Предательство Борна - Роберт Ладлэм

Аббуд ибн Азиз еще никогда не говорил со своим младшим братом с такой злостью. Мута ибн Азиз понимал, что между ними лежит смерть Сары ибн Ашеф, тема, о которой оба постоянно думают, но никогда не говорят вслух. Однако молчание – зло, отравляющее братские узы, понимал Мута ибн Азиз. Его не покидало предчувствие, что настанет день, когда эта сознательно возведенная стена погубит и его самого, и его старшего брата.

В который раз он ощутил волну нахлынувшего на него отчаяния. В эти мгновения ему казалось, что он попал в западню и теперь куда ни повернуть, какие шаги ни предпринять, они с братом обречены гореть в адском огне, куда попадают грешники. «Ла ила ил-алла! Да сохранит нас Аллах от прикосновения адского пламени!»

Словно прочтя мрачные мысли Муты, Аббуд повторил слова, произнесенные в ночь гибели сестры Фади и Карима аль-Джамиля.

– Мы должны хранить молчание о смерти Сары ибн Ашеф, – твердо промолвил он. – Ты будешь беспрекословно повиноваться мне, как это было всегда. Мы с тобой не два посторонних человека, брат, а звенья одной цепи. Ла ила ил-алла! Судьба одного – судьба всех.

Мужчина, сидевший, скрестив ноги, во главе низкого деревянного стола, заставленного едой, пристально смотрел на Фади. Несомненно, это объяснялось тем, что у него остался только один глаз – левый. Вместо второго был черный кратер, скрытый белой ватой из египетского хлопчатника.

Сбросив обувь, Фади босиком прошел по голому бетонному полу. Все полы, стены и потолки Миран-Шаха, отлитые из бетона, выглядели совершенно одинаково. Фади уселся сбоку от мужчины.

Взяв стеклянную банку, он вытряхнул горсть кофейных зерен, обжаренных всего несколько часов назад. Высыпав зерна в бронзовую ступу, Фади взял пестик и смолол их в мелкий порошок. На круге переносной газовой плитки стоял медный чайник. Фади налил в него воды из кувшина, затем зажег плитку. Кольцо голубоватых огоньков лизнуло дно чайника.

– Давненько мы не виделись, – сказал Фади.

– Ты действительно ждешь, что я буду есть за одним столом с тобой? – спросил настоящий Мартин Линдрос.

– Я жду, что ты будешь вести себя как подобает воспитанному человеку.

Горько рассмеявшись, Линдрос кончиком указательного пальца прикоснулся к повязке, закрывающей правый глаз.

– Хорошо хоть среди нас есть один такой.

– Угощайся фиником, – предложил Фади, подталкивая к Линдросу овальное блюдо с высокой горкой сушеных фруктов. – Лучше всего обмакнуть их вот в это масло из козьего молока.

Как только вода закипела, Фади опрокинул ступу, высыпая молотый кофе в чайник. Он пододвинул маленькую чашку, от которой веяло ароматом свежераздавленных семян кардамона. Теперь его внимание было полностью сосредоточено на варящемся кофе. За мгновение до того, как кофе вспенился, Фади снял чайник с плитки, правой рукой бросил в него щепотку зерен кардамона, после чего перелил содержимое в небольшой кувшин. Отставив чайник, Фади разлил «кахва арабийя» – кофе по-арабски в две крохотные чашечки без ручек. Сначала он подал чашку Линдросу, как поступил бы каждый бедуин, угощая почетного гостя, хотя ни одному бедуину еще не приходилось сидеть, скрестив ноги, в таком шатре – огромном, упрятанном под землю, отлитом из бетона полуметровой толщины.

– Как поживает твой брат? Надеюсь, мой глаз поможет ему увидеть жизнь в другой перспективе. Может быть, он наконец откажется от своей маниакальной идеи уничтожить западный мир.

– Мартин, ты действительно хочешь поговорить об уничтожении? Тогда давай вспомним то, что Америка насильно экспортирует свою культуру, полную упаднических настроений народа, растерявшего все свои силы, желающего получить всё и сразу, давно забывшего значение слова «жертва». Давай вспомним то, что Америка, по сути дела, оккупировала Ближний Восток, сознательно разрушая древние традиции.

– Тогда уж не надо забывать и то, что эти традиции подразумевают возможность взрывать религиозные изваяния, как это сделали талибы в Афганистане. А также забивать камнями женщину, виновную в супружеской измене, тогда как ее любовник остается безнаказанным.

– Я, бедуин из Саудовской Аравии, имею с талибами не больше общего, чем ты. Что же касается неверных жен, тут необходимо учитывать законы ислама. Мы не одиночки, Мартин, а часть большой семьи. В дочерях заключена честь семейства. Если наши сестры опозорены, грязь остается на всех членах семьи до тех пор, пока больной побег не будет вырван с корнем.

