Светлое время ночи - Александр Зорич

– Да. Такой вот он. Летающий мужик, Шилолов перец…

Вместо ожидаемых упреков в безумии Эгин не услышал вообще ничего. Разговор караульных внезапно оборвался. Если только оба не померли на месте со страху – во что, увы, поверить было совершенно невозможно – Муг отнесся к этому дикому сообщению о «летающем мужике» куда серьезней, чем это сделал бы книжный противник Эр окс Эрра, «лосося» геройского.

То есть – приложил палец к губам и знаком показал своему напарнику: прокрадемся туда, где на гребень стены присел «летающий мужик», и проверим, а вдруг и правда?

«Похоже, пребывание на Фальме широко распахнуло двери восприятия не только офицеров Свода, но и рядовых алебардистов. Они бы здесь и явление своих покойных бабушек восприняли за должное.»

Караульные приближались – это Эгин обнаружил Взором Аррума, от частого использования которого, между тем, уже раскалывалась голова. А ей, страдалице, требовалась незамедлительно, молниеносно принять верное решение.

«Если я – останусь как есть, с этой Хуммеровой улиткой – то в схватке с ними – неизбежно – буду лишен преимуществ – подлинного Раздавленного Времени – ибо я словно по горло в воде.

Подымется шум – и тогда – конец моему делу – и Лагхе – который бродит сейчас – по замку.

Если я – выдерну музыкальную иглу – я не смогу улететь.

Как же – я – выберусь отсюда?»

Эгин выдернул иглу, одновременно поддерживая улитку, чтобы она не упала на каменные блоки под его ногами.

Хор евнухов заткнулся.

Это было оно – Раздавленное Время во всем своем подлинном великолепии!

Не успели караульные сделать и двух шагов, а Эгин уже полностью смотал линь и перебросил его через плечо.

«Облачный» клинок мягко вышел из ножен.

Эгин преодолел расстояние, отделяющее его от невидимых за изгибом стены стражников, и нанес ровно два глубоких колющих удара между пластинками их доспехов, по одному на брата. Он перехватил отпущенные разжавшимися пальцами алебарды, он подхватил оседающие тела и осторожно пристроил их под стенными зубцами.

Все это заняло одно, три, пять мгновений. Ни Муг, ни его напарник даже не успели понять, что некий ужасающе быстрый, как бросок кобры, и столь же смертоносный чужак отнял их жизни.

Эгин, отставной аррум Опоры Вещей, был опасен.

Опасен настолько, что некогда дал себе обет никогда больше не входить в Раздавленное Время, не обнажать меч, не начинать день ради пролития смертной крови.

И вот снова пришлось. Эти двое стали первыми людьми, которых Эгин убил собственноручно после веселых денечков на Медовом Берегу.

Раздавленное Время отторгло Эгина и все движения теперь казались приторможенными, вялыми, будто в его жилах текла не быстрая кровь, а густой воск. Ощущение неуюта усугублялось остывающим шардевкатрановым нагрудником, который вдруг начал угрожающе потрескивать, и потоками пота, устремившимися по груди и спине прямо в штаны.

«Не хватало еще заболеть», – подумал Эгин. Он сразу же поймал себя на несообразности между мыслями о болезни, которая может проявить себя не раньше завтрашнего вечера, и смертью, подстерегающей его прямо здесь, прямо сейчас, на каждом шагу.

Стена замка примыкала к сушильне встык, а дальше хозяйственное крыло само являлось стеной, точнее – целым фортом с высокими узкими бойницами и балкончиками-«ласточкиными гнездами» для размещения чанов с кипящим варом, прилепившимися почти под самой крышей массивной постройки.

Если бы Эгин смог выдержать направление, он подлетел бы прямо к одному из «ласточкиных гнезд». Но ветер удлинил его путь и укоротил жизни варанских алебардистов.

Со стены в хозяйственное крыло можно было проникнуть через окованную железом дверь. Как и положено, она была заперта. Когда Эгин плавно, но сильно потянул ее на себя, она не подалась и на толщину волоса.

Эгин не успел вознести хулу в адрес неблагосклонных духов-покровителей Фальма, как за дверью послышалось приглушенное царапанье. Похоже, кто-то возился с дверными затворами.

Все тело Эгина окаменело и только рука с мечом осторожно отошла назад.

Удар пришлось нанести из самого неудобного положения. Разумеется, о том, чтобы нанести в такой ситуации верное смертельное ранение не могло быть и речи.

За приоткрытой дверью кто-то премерзко завыл. Эгин шагнул в проем, одновременно закрывая дверь за своей спиной и нанося удар за ударом в подавшуюся назад фигуру противника. «Облачный» клинок несколько раз бессмысленно оскользнулся о превосходный офицерский нагрудник.

