Невозвращенцы - Михаил Черных

Остановил скорую расправу выскочивший мужик, в чуть более дорогом доспехе, чем у остальных легионеров. Судя по темпу речи и гримасам при этом, он злостно обматерил желающего самосуда и отправил его подальше, а ропот, поднявшийся было, он остудил несколькими словами. Досталось и «виновникам». Офицер подошел к связанным и пару раз пнул их, и, соблюдя таким образом высшее равновесие и порадовав легионеров, он опять скрылся в палатке.

Еще один день в плену прошел без изменений, а на третий день началось шевеление. Судя по тому, что ни Ярослав, ни Максим в плен не попали, а так же по суматошным сборам легионеров, пленники поняли, что халява у римлян кончилась. Вскоре весь отряд собрался и скорым маршем, с очень редкими привалами и короткими ночевками, отправился обратно на запад по уже пройденному пути. Руки никто солдатам не связывал, зато нагрузили их как вьючных лошадей, поэтому идти было очень тяжело. Соблюдать темп пришлось и пленникам: ради них никто задерживаться не собирался, а когда они без падали, их подымали с земли самым действенным способом — пинками и уколами кончиками мечей. «Лучше бы нас просто прикончили», — думал Александр.

Однако к концу пятого дня такого бега после очередного падения пленники не смогли встать. Даже тычки в уже окровавленные спины не помогали, и начальство решило сделать остановку. Они встали на той самой стоянке, где когда-то убегающие от преследования потеряли Олега. Судя по тому, что легионеры стали раскладывать палатки, стоянка обещала быть долгой. К чуть переведшим дух солдатам подошел легионер и бросил под ноги маленький бронзовый топорик. Охранник жестами показал, что нужно рубить дрова, за это пленников покормят. Если дров не будет — не будет и кормежки, а чтобы у них не возникало никаких глупых идей про побег, легионер легким движением кисти метнул лежавший в руке нож в дерево, отстоявшее от него метров на двадцать.

Мыслей не возникло, как и не возникло сил к побегу, и, матерясь от боли, пленники отправились рубить дрова. Дрова под присмотром легионера они рубили до самого вечера, что гарантировано защитило римлян от возможных с их стороны проблем — сил не было даже на то, чтобы поесть. Кое-как влив в себя по плошке похлебки, которую им от щедрот отвалили легионеры, Александр и Игорь попытались забыться тяжелым сном. Но не тут то было — сначала им связали руки и ноги веревками, но не сильно, потом Игоря оттащили на допрос в центр лагеря…

В середине ночи Александр проснулся от осторожного прикосновения. Над ним кто-то навис.

— Тихо, — прошептал этот человек.

— Олег? — чуть не закричал Александр.

— Да тихо ты. Разбудишь всех… Руки освобождай, — Олег потрогал рукой связывающие Александра плети, — и тихонько иди к реке. Если меня не будет через пару минут, зайди в воду и иди вниз по течению, сколько сможешь. Там встретимся.

— Олег, Игорь…

— Я знаю. Попробую его вытащить…

Александр стал пытаться стянуть с рук путы, что смог сделать неожиданно легко: веревка была мокрой на столько, что просто расползалась. «Странно… Росы вроде не было, а как вымоченная… Да и вообще — это сколько веревке нужно было бы лежать в воде, чтобы так сгнить???» — с удивлением подумал он. Уже через минуты две усиленной возни пленник смог вытянуть из связывающих за спиной пут правую руку. С путами на ногах дело пошло еще быстрее и вскоре Александр осторожно пополз от освещенной светом костра вытоптанной полянки в лес. На опушке леса он споткнулся о тело часового, который с гримасой ужаса и распахнутым в немом крике ртом, сидел одетый в полный римский доспех, привалившись спиной к дереву. Это только прибавило беглецу прыти, и, вскоре, он уже был у воды. Решив не дожидаться Олега, Александр медленно побрел по воде. Как по заказу зашумел листьями ветерок, заиграла в реке рыба, и этот шум и плеск скрыл все звуки, издаваемые Александром. К концу ночи он смог удалиться по реке километров на десять от римского лагеря, где совершенно обессилевший выполз на берег.

— Не волнуйся. Тебя не будут искать, — раздался голос Олега.

Александр от испуга подпрыгнул на месте. Как смог Олег подкрасться так незаметно и неслышно?

— Олег! Спасибо тебе! Как я рад тебя видеть! Что с Игорем? Где ты был? — затараторил от избытка чувств Александр и поднявшись, хотел обнять своего спасителя.

— Не подходи!

— Что?

— Не подходи ко мне, — отодвинулся Олег.

— Н почему? Ты ранен? Болен?

— Можно и так сказать….

— Я может чем могу помочь?

— Можешь, но не надо…

— Да е…… что случилось то? Что за загадки? — сел на траву Александр. — Объясни наконец.

— Хм… Ты ничего не замечаешь?

— А что я должен заметить? Человек как человек. Две ноги, две руки, голова…

— Человек… — грустно прошептал Олег.

— Ой б…! — сидя отшатнулся Александр, да так, что упал на траву.

До солдата наконец-то дошло то, о чем он не мог так долго сообразить. Мысль о какой-то неправильности стучалась в мозг, но Олег выглядит так обычно… У Олега же не было одной руки, а сейчас обе руки присутствовали на месте!

— Эт-т-то как?

— А это? — Олег равнодушно взмахнул руками. — Вот так. Просто.

И Олег рассказал.

«И как мне теперь жить? Я теперь безрукий, калека, инвалид, урод!» — раздумывал, сидя на берегу реки искалеченный в стычке солдат. И если в суматохе отступления эти мысли не очень сильно досаждали, на них просто не было времени, то сейчас они с удвоенной силой накинулись на инвалида. «Что делать? Кому я нужен? Тех же ребят задерживаю только. Лучше мне было вообще не рождаться… Или умереть… Сейчас… Работать не могу, девушкам такой не нужен я…»

— Здрав будь, суженный мой, — прервал его тяжелые мысли женский голос.

Олег вздрогнул от испуга, поднял голову и с удивлением увидел свою давнюю знакомку, Плотву. Также, как и в первую их встречу она сидела на соседнем камне и выжимала свои роскошные светлые волосы.

— Как ты сюда попала?

— Тебя догоняла. Уж горазд же ты бегать…

— И зачем?

— Люб ты мне, суженный мой. Как увидела тебя, защемило сердечко, жить без тебя не могу. Возьмешь ли в жены свои меня?…

— Да какой замуж? Ты не видишь, дура, руку мне отрубили, кому я нужен?! — перебил ее Олег, но та все так же продолжала.

— … У дедушки испросим дозволения. Он дозволит — я у него любимица. Он даже обещал речку нам на житье отдать, ту, в которой мы повстречались…

— И что я там делать буду?

— … Речка та хорошая — и воды быстрой и чистой много, и омутов глубоких, да и без хозяина пока…

— Не умею я рыбу ловить!

— А зачем ее ловить? Ее пасти надо! — удивилась Плотва на столько, что даже рассказ о своих мечтах прервала. — Ой! Кто же тебя так поранил? — наконец заметила она увечье.

— А! Заметила? Ну что посмотрела? Ну и проваливай теперь… — отвернулся от нее Олег, чтобы не увидела она его влажных глаз.

— Ну это не беда, дедушку я умолю, приделает он тебе руку.

— Деревянную? Металлическую?… Не думаю, что вы можете сделать протез лучше нас…

— Зачем деревянную? Она же в воде разбухнет и сгниет… Да и железо тоже ржей рассыпиться… Обычную…

— Что? — вскочил на камне Олег, — Вы можете прирастить мне руку?

— Да разве это сложно? Это живое к мертвому не пристанет, а мертвое к мертвому…

— А причем тут мертвое? — не понял Олег.

— Так возьмешь меня? — перебила его Плотва.

— Э…

— Да ты и так мой уже! — воскликнула Плотва.

— То есть?

— А не ты ли со мной беседы разводил? Не ты ли простоволосой меня видел? И не ты ли гребешок мне узорчатый подарил?

— Да ну и что тут такого? Ну говорил. Ну видел. А гребешок ведь просто подал тебе — он же вой был.

— А не был он моим! Я тебя обманула. Так что — дарил. И теперь изволь! Бери меня в жены!

— Да ты что? С дуба рухнула? Из-за какого-то гребешка жениться?! С ума сошла?

— А как помощь принять, это ты горазд? Если бы я твой плот тогда не подтолкнула, и ты, и дружки твои утопли тогда…

— Это когда такое было?

— А когда вы от лихоимцев бежали.

— А… Ну спасибо тогда…

Настроение Плотвы опять резко изменилось. Если еще секунду назад она яростно обличала Олега, как неверного мужа, то теперь она вся сжалась на камне и из ее глаз закапали слезы.

— Ну ты это… Не плачь, — смутился Олег.

— А ты возьмешь меня? В жены? — сквозь слезы, вся укутанная в свои светлые волосы, спросила Плотва.

— Ну…

— Возьми! — опять вспыхнула страстью Плотва и вскочила. — Разве я не красива? Разве не туги у меня косы цвета спелой пшеницы? — и провела руками по своим волосам. — Разве не прекрасно тело мое, белое как молоко? — с этими словами она скинула с себя свою длинную рубаху, оставшись укрытой только своими долинными волосами. — Гляди на меня.