Память льда. Том 2 - Стивен Эриксон

Удар отбросил запнувшихся, зашатавшихся Женщин Мёртвого Семени и поверг их на землю. За ними передовые тенескаури попытались остановиться, их смяли задние паннионцы. За один удар сердца передние ряды погрузились в хаос бурлящих фигур, толкавшихся и затоптанных тел и отчаянно молотивших воздух конечностей.

Чёрный дракон с серебряной гривой величаво пролетел над головой Скворца по волнам этой студёной бури.

Его ждала одинокая фигура Анастера верхом на чалой лошади, которая даже не вздрогнула, увидев дракона. Передняя линия тенескаури превратилась в сплошную стену тел за спиной Первого Сына.

Аномандр Рейк налетел на юношу.

Анастер выпрямился в седле и широко развёл руки.

Огромные когти со щелчком сомкнулись вокруг Первого Сына и сдёрнули его с лошади.

Дракон взмыл вверх со своей добычей…

…и словно зашатался в воздухе.

— Боги, он будто отравлен! — воскликнула Корлат.

Драконья лапа хлёстко дёрнулась, отбрасывая Анастера прочь. Молодой человек полетел, кувыркаясь в воздухе, словно растерзанная кукла. Упав в толпу тенескаури далеко справа, он исчез из поля зрения.

Выровнявшись, Аномандр Рейк опустил клиновидную голову к крестьянскому воинству. Клыкастая пасть распахнулась.

Чистый Куральд Галейн полился из его утробы. Мутная тьма, которую Скворец уже видел раньше, давным-давно, под стенами Крепи, — но тогда тисте анди жёстко контролировал чары. И ещё раз, недавно, когда Корлат вела малазанца по своему Пути; но там тьма была спокойна. Теперь же Старший Путь Тьмы был необуздан и дик.

Значит, есть другой проход на Путь Куральд Галейн — прямо через глотку этого дракона.

Широкий, сокрушительный вал пронёсся по рядам тенескаури. Тела растворялись, оставалась лишь изорванная одежда. Полёт дракона был изящен, дыхание губительной тьмы рассекло войско на две бурлившие, перепуганные половины.

Закончив первый заход, Аномандр Рейк поднялся к небесам и заложил вираж для второго.

В этом не было необходимости. Силы тенескаури были сломлены, люди бежали куда глаза глядят. Тут и там Скворец видел, как они обращаются против себя самих, будто пёс, что кусает собственные раны. Бессмысленное убийство, саморазрушение, всё было здесь, творилось в слепом, безрассудном ужасе.

Дракон скользнул обратно к бурлящей толпе, но на сей раз не открыл свой Путь.

Затем Скворец увидел, как голова Аномандра Рейка повернулась.

Дракон опустился ниже. Широкая полоса открытого пространства возникла перед ним, когда тенескаури бросились прочь, оставив за собой лишь десяток тел, которые лежали ничком и, тем не менее, шевелились — медленно, мучительно пытались встать на ноги.

Женщины Мёртвого Семени.

Вид дракона, летевшего теперь на высоте человеческого роста над землёй, затуманился, когда он приблизился к ведьмам, преображаясь во Владыку Лунного Семени. Тот шагнул к старухам, потянувшись за своим мечом.

— Корлат…

— Мне очень жаль, Скворец.

— Он собирается…

— Я знаю.

Скворец в ужасе смотрел, как Аномандр Рейк подошёл к первой женщине, костлявой, горбатой карге вдвое ниже тисте анди, и взмахнул Драгнипуром.

Окровавленная голова упала на землю у её ног. Тело сделало шаг в сторону, будто танцуя, затем рухнуло.

Аномандр Рейк двинулся к следующей женщине.

— Нет… это неправильно…

— Пожалуйста…

Не обращая внимания на мольбу Корлат, Скворец пришпорил коня и поскакал вниз по склону галопом, карьером — после того, как достиг подножия.

Ещё одна женщина погибла, за ней другая, прежде чем малазанец, натянув поводья, остановил коня прямо на пути Рейка.

Владыка Лунного Семени вынужден был остановиться. Он взглянул на Скворца в удивлении, затем нахмурился.

— Остановись, — прохрипел Скворец. Он осознал, что всё ещё держит в руке обнажённый меч и увидел, что нечеловеческие глаза Рейка мимоходом отметили это, прежде чем тисте анди ответил.

— Посторонись, друг мой. То, что я делаю, — это милосердие…

— Нет, Аномандр Рейк, это приговор. И, — добавил он, взглянув на чёрный клинок Драгнипура, — казнь.

Ответная улыбка Владыки была исполнена странного сожаления.

— Как скажешь, Скворец. Тем не менее я настаиваю на справедливости приговора, вынесенного этим созданиям.

— Я не стану оспаривать это, Аномандр Рейк.

— А, так значит, дело… в казни.

— Именно.

Владыка вложил меч в ножны.

— Значит, это должно быть сделано твоей рукой, друг. И быстро, поскольку они восстанавливают свою силу.

Скворец вздрогнул в седле.

— Я не палач.

— Тебе лучше стать им или же отойти в сторону. Немедленно.

Скворец развернул коня. Семеро оставшихся женщин явно пришли в себя, хоть он и видел выражение непонимания, застывшее в старых, пожелтевших глазах одной из них, — той, что стояла к нему ближе всех.

Побери меня Худ…

Он пнул каблуками скакуна, посылая его вперёд, и приготовился всадить меч прямо в грудь ближайшей женщины.

Клинок пробил высохшую кожу почти без сопротивления. Кости треснули, словно сухие веточки. Его жертва завертелась и упала.

Понукая лошадь, Скворец стряхнул кровь с меча; затем, достигнув второй женщины, он взмахнул клинком наискось, широко вскрыв ей горло.

Он сжал свои мысли ледяной хваткой воли, заставил себя сосредоточиться на механических действиях тела. Никаких ошибок. Никакой болезненной, долгой смерти жертвам. Чистые, точные убийства — одно за другим, инстинктивно направлять коня, сместить вес, клинок наизготовку, колющий или рубящий удар, какой подойдёт лучше.

Одна, затем другая, потом следующая…

…до тех пор, пока он, развернув коня, не увидел то, что сделал. Всё было кончено.

Продолжая скакать полукругом, Скворец поднял взгляд…

…и увидел Войско Однорукого, выстроенное на отдалённом гребне слева. Пространство между ними и Скворцом было усыпано растоптанными телами, но во всём остальном оставалось открытым. Обозримым.

Его солдаты.

Стояли на гребне. В молчании.

И они всё видели… Вот теперь я по-настоящему проклят. Тут уже нет пути назад. Неважно, что будет сказано для объяснения, оправдания. Неважно, в каких преступлениях виновны мои жертвы. Я убил. Не солдат, не вооружённых противников, но существ, впавших в безумие, бесчувственно застывших в непонимании.

Он развернулся, глядя на Аномандра Рейка.

Владыка Лунного Семени поглядел на него в ответ безо всякого выражения.

Это бремя… ты уже брал на себя его раньше, верно? Это бремя, что отягчило ныне мою душу, — то, с чем ты живёшь… живёшь веками. Цена за этот меч у тебя за спиной…