Встреча с пришельцем (сборник) - Юрий Прокопенко

— Тогда, может быть, — обрадовался я, — поставим под названием в скобках «фантастический рассказ»?

— Фантастика — не наш профиль, — сухо сказал редактор.

— Давайте уберем колготки, — пошел я на уступки.

— Думаете, это поможет?

— И гастроном можно выкинуть. В конце концов, Степан Петрович не поскупился и решил купить томатную пасту в кооперативном магазине.

— М-да, — чмокнул губами невольно редактор.

— Ладно, давайте выкинем и базар, — махнул я рукой. — Продукты были заготовлены с вечера. Жена накануне купила. Ничего необычного в этом нет.

— Конечно, нет, — кивнул редактор. — И приготовить завтрак для жены теоретически можно. Но практически… Перед работой у мужа столько дел: и зарядку надо сделать, и газеты просмотреть…

— А что, если Степан Петрович будет готовить завтрак не каждый день? — предложил я. — Скажем, один раз случайно проснулся в шесть, даже позднее — без четверти семь — и решил приготовить завтрак.

— И опоздал на работу?

— Нет. Это был выходной день, суббота или воскресенье.

— Ну, в это еще можно поверить, — поморщился редактор. — Но с другой стороны… Вы, например, хоть раз готовили завтрак жене? Даже в выходной?

— Никогда!

— То-то же. А что же вы на других напраслину возводите?

— А что, если в рассказе Степан Петрович будет поваром? Герой любил возиться у плиты и поэтому как-то в субботу или воскресенье приготовил завтрак жене.

— Вы не психолог! — пристыдил меня редактор. — Вот ваша профессия — писать. Могли бы вы ни с того ни с сего что-то написать жене?

Я молча взял со стола рукопись и направился к двери. Но вдруг меня осенило.

— А может быть, Степан Петрович приготовил завтрак своей жене в честь Восьмого марта? — торжественно воскликнул я.

Редактор снял очки и внимательно посмотрел на меня.

— Хорошо. Даже прекрасно! — улыбнулся он. — Вот видите, маленькая деталь, а какую нагрузку несет! Сразу все стало на свое место…

Ответственная роль

На роль официанта было Много претендентов. Я очень старался. И режиссер остановился на мне.

— Поработаешь с месяц в ресторане, — похлопал он меня по плечу, — приобретешь профессиональные навыки и, верю, хорошо сыграешь эту ответственную роль.

Я устроился учеником официанта в тот самый ресторан, куда посоветовал режиссер. Через неделю научился жонглировать подносами, манипулировать салфетками, оперировать цифрами. И когда однажды мне выпала честь обслуживать самого режиссера, я ему показал, что это значит — настоящий сервис.

Режиссер расчувствовался.

— Давно так приятно не ужинал, — сказал он, протягивая мне деньги.

— Что вы, — смутился я, — это такая мелочь. Вы же мой гость…

— Ну, спасибо. — Он спрятал в карман деньги. — Вижу, дела твои хороши. Готовься, скоро съемки.

Я готовился усердно, старательно. Я так органично вошел в образ официанта, что был уверен: во время съемок в лучах «юпитеров» буду чувствовать себя легко, непринужденно.

Спустя несколько дней режиссер снова заглянул в ресторан. На этот раз с друзьями. По их репликам я понял, что они ошеломлены. Такого блистательного обслуживания они, верно, никогда не видели: через минуту стол был сервирован, а через пять минут я подал холодные закуски. Не успели они опорожнить одну бутылку вина, как появилась новая.

Сам режиссер был настолько поражен моей расторопностью, что в следующий раз привел с собой заместителя директора киностудии.

— Ну как? — спросил он его, кивнув в мою, сторону.

— Прекрасно! — прожевывая ромштекс, ответил заместитель директора.

Прошел месяц. За это время, режиссер наведался ко мне дважды: один раз на обед, другой — на ужин. А накануне того дня, когда мне предстояло распрощаться наконец с временной профессией, он заявился в сопровождении ассистента и оператора.

На десерт я подал им шампанское с ананасами. Допивая вторую бутылку, режиссер предупредил:

— Завтра жду в студии.

В студию я не пришел. Не отпустили из ресторана. Директор сказал, что за все те обеды к ужины я задолжал столько, что и двухмесячной зарплаты не хватит.

Режиссер, придя обедать с двумя помрежами и тремя осветителями, удивился:

— Ты еще тут?

— Хочу вас попросить, — зарделся я, — отсрочьте, пожалуйста, не пару месяцев начало съемок. Мне надо еще поработать немного, полнее войти в образ…

— На два месяца? — удивился он. И тут же махнул рукою. — Ладно! Входи! Подождем! А сейчас принеся нам на закуску цыплят табака и пару бутылочек шампанского.

Я мигом выполнил его заказ.

Наполняя фужеры шампанским, режиссер тяжело вздохнул:

— Теперь я начинаю понимать, почему некоторые молодые актеры изменяют искусству и бегут в официанты. Разве на свои актерские гонорары они могли бы вот так щедро угощать друзей?..

Меняю профессию

Когда я работаю, то полностью отключаюсь от всего на свете. Ничего не вижу, кроме бумаги на столе.

Так было и на этот раз — я настолько увлекся повестью, что и не заметил, как досидел до глубокой ночи. Понял, что пора спать, когда в глазах уже начало двоиться. Вместо двух своих рук я видел… четыре. Одна держала ручку, другая сигарету, остальные две листали рукопись.

Вдруг до меня дошло: из четырех рук — две чужие. У меня за спиной кто-то тяжело дышал.

Оглянувшись, я увидел небритого типа, который читал мою рукопись.

— А что дальше? — спросил он пропитым голосом.

— По-моему, дальше некуда, — ответил я и оглядел комнату.

Дверь была сорвана с петель, шкафы пусты. Даже ковер со стены перекочевал в мешок грабителя.

— Я об этом спрашиваю! — ткнул он пальцем в рукопись. — Чем эта история с Машей закончится?

— Пока трудно сказать. Впереди еще три главы…

— А когда ты эти… как там… главы допишешь? — поинтересовался ворюга.

— Одну, наверное, к следующей субботе.

— Смотри, чтоб к субботе было сделано! — Грабитель взял со стола рукопись, бросил на плечи мешок и ушел.

В следующую субботу ровно в полночь он приветствовал меня через форточку:

— Открой, а то стекла повыбиваю!

С первого же взгляда я понял: с ним что-то произошло. Он был побрит, одет в новый костюм, а глаза его поблескивали тем загадочным блеском, который бывает у людей, переживших душевный надлом.

— Забирай свой ковер! — небрежно кинул он сверток на кровать. — И давай главу!

Покорно сложив исписанные листки, я отдал их бандюге. Он жадно схватил, прыгнул на подоконник. Перед тем как исчезнуть, предупредил:

— Смотри, чтоб к следующей субботе еще приготовил!

Можете себе представить, с каким вдохновением работал я над очередной главой. Ведь я воочию видел, как художественное слово перевоспитывает пропащего человека.

За следующей главой он пришел, как и обещал, в субботу. На его белоснежной сорочке изящным узором был завязан модный галстук. Поздоровавшись, он тихим, робким голосом спросил:

— Готова?

На этот раз в обмен на главу он принес мне всю мою верхнюю одежду.

«Как приятно, когда твое произведение на моральную тему так положительно влияет на читателя, — думал я, приступая к заключительной главе повести. — На глазах человