Одиночество в сети. Возвращение к началу - Януш Вишневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда аплодисменты стихли, хостесс проводила куратора к импровизированному столу и, поклонившись кавалеру, отпустила его руку. В тот момент Алекс начал презентацию «нашей команды, лучших специалистов своего дела, которые своими знаниями, мастерством, трудолюбием и кропотливой работой вернут былое великолепие этому замечательному зданию, в котором мы сейчас находимся». Она даже не подозревала, что банкир Алекс способен на такое красноречие – без пустословия, зато со вкусом и юмором.
Каждого представляли по имени и фамилии. Сначала он вызвал шесть женщин, а потом шесть мужчин, рассказал двенадцать разных биографий. В каждой из этих историй были и восхищение, и благодарность, но без лести и без вычурных комплиментов. Каждый раз с крупицей иронии.
Она испытала своего рода восторг, когда, стоя перед всеми, в какой-то момент услышала: «Надя – дочь трагически погибшего польского архитектора, оставившего после себя в Гамбурге десяток проектов, которые изучают в институтах, в том числе и в Политехническом университете в Швейцарии. Может быть, именно поэтому Надя так внимательно смотрит на камни и так нежно прикасается к ним…»
Восемь человек приехали в Мюнхен из Польши. Только она была из Познани, остальные из Торуни, Вроцлава и Гданьска. Помимо поляков, в команде были полненькая, в очках, Мелания из Любека, Анника, худенькая блондинка из Таллина, настоящий мачо Карлос из Барселоны и кудрявая Зорая из Боготы. Зораю вел черный лабрадор – собака-поводырь. Они знали, что в их команде будет студентка из Колумбии, которой Алекс учредил стипендию, а о том, что она слепая, не имели понятия.
Алекс закончил презентацию, спрыгнул с мешков цемента на пол, и, обнимая Карину, помог ей спуститься с поддона. Та быстро подошла к стоящей в стороне молчаливой группке молодых мужчин в слишком больших синих костюмах и вывела их на середину зала. Она стояла с микрофоном в руке и поочередно говорила на английском и немецком языках:
– В прошлом году я хорошо потрудилась. Мне удалось установить, что в университетах и политехнических институтах одного только Мюнхена работает восемнадцать профессоров из Сирии, в основном специалистов по точным наукам. Более ста двадцати врачей из Сирии заняты в мюнхенских больницах, клиниках и частных медицинских кабинетах. В начальных школах и гимназиях работают двести двадцать сирийских учителей. Математиков, физиков, химиков, биологов, но также историков и богословов. Восемь архитектурных бюро в Мюнхене принадлежат гражданам Сирии. Но мне не удалось найти ни одной сирийки, ни одного сирийца, из живущих в Мюнхене, кто был бы специалистом по реновации памятников. Поэтому год назад компания моего мужа Александра и моя решила это изменить и начать обучать реставраторов, которые сегодня являются беженцами, но через какое-то время, возможно, вернутся в свой родной Алеппо и будут спасать то, что можно еще спасти. Я рада сообщить вам, – сказала она, – что к нашей команде сегодня присоединились пять молодых коллег из Сирии, которых я хотела бы сердечно поприветствовать.
Она по очереди называла имена и фамилии. Каждый названный мужчина выходил из группы и кивком головы приветствовал собравшихся.
– Наши сирийские коллеги начали работать над этим проектом задолго до вас всех. Разве что за исключением Нади Погребны, которая по другим причинам работала над ним так же долго, как и мы. Для сирийских коллег этот проект начался уже год назад, когда они поступили на курсы немецкого в известном Институте Гете, здесь, в Мюнхене. Наша компания финансировала этот курс в полном объеме. После года все говорят свободно по-немецки, а Камаль говорит даже лучше, чем мой муж. Но это не так трудно, потому что, как вы знаете, Алекс – швейцарец…
В зале раздался громкий смех и аплодисменты. Когда наступила тишина, Карина продолжила:
– Но работать с нами они будут уже с сегодняшнего дня. Они начнут с самых простых заданий, так же, как я и вы. Будут носить мешки с цементом, воду в ведрах, возводить леса. А теперь приглашаем всех к уже построенным лесам, – воскликнула она, указывая рукой в сторону официанта в смокинге.
Карина осталась в центре зала с сирийцами, что-то им объясняя. Она жестикулировала, улыбалась, в какой-то момент нежно потрепала каждого по щеке. Вскоре рядом с ней появился Алекс. Он поцеловал ее в лоб и крепко обнял.
Глядя на них, Надя вспомнила их первую встречу.
Это было в приюте в Кигали. Чернокожая няня проводила ее в душную палату на первом этаже. С бетонного потолка свисали деревянные вентиляторы. На каменном полу, покрытом зелеными военными карематами, сидела белокожая женщина. Спиной к ней сидел белокожий мужчина со светлыми растрепанными волосами. К шее мужчины по обе стороны его головы прилипли два маленьких улыбающихся негритенка. Женщина читала вслух книгу, вокруг нее собралась кучка детей. Когда она подошла к паре, мужчина спросил по-английски, не Надя ли ее зовут и не хочет ли она выпить лимонада. Впрочем, слово лимонад о сказал не по-английски, а по-польски: «Lemoniada?». Все дети как по команде воскликнули хором: да! Они кричали не на своем языке, киньяруанда, а на польском. Она помнит это как сегодня.
Все именно так и было. Она помнит прорезанные тонкими красными жилками большие белки глаз этих детей. Она также помнит уставленные в нее темно-коричневые зрачки. Этого оглушительного крика радости и польского «да» тоже никогда не забудет.
Не случайно Алекс предложил лимонад. Для тех малышей самая обычная вода с сахаром и лимоном была настоящей роскошью, пожалуй, первой, какую они увидели в своей жизни. И вдруг входит какая-то uwo mukobwa[28] с волосами странного цвета спелых колосьев пшеницы, и первое, что они слышат при ее появлении, – это волшебное слово. Алекс лучше придумать не мог. Она сразу стала в приюте в Кигали – совсем невольно – той uwo mukobwa, которая приносит радость. И когда я смотрела на нее и на него, а они стояли, обнявшись, общаясь с этими ребятами из Алеппо, то подумала, что Карина и Алекс и по сей