В первый раз ему, видимо, удалось ранить неизвестного в правое плечо, потому что встречный удар-отбив был нанесен левой рукой.

За спиной у раненого противника вспыхнул яркий бело-голубой свет – кто-то зажег факел-эбенори. Видимо, офицеры Свода боялись появления неприятельских колдунов и по-прежнему продолжали верить в фальмских людей-оборотней.

Эгин изо всей силы ударил противника ногой в живот и, когда тот начал падать, пырнул клинком в горло. Проход наконец-то освободился.

«Только бы Лагха успел уйти!» – подумал Эгин, понимая, что скрытность его рейда утрачена безвозвратно и шансы спасти собственную шкуру тают с каждым мгновением.

– Подымай тревогу!

– Как его сюда занесло!?

– Тэн убит!

«Тэн!? – Эгин почувствовал себя еще хуже, чем шли дела в действительности. – Я убил того самого офицера, который спас меня от допроса в Опоре Единства!? Ну спасибо тебе, Лагха Коалара, гнорр драный!»

Впрочем, Эгин не был бы Эгином, если бы не понимал, что лично гнорр тут совершенно не при чем, а всему виной его собственный Пестрый Путь.

Это помещение явно использовалось по прямому назначению. Здесь было горячо, сухо и пахло незатейливыми дарами угодий барона Вэль-Виры.

На деревянных рамах висели ломти говядины, медвежатины, оленины. Судя по виду мяса, его заготовили на прошлой неделе, скорее всего в предвидении длительной осады замка. Но «молнии Аюта» решили все проблемы за один день, а потому припасы не успели ни уничтожить, ни забрать с собой.

Эгин ушел в бок, за одну из стоек с мясом, и только благодаря этому избег встречи с метательным ножом. Защитные свойства шардевкатранового нагрудника вызывали сомнения: кожа пошла зелеными пятнами и смердела преотвратно.

Бросившись ничком на пол – так, чтобы просматривалось все загроможденное поверху помещение, – Эгин метнул оба «жабьих уха», целясь в ноги ближайшего офицера.

Противник упал. Отлично!

Еще одного запаниковавшего офицера, который бросился к выходу, чтобы проорать тревогу на весь замок, Эгин достал в не защищенную полукирасой спину.

Последний противник метнул в него факел-эбенори, от которого – Эгина ошпарил ужас – его шардевкатрановый нагрудник занялся, будто славно промасленная бумага. Эгин не совладал с собой и заорал.

При этом щупальца, составляющие бугорки на поверхности шардевкатрановой кожи, все разом пришли в ожесточенное движение; со стороны казалось, что сюда, на Фальм, занесло ветрами Гулкой Пустоты огненную человекоактинию из подводных чертогов Шилола.

Перепуганный этим зрелищем офицер – это был совсем еще мальчик, не офицер вовсе, а молокосос с Высших Циклов – заорал еще громче. Ужас его был тем больше, что всяк сопляк с Высших Циклов знает: пламя эбенори холодно для обычных субстанций. Коль скоро произошло воспламенение – значит, ты повстречал нечто матерое, истое, да вдобавок – диковинное, ибо почти все измененные вещи к пламени эбенори не чутки так же, как и обычные субстанции.

Впечатлительность недоофицера спасла Эгину жизнь, потому что полуторный меч в руках этого мальца не оставлял ему никаких надежд, пока тот срывал с себя куски шкворчащей дряни, рвущей плоть взбесившимися щупальцами и жгущей ее ярким пламенем.

Походя оглушив раненого в ноги офицера ударом рукояти «облачного» клинка, Эгин подошел к перепуганному молокососу, отлично проведенной «метлой ветров» выбил меч из его рук и ударил лбом в подбородок. «Сломанная челюсть стоит жизни. А впредь будет знать, как в живого человека факел-эбенори тыкать.»

У Эгина болело все, что может болеть. Даже желудок разнылся от чересполосицы напряженного ожидания и страха. Звуковая магия и Раздавленное Время выпили его силу, оставив на самом донце его телесного сосуда несколько капель, без которых он не смог бы даже дышать.

И если бы в следующем помещении Эгин не увидел то, ради чего он пришел сюда, то, наверное, уснул бы прямо на ходу. Залитые светом эбенори перед Эгином расстилались цепи и гряды холмов огнетворительного зелья.

Это поле показалось ему бескрайним. Ают исправно выполнил в свое время статьи соглашения об аренде Медового Берега и поставил боевых припасов на десять лет вперед. Несмотря на расточительное использование во время урталаргисской бойни и штурма Гинсавера, их еще оставалось достаточно. Вполне достаточно для того, чтобы смешать с землей не две, а двадцать баронских дружин.