы заняты, снуют туда-сюда по дому, по двору, пилят, строгают, клеют. Один среди них бездельник-барин сидит сложа руки. И окна, как назло, к Петербургской стороне. С первого мига, как проснулся, все туда смотришь, где Соня живет. Не Соня теперь — Софья Дмитриевна… И думать о ней нечего…

Купил писчей бумаги, чернил, перьев и в лавке Академии наук сочинение Голикова, которым зачитывался Семен Степанович. В письме Иванову рассказал о смерти матушки, о жизни в Луках и просил, коль возможно, ускорить ответ коллегии, без которого не получить службы. Отправил письмо дяденьке с отосланным в деревню Фомой. Потом засел за чтение. Про Петра особенно интересно читать в Петербурге, где вокруг его творения — Академия наук, коллегии, таможня, торговля заграничная, Адмиралтейство…

Убирая комнату, заглянул в эти книги и Филя.

— Сходили б, Сергей Васильевич, в Кунсткамеру, — сказал он, — там государь сей из воску сделан, как живой сидит.