Непримкнувший - Дмитрий Шепилов

Ко времени выхода Хрущева на большую арену общественной жизни (1953 г.) Советский Союз превратился в могучую мировую индустриально-аграрную державу. Всем ходом исторического развития доказаны были неоспоримые превосходства социалистической системы над капиталистической.

К 1953 г. национальный доход в сопоставимых ценах к уровню 1913 г. составлял: в СССР — 1367 процентов, в США — 295 процентов, в Англии — 171 процент, во Франции — 145 процентов.

В области промышленности Советский Союз двигался вперед стремительными темпами: за 11 довоенных лет (1930—1940) и 11 послевоенных лет (1947—1957), т.е. за 22 года (до начала ломки всего аппарата управления промышленностью по проектам Хрущева) среднегодовой темп прироста промышленной продукции в СССР составил 16,2 процента, в США за те же годы — 2,9 процента, в Англии — 3,3 процента, во Франции 2,6 процента. По своей промышленной мощи СССР в исторически кратчайшие сроки передвинулся с пятого (в 1913 г.) на второе место в мире и с четвертого на первое место в Европе. Эти преимущества Страны Советов делали научно обоснованной убежденность коммунистической партии, всех нас, что СССР решит основную экономическую задачу и по своей экономической мощи выйдет на первое место в мире.

Вместо океана раздробленных, частнособственнических отсталых крестьянских хозяйств создан был невиданный в истории строй самого крупного в мире механизированного сельского хозяйства: 4857 совхозов, 9000 машинно-тракторных станций и 93300 колхозов. Возрастала валовая и товарная стоимость продукции сельского хозяйства. Село в корне меняло свой облик, становилось всё более благоустроенным и культурным.

Партия проводила в стране глубочайшую культурную революцию. Все нации и народности, все слои общества всё полнее приобщались к растущим богатствам духовной культуры.

Конечно, и в промышленности и особенно в сельском хозяйстве было много больших нерешенных задач. А именно — недостаточно использовались такие могучие стимулы роста общественного производства, как материальная заинтересованность каждого предприятия и каждого работника. Недостаточно использовались такие категории и инструменты умножения общественного богатства, связанные с действием закона стоимости, как хозрасчет, рентабельность, цена, прибыль и т.д. Отсюда — серьезное отставание СССР по производительности труда по сравнению с самыми развитыми капиталистическими странами, нехватка товаров народного потребления, низкое качество многих товаров и т.д.

Но при всех этих недостатках за треть века сложилась могучая социалистическая система народного хозяйства, базирующаяся на общественной собственности на средства производства. В отличие от стихийного характера капиталистического хозяйства экономика советской страны подчинялась действию законов планомерного, пропорционального развития народного хозяйства, законов расширенного социалистического воспроизводства.

Конечно, волюнтаристское попрание экономических законов может причинить (и действительно причинило) величайший вред народному хозяйству, но оно не могло изменить природу социалистического способа производства. Ценой дополнительных издержек и жертв, но объективные законы рано или поздно должны пробить себе дорогу, преодолеть субъективистские извращения и восстановить нарушенное равновесие.

Я говорил выше, что объективно Сталин сделал всё от него зависящее, чтобы расшатать ленинские основы партийности, парализовать партию как жизнедеятельный союз революционных борцов-единомышленников и сохранить за ней единственную функцию: покорно выполнять все предначертания великого вождя, прославлять его непогрешимость и гениальность.

Но слишком глубоки были корни большевистской партии в недрах народа, слишком сильны её великие ленинские традиции, чтобы эта разрушительная работа могла быть доведена Сталиным до конца.

Это факт, что всемирно-историческая победа советского народа в Отечественной войне 1941—1945, фантастически быстрое восстановление разрушенного войной народного хозяйства и триумфальное движение вперед на путях социалистического строительства возвеличили коммунистическую партию. Авторитет партии в массах, в мировом коммунистическом движении, на мировой арене вообще в послевоенный период достигли апогея.

Это ставило известные границы хрущевскому огульному шельмованию всего прошлого и предъявляло определенные требования к «реформаторской деятельности» Хрущева: для своего общественного признания она должна была, во всяком случае, дать не меньшие и не худшие плоды, чем реформаторская деятельность Сталина: ты недоволен, ты гневаешься, ты клеймишь прошлое, ты втаптываешь в грязь Сталина — ну, что ж, покажи, на что ты сам способен.

И показать это нужно было не на словах, а на деле. Векселя рано или поздно нужно оплачивать.

Как и с чего начиналась реформаторская деятельность Хрущева?

Я уже упоминал, что в течение сравнительно долгого периода времени Хрущев не вмешивался в вопросы внешней политики и не высказывался по ним. Он признавал абсолютный приоритет в этой сфере В.М. Молотова и испытывал даже чувство своеобразного почтительного страха перед сложностью международных проблем. Помню; что в одной из бесед со мной, относящихся к этому периоду, Хрущев говорил:

— Удивляюсь я на Вячеслава. Какую голову надо иметь. Ведь весь мир надо в голове держать. Это хорошо, что он у нас на этом деле сидит. Надежно. Он не сплошает. И осторожный. А тут и нельзя с бухты-барахты. Да, Вячеслав — голова…

Но дело в том, что в течение сравнительно длительного периода Хрущев не подвергал ревизии ничего из сделанного при Сталине и в других сферах хозяйственной, государственной и партийной работы, кроме сельского хозяйства. Всё сделанное при Сталине он считал правильным, разумным, необходимым. Во . всяком случае в эту пору мы не слышали с его стороны критических замечаний в адрес Сталина, его политики и практических дел. Наоборот. Он всячески подчеркивал величие Сталина, мудрость Сталина, «порядок» при Сталине. И когда кто-нибудь в своем рвении заполучить расположение нового претендента в вожди льстил Хрущеву, противопоставляя его «добросердечность» «злому Сталину», Хрущев, с присущей ему необузданностью, восклицал:

— Вот вздумали: Сталин — Хрущев… Да Хрущев говна Сталина не стоит!

Ему, видимо, так понравились эта образность и такая степень самокритичности, что он несколько раз повторял эту фразу и в личных беседах, и на различных официальных заседаниях.

Почти до XX съезда партии по части критики прошлого и руководящих лиц, связанных с этим прошлым, Хрущев вел себя в общем сдержанно. Он закреплял свое новое положение и для закрепления его хотел многим нравиться. Он был доброжелателен ко всем членам руководящего ядра на заседаниях Президиума и Секретариата ЦК. Не допускал никаких резкостей и личных выпадов, предоставлял каждому широкую инициативу в своей сфере: