Прибалтийский фугас Петра Великого - Александр Широкорад

В немецкой гражданской администрации имелась еще одна должность – сельхозфюрер, подчиненная окружному сельхозфюреру, входившему в аппарат каждого гибиткомиссариата.

Органы же самоуправления, создаваемые из местных жителей, фактически были инструментом германских властей и не играли никакой самостоятельной роли. Никакой независимости немцы прибалтам не обещали даже в перспективе. У нацистов разрабатывались совсем иные планы в отношении Прибалтики. Так, Розенберг разработал специальную инструкцию, в которой говорилось: «Что касается переселенческой политики, то необходимо иметь в виду, что 50 % эстонцев сильно германизированы вследствие смешения с датской, немецкой и шведской кровью, что позволяет рассматривать их как родственный немцам народ. В Латвии для ассимиляции пригодна гораздо меньшая часть населения. Поэтому здесь нужно ожидать более сильного противодействия, ввиду чего здесь потребуется переселение в более крупных масштабах. Аналогичного развития событий следует ожидать и в Литве…

Край, который был завоеван немецкими рыцарями, поставлен на ноги ганзейскими купцами, и германизация которого осуществлялась путем постоянного притока немецкой и частично шведской крови, должен превратиться в мощный бастион у границ Германии».[226]

Итак, если верить Розенбергу, получается, что жившие в Эстляндии немецкие и шведские феодалы достаточно интенсивно пользовались «правом первой ночи», в то время как их коллеги в Лифляндии и Курляндии в этом отношении несколько подкачали.

А вот выдержка из протокола состоявшегося в Берлине «Совещания по вопросам онемечивания в прибалтийских странах», составленного возглавлявшим спецгруппу «Расовая политика» доктором Эрхардом Ветцелем: «Большая часть населения не годится для онемечивания… Нежелательные в расовом отношении части населения должны быть высланы в Западную Сибирь. Проверка расового состава населения должна быть изображена не как расовый отбор, а замаскирована под гигиеническое обследование или нечто в этом роде, чтобы не вызывать беспокойство среди населения».[227]

Взамен в Прибалтике предполагалось расселить заслуженных ветеранов вермахта.

Из документа «Прибалтийские земли – борцам восточного фронта»:

«1 июня 1943 г. Секретно.

Строго доверительно! Устный пересказ содержания документа разрешен только абсолютно заслуживающим доверия имперским немцам; размножение и распространение текста допустимо лишь со специального согласия…

Для поселенцев в сельской местности следует создавать поместья размером около 1000 га и крестьянские дворы с размером угодий примерно 60 га, причем в обоих случаях одна треть представляет собой пашню, а две трети – лес.

Латышским, эстонским, литовским сельским хозяевам придется расстаться со своими земельными наделами, в случае их политической благонадежности они не должны быть просто согнаны, а переселены в другие районы. Горожан, у которых будут отобраны дома и предприятия для передачи фронтовикам, следует высылать как можно дальше в восточные районы».[228]

Что касается высылки в Западную Сибирь, то этот проект по понятным причинам остался не реализован, а вот на работы в Германию жителей Прибалтики было отправлено немало. По данным советского Управления по делам репатриации, из Литвы было угнано 67 тысяч человек, из Латвии – 160 тысяч, из Эстонии – 74тысячи. При этом угоняли главным образом женщин от 17 до 40лет, а подростков 15–16 лет направляли в немецкие лагеря трудовой повинности. В свою очередь, в Литву за первое полугодие 1942 г. было прислано 16 300 немецких колонистов, а к 1 ноября 1943 г. их было уже более 30 тысяч.[229]

Таким образом, большинству населения Прибалтики светила не райская жизнь в независимых и демократических государствах, а поездка в Сибирь, правда, не за советский, а за германский счет. Оставшиеся же должны были стать батраками немецких переселенцев. Согласно планам Гиммлера, «тотального онемечивания» Прибалтика должна была достигнуть за 20 лет, а ее жители – забыть свой язык и культуру. Так что своим нынешним существованием прибалтийские народы целиком и полностью обязаны пресловутым «русским оккупантам» – бойцам Красной армии.

Глава 27

Вместе с Красной армией

Однако далеко не все прибалты поддерживали фашизм. Десятки тысяч эстонцев, латышей и литовцев храбро сражались в частях Красной армии.

В связи с быстрым наступлением германских войск и действиями «пятой колонны» мобилизацию военнообязанных в Латвийской ССР провести не успели. В тыловые районы Советского Союза из Латвии удалось эвакуировать 53 тысяч человек, из которых многие изъявили желание пойти на фронт.

Правительство Латвийской ССР, эвакуированное в глубь России, обратилось в Государственный Комитет Обороны (ГКО) СССР с просьбой разрешить сформировать в составе Красной армии латышскую стрелковую дивизию. Оно учитывало также и то, что в старых республиках Советского Союза проживало примерно 150 тысяч латышей.

Местом формирования латышской дивизии стали Гороховецкие лагеря под городом Горьким. Туда из разных районов РСФСР, в основном из Северного Поволжья, стали прибывать латыши и граждане Латвийской ССР других национальностей. Среди них было много бойцов батальонов рабочей гвардии и отрядов партийно-советского актива, уже имевших боевой опыт, а также городских и сельских партийных и советских работников, милиционеров, рабочих и крестьян. Прибывали бойцы и командиры бывшего 24-го (латвийского) стрелкового корпуса, 1-го и 2-го латышских стрелковых полков, воевавших в июле – августе 1941 г. в составе 8-й армии.

Рижское пехотное училище было эвакуировано в Семипалатинск, и там доучивались курсанты из Латвийской ССР. Именно 228 выпускников этого училища составили ядро среднего командного состава формируемой дивизии. Часть командных должностей в дивизии заняли кадровые офицеры и младшие командиры бывшей латвийской армии.

К сентябрю 1941 г. численность дивизии достигла 10 348 человек, 90 % из которых составляли латыши и граждане Латвийской ССР других национальностей. Рабочие составляли 62 %, служащие – 29 %, крестьяне – 9 %. 70 % из них пошли в армию добровольцами.

Национальный состав дивизии был следующим: латыши – 51 %, русские – 26 %, евреи – 17 %, поляки – 3 %, другие национальности – 6 %.

Командиром дивизии был назначен полковник Янис Вейкин, за годы войны дослужившийся до генерал-майора.

12 сентября 1941 г. войска дивизии приняли присягу, а сама дивизия получила наименование «201-я Латышская стрелковая дивизия» (1-го формирования).

Дивизия состояла из 92-го, 122-го и 191-го стрелковых полков, 220-го артиллерийского полка, 310-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, 170-го отдельного батальона связи, Латвийского запасного батальона, а также других специальных частей и подразделений.

В феврале 1942 г. приказом командования Московского военного округа в Гороховецких лагерях на базе Латвийского запасного батальона был сформирован 1-й отдельный запасной Латвийский стрелковый полк.

Боевое крещение 201-й дивизии состоялось 20 декабря 1941 г. под Можайском в ходе контрнаступления 33-й армии. За мужество и героизм, проявленные в боях под Москвой, ордена и медали получили 201 воин дивизии. Командир пулеметного отделения

И. Урбан и командир разведвзвода Я. Кезберис были награждены орденом Ленина. 54 бойца и командира получили орден Красного Знамени, 82 – орден Красной Звезды, 43 – медаль «За отвагу», 20 – медаль «За боевые заслуги». А позже все участники этих боев были награждены медалью «За оборону Москвы».

5 октября 1942 г. за проявленные в боях под Москвой и у Старой Руссы мужество и стойкость, за героизм личного состава приказом наркома обороны 201-й Латышской стрелковой дивизии было присвоено звание гвардейской. Теперь она стала именоваться 43-й гвардейской Латышской стрелковой дивизией.

В ходе боев Латышская дивизия несла большие потери, и, чтобы сохранить ее, командование Красной армии разослало специальную директиву – направлять весь рядовой и младший начальствующий состав латышской национальности в 1-й отдельный полк. Так, в июне 1942 г. в полк прибыли 170 латышей-фронтовиков, собранных из разных частей Ленинградского фронта. Благодаря этой директиве соединения Прибалтийских республик смогли до конца войны сохранить в определенной степени свой национальный состав.

По подсчетам В.И. Савченко,[230] из 1-го отдельного запасного полка отбыло на фронт около 33 тысяч человек, в том числе: в 1942 г. – 16 471, в 1943 г. – 11 143 и до июня 1944 г. – 5300 человек.

Со второго полугодия 1942 г. в полк стали прибывать призывники 1924 г. рождения, как латыши, так и жители Поволжья, и с этого времени полк стал многонациональным и молодежным. С марта 1942 г. в полку были организованы курсы младших лейтенантов. Часть младших командиров направлялась из полка в Подольское военное училище, где имелась отдельная латышская рота, а также в артиллерийские и военно-инженерные училища. Затем они возвращались в запасной полк, а из полка молодых командиров направляли в латышские части.