Золотые поля - Фиона Макинтош

Не в состоянии больше выносить зрелища этой горестной капитуляции, она взглянула вниз и заметила на полу часики.

— Что это? — Айрис наклонилась и подобрала их.

Джек подошел, протянул руку, и она положила часики ему в ладонь.

— Они принадлежали моей матери, — глухо объяснил он.

— Какие красивые. — Айрис рассматривала крошечный синий циферблат, бриллианты, сверкающие по ободку и вдоль изящных изгибов по обе стороны циферблата, прикоснулась к серебряной застежке в виде двух миниатюрных ручек, соединенных вместе. — Никогда не видела таких изумительных. Разве она не хочет получить их обратно?

Джек пожал плечами.

— Ты носишь их с собой?

— Всегда и везде. Попробуй, надень.

Она попятилась, разрываемая противоречивыми чувствами.

— Нет, не могу, — возразила Айрис, но ее горящие глаза свидетельствовали об обратном.

— Ну же, померь. Мне приятно будет опять увидеть их на тонком женском запястье. — Расстегнув изящную застежку, он надел часы ей на руку.

У Айрис перехватило дыхание. При попадании солнечных лучей на бриллианты те запылали огненными красками.

— Джек, это божественно. Как твоя мама могла с ними расстаться?

— Она хотела, чтобы у меня что-нибудь было на память о ней. — На его лице изобразилось смущение.

— Но они драгоценны. Если бы у меня были такие, я не выпускала бы их из поля зрения.

— Они со мной постоянно. В них для меня семья, Корнуэлл, моя прежняя жизнь.

— Ты говоришь грустно.

— Именно поэтому я не так уж часто на них смотрю. — Джек вздохнул. — Просто по мере необходимости перекладываю из одного кармана в другой. Теперь это стало привычкой.

— Что ж, если когда-нибудь тебе понадобится кто-то, готовый носить их на руке, а ты согласишься смотреть на это со стороны, то знаешь, к кому обратиться, — игриво заметила она, но расстегнула застежку и протянула ему часики.

— Я хочу отдать их своей жене. — Брайант смотрел на нее, пока она не отвела взгляд.

— Ну давай же, Джек. Покажи мне остальную часть дома. — Не давая ему шанса ответить, она повернулась и через двойные двери прошла в гостиную.

Айрис не стала оглядываться, но услышала, как заскрипел у него под ногами песок на неметеной веранде.

Вот он пошел вслед за ней. Момент безумия миновал. По крайней мере, она на это надеялась. Но ее сердце все еще тяжело билось в груди, а горло сжималось от напряжения. Ей казалось, что стоит Джеку прикоснуться к ней — и кожа у нее зашипит от жара, который он создал вокруг нее, в глубине ее существа. Обмахиваясь рукой, Айрис продолжала идти вперед и лишь с большим запозданием осознала свою ошибку.

От коридора отходили несколько больших спален, и она почти слепо, просто лишь бы куда-нибудь идти и не думать о том, как внезапно отяжелели груди и набухли соски, ступила в одну из них.

В этот момент Джек возник в дверном проеме. Ей уже не выйти, не прикоснувшись к нему, не желая этого! Айрис двинулась в глубь комнаты, чувствуя себе приговоренной собственным слабоволием и еще более того видом огромной кровати с пологом на четырех столбиках. Вылинявшие занавески были наполовину задернуты, через большое окно виднелся куст камелии, скорее даже дерево, отчего создавалась атмосфера интимности и уединения.

Айрис почувствовала, как запылали у нее щеки. Иногда она даже сомневалась в том, что дышит. Внезапно девушка повернулась к нему. Джек стоял в дверях, прислонившись к косяку, неподвижный как статуя, заполняя собой проем, и неотступно смотрел на нее пронизывающим взглядом потемневших глаз.

Джек оторвался от дверного проема, не позволяя ей отвести от себя взгляд. Айрис вздрогнула, испуганная, но возбужденная. Нет, она не из таких! Но внутри ее тела словно внезапно пробудилась отдельная личность, беспомощная, как марионетка, пляшущая по прихоти нитей желания.

— Айрис, — произнес он низко и хрипло.

— Джек, мы не должны. — По крайней мере, слова правильные.

Именно их и надлежало произнести, несмотря даже на то, что грань, до которой это имело смысл, уже была перейдена.

Возможность, уединение и желание… все идеально сошлось. Выбор теперь был целиком и полностью за ней. Джек ждал, по-прежнему не прикасаясь к ней, но стоя так близко, что она чувствовала жар, исходящий от его тела.

Выбор был за ней. Он не хотел решать за нее.

Айрис выбрала.

