Трофейная жена для лорда-дракона (СИ) - Олеся Рияко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тамила раскрылась. Из забитой тихой девочки превратилась в весёлую и открытую хохотушку, которую, несмотря на все проказы обожали слуги. И Эвлин… потому что вместе с открытостью набирала силу и её невероятная, нежная красота.
Румо до зубовного скрежета раздражало то, каким вдруг добрым и покладистым он стал с девчонкой, которую совсем недавно предлагал если не придушить в постели, то унизить. А когда Тамиле исполнилось шестнадцать, стал к тому же ухаживать за ней и писать любовные стихи самого нелепого содержания и прятать их в местах, где только она могла их найти.
“Моя любовь к тебе, как речка,
Всегда течёт, не замерзает,
Моя любовь к тебе, как солнце,
Лучами греет, обнимает!”
Или
“Роза — для сада,
Солнце — для дня,
Месяц — для ночи,
А ты — для меня!”
Румо почти буквально тошнило розовыми лепестками каждый раз, когда ему удавалось находить их вперёд Тамилы. Разумеется, он делал это только для того, чтобы они не достались ей. Сжигать потуги старшего брата в любовной поэзии ему было приятно. Очень приятно! Это хоть немного утоляло его раздражение от воодушевлённого лепета Тамилы, с таким детским восторгом терявшейся в догадках, кто же это пишет ей все эти стихи.
Потому, должно быть, увидев однажды Румо, старательно выводившего что-то на бумаге, спрятавшись ото всех в самом дальнем углу зимнего сада, она сочла хорошей идеей подкрасться к нему и вырвать из его рук исписанный убористым почерком лист.
— Отдай сейчас же! — рявкнул он на неё, потянувшись за листком, но Тамила, игриво хохоча, развернулась вокруг своей оси, не дав ему поймать себя за руку.
— Нет-нет! Дай посмотреть… что у тебя там?
— Не твоё дело! — взревел Румо, толкнув её, чтобы не дать разглядеть ни строчки.
— Эй! Это было грубо…
— Отдай, сказал! — прорычал юноша, дёрнув на себя бумагу так, что в руках у Тамилы остался лишь маленький кусочек с обрывком фразы.
– “Прости меня, Тамила…” — С улыбкой зачитала его девушка и тут же сникла, растеряв всю прежнюю весёлость. — Простить за что?
— Тебе показалось, там не это написано. — буркнул себе под нос Румо, с раздражением запихивая в свой кожаный портфель оставшуюся бумагу, перья и чернила.
— Но как же? Вот, держи.
Она протянула ему оставшийся у неё обрывок и юноша вырвал его из её руки с особой злостью.
— Я сказал, тебе показалось!
— Ладно… — растерянно пролепетала она, вдруг густо покраснев. — Я только хотела сказать тебе… хотела сказать, что это ничего, если ты пишешь все эти письма.
Румо поднял на неё испуганный взгляд. О каких таких письмах она говорит? Ведь не может же она знать…
— Я о стихах. — Развеяла она вмиг все его тревоги, но в то же время подняла из недр души целую бурю гнева. — Они… милые. Но я должна сказать тебе, что ты должен перестать их мне писать.
Румо нахмурился и поджал губы, но решил не давать волю своему возмущению её подозрениям в том, что те незамысловатые слащавые четверостишия — его рук дело.
— Я давно знаю, что нравлюсь тебе. Очень сложно не заметить то, как ты смотришь на меня, когда думаешь, что я не вижу…
Теперь пришла очередь Румо краснеть, что было ему совершенно не к лицу, в отличие от Тамилы, во многом из-за огромного количества прыщей, покрывших его лицо с началом взросления.
— Что ты несёшь? Придумала себе что-то и…
— Не надо, грубость тебя не красит. — Сказала она строго, почему-то заставив его замолчать.
Румо смотрел на неё прямо, не отводя взгляда, наверно впервые за долгое время. С некоторых пор он отчего-то даже заговорить с ней не решался, хотя и раньше, не сказать, что после инцидента с панно из бабочек у них были хоть сколько-нибудь долгие беседы. Но сейчас что-то такое было в её взгляде такое, что заставило его остаться и послушать, что она скажет, вместо того чтобы тут же уйти, как он и планировал.
Тамила прошлась от одного розового куста к другому, словно для того, чтобы незаметно сократить расстояние между ними, и снова обернулась к Румо, уверенно поймав его взгляд.
— Я очень тронута твоим вниманием Румо. Те стихи были чудесными. Но я должна сказать тебе… что мы никогда не сможем быть вместе, потому что я обещана другому.
— С чего ты это взяла… — скривился юноша, поздно опомнившись, что эти слова выдают его истинное отношение к ней с головой.
— Я слышала разговор леди Ирмы с лордом Маркусом. Они обсуждали мое приданое к свадьбе с Эвлином.
— Тебе только шестнадцать! — сам от себя того не ожидая громко и с возмущением воскликнул Румо.
— Пока да. Но как только исполнится восемнадцать, я стану женой твоего брата.
— И ты… хочешь этого? — хрипло спросил он.
— Не имеет значения, чего я хочу. — Удивительно серьёзно ответила Тамила. — Я должна. У каждого из нас есть долги и обязанности. Если мы будем отказываться от них, то что мы будем за люди? В сущности, только звери делают то, чего хотят.
Юноша недовольно скривил губы.
— Короли и королевы делает то, чего хотят.
Тамила вздохнула и опустила взгляд на свои руки. Задумчиво огладив пальцем тонкое золотое колечко с маленьким сапфиром, которое Эвлин подарил ей на минувший день рождения, она спокойно ответила.
— Ты ошибаешься. Они в первую очередь должны делать то, что велит им их долг. Потому что от всех их деяний зависят тысячи жизней, а не только их собственные. Если бы я была королевой, то совершенно точно никогда бы не поставила нужды моего народа выше, чем свои собственные.
— Какая же ты глупая. — Презрительно фыркнул Румо, не сводя с неё тяжёлого взгляда.
До чего же сильно ему в тот момент захотелось залезть рукой в свой портфель и достать одно из тех недописанных писем матери. Чтобы сунуть его в руки этой наивной дурочке и посмотреть, как вспыхнут в ней злость и отвращение ко всей его семье, которые погребут под руинами все их планы на свадьбу Тамилы и Эвлина. Как знать, может, если именно он, Румо, откроет ей правду, она станет смотреть на него иначе, чем с жалостью и, возможно, наградит, наконец, своим вниманием?
— Если твои родители хотят, чтобы я вышла за Эвлина, я выйду за него. — Решительно сказала девушка. —