– Убивать собственную плоть и кровь? Это бесчеловечно.

– Потому что у вас так не принято? – Фади кивнул на чашку с кофе: – Пей.

Линдрос поднес чашку ко рту и выпил кофе одним глотком.

– Мартин, кофе надо пить медленно. – Фади снова наполнил чашку Линдроса, затем выпил свой кофе, в три маленьких глотка, смакуя вкус. Правой рукой он взял финик, обмакнул его в пахучее масло, затем отправил в рот. Какое-то время он жевал, медленно, задумчиво, затем выплюнул длинную плоскую косточку. – Напрасно ты не пробуешь финики. Они очень питательные и просто восхитительно вкусные. Ты знаешь, что пророк Мухаммед после поста первым делом всегда ел финики? И мы поступаем так же, потому что это приближает нас к его идеалам.

Линдрос молча смотрел на него, напряженный и настороженный.

Фади вытер руки о маленькое полотенце.

– Знаешь, мой отец с утра до вечера варил кофе. Это высшая похвала, которую только можно воздать ему – или любому другому бедуину. Это означает, что у него очень щедрая душа. – Он снова наполнил свою чашку кофе. – Однако теперь отец не может варить кофе. Больше того, он вообще ничего не может – только сидит, уставившись в пустоту. Мать обращается к нему, но он не может ей ответить. И знаешь почему, Мартин? – Фади осушил чашку тремя маленькими глотками. – Потому что его зовут Абу Сариф Хамид ибн Ашеф аль-Вахиб.

Когда Линдрос услышал это имя, его здоровый глаз чуть дернулся.

– Да, совершенно верно, – продолжал Фади. – Хамид ибн Ашеф. Тот самый человек, по следу которого ты пустил Борна.

– Значит, вот почему ты меня схватил.

– Ты так думаешь?

– Глупец, эту операцию разрабатывал не я. Я в то время еще даже не подозревал о существовании Джейсона Борна. Его куратором был Алекс Конклин, а Конклина нет в живых. – Линдрос рассмеялся.

Внезапно Фади протянул руку через стол и схватил Линдроса за воротник. Он встряхнул его с такой яростью, что у Линдроса клацнули зубы.

– Мартин, ты считаешь себя таким умным. Но теперь ты за это заплатишь. И ты, и Борн. – Фади стиснул Линдросу горло так, словно собрался вырвать гортань. Ему доставляло нескрываемое наслаждение смотреть, как тот судорожно пытается сделать вдох. – Борн еще жив, как мне сказали, хотя ему едва удалось избежать смерти. Однако я знаю, что он, в каком бы состоянии ни находился, перевернет небо и землю, чтобы найти тебя, особенно если будет думать, что я где-то рядом.

– Что… что ты собираешься сделать? – с огромным трудом выдавил Линдрос.

– Я собираюсь подбросить Борну информацию, в которой он так нуждается, Мартин, чтобы он нашел тебя здесь, в Миран-Шахе. А когда это произойдет, я выпотрошу тебя живьем у него на глазах. После чего займусь им самим. – Фади склонился к Линдросу, вглядываясь ему в левый глаз, словно пытаясь найти в нем все то, что скрывал от него Линдрос. – И в конце концов Борн сам захочет смерти, Мартин. С этим никаких вопросов не возникнет. Но ему придется долго ждать смерть. И я позабочусь о том, чтобы Борн, перед тем как он погибнет сам, увидел гибель американской столицы в ядерном взрыве.

Книга третья

Глава 24

Гроб опускается в землю. На ручках играют тусклые отблески, на табличке с надписью, вделанной в крышку, танцуют крошечные водовороты света. По выразительному сигналу священника гроб неподвижно зависает в воздухе. Священник, в ладном щегольском облачении европейского покроя, свешивается над могилой так, что Борн уверен: он вот-вот упадет. Но священник не падает. Вместо этого он нечеловеческим усилием срывает с гроба крышку.

– Что вы делаете? – спрашивает Борн.

Священник оборачивается и, уронив тяжелую крышку из красного дерева в могилу, кивком подзывает его к себе, и только теперь Борн видит, что это никакой не священник. Это Фади.

– Подойди, – по-арабски говорит Фади. Он зажигает сигарету, протягивает Борну книжечку спичек. – Взгляни.

Борн делает шаг вперед, заглядывает в открытый гроб…

…и оказывается на заднем сиденье машины. Он выглядывает в окно и видит знакомый пейзаж, который тем не менее не может узнать. Он трогает водителя за плечо:

– Куда мы едем?

Водитель оборачивается. Это Мартин Линдрос. Но у него с лицом что-то не так. Оно окутано тенью, покрыто шрамами: это тот самый Линдрос, которого Борн ввел в штаб-квартиру ЦРУ.