Преодолев несколько дюймов, разделяющие их, она прижалась щекой к его груди, в следующее мгновение уже была в сильных, всеохватывающих объятиях… и растворилась в них.

Айрис не противилась, когда Джек взял ее на руки и положил на кровать, не осознавала даже, как он ее раздевал, хотя позже ей припоминался один момент. Тогда девушке показалось, что она вышла из собственного тела и наблюдала со стороны, как Брайант снимает с нее одежду. Из-за травмированной руки он был неловок, но она не стала ему помогать. Айрис просто смотрела, загипнотизированная зрелищем его тела, могучего в своей обнаженной мужественности. В Джеке не было округлостей, вообще ничего, напоминающего плавные линии. Он весь состоял из твердых мышц и четких углов.

Когда он стал целовать ее, сначала нежно, ласково, из глаз у нее брызнули горько-сладкие слезы печали за Неда и потекли к волосам. Но эти капельки растворились в волне древнего как мир восторга, в руках мужчины, которого она желала больше всего на свете.

Оба тяжело дышали, были готовы. Джек задал вопрос, она кивнула, он осторожно и бережно вошел в нее. Была боль, но Айрис ее приветствовала. Она задохнулась так, что он замер, но это было от удовлетворения и облегчения.

Айрис инстинктивно привлекла Джека к себе. Его поцелуи стали долгими и требовательными. Она отдалась полностью, подчинилась ритму. Ее предательские пальцы ощупывали каждый дюйм мужского тела, запоминая его. Ведь Айрис знала, что этот раз — первый и единственный, когда они с Джеком переживают страсть, куда более сильную, чем здравый смысл и совесть.

Они лежали обнявшись, медлили, окутанные густым облаком тишины и чего-то еще. Айрис не сказала бы, что это было глубокое сожаление, но все же ощущала какую-то неуверенность и знала, что уже не сможет стряхнуть ее. При этом каким-то странным изгибом чувств она испытывала и ревность. Зная, что никогда не допустит, чтобы подобное повторилось еще раз, Айрис в то же время сгорала от ненависти к женщине, которая будет чувствовать его внутри себя, поцелуи на своей коже, руки на теле.

Простого «да» было бы достаточно, чтобы они с Джеком соединились, но надолго ли? При всей головокружительности любовных переживаний, связанных с ним, в глубине души она знала, что Брайант — завзятый сердцеед. Айрис подозревала, что его предприимчивая, склонная к романтизму, почти героизму, натура, делавшая Джека столь привлекательным в глазах женщин, означала и то, что он не может быть верным мужем. В Неде нет ничего потрясающего или сногсшибательного, но он верен и надежен, на него можно положиться. Что-то подсказывало ей, что Синклер из тех, кто любит однажды в жизни. Он выбрал ее.

Это было ужасное решение, но его следовало принять с холодной головой, не поддаваясь истерии страсти и желания. Между ней и Брайантом есть та самая химия. Ее тело без вмешательства ума, не спрашивая его позволения, абсолютно инстинктивно реагирует на Джека. Является ли это оправданием? Или сопротивляться в их ситуации было просто невозможно? Ей казалось, что так, хотя Нед никогда бы с этим не согласился… и ее родители тоже. Образы нахмурившегося, разочарованного отца и матери с сердито поджатыми губами, мелькнувшие в сознании Айрис, побудили ее к действию.

— Сколько у нас времени? — спросила она, когда пузырь страсти неприметно и неслышно для обоих лопнул и освободил их от своих чар.

— Достаточно для обещанного танца, — ответил он, гладя ее груди.

— Мне надо одеться и накраситься.

— Терпеть не могу губную помаду.

— Почти все мужчины ее не любят, но без нее мы чувствуем себя раздетыми.

— Мне ты всегда будешь больше нравиться раздетой.

Оба печально улыбнулись этой горькой случайной шутке.

35

Джек и Айрис вернулись в парк Каббон. Брайант бросил взгляд на часы. До появления Беллы оставалось двадцать минут. Он не мог себе представить, как сумеет сохранить тот самый вид, который поддерживал при ней все утро. Его ужасала перспектива вновь иметь дело с ее эмоциональностью и беззастенчивым заигрыванием.

Показалась восьмиугольная эстрада. В свете послеполуденного солнца литое кружево ограды, стоявшей по периметру, казалось особенно красивым. Вокруг уже собралось много гуляющих и любителей музыки. Одни устраивались на стульях вокруг сцены, другие останавливались послушать пару песен, пары элегантно порхали под танцевальные мелодии военного оркестра. Когда Джек с Айрис подошли ближе, энергичная музыка сменилась нежным вальсом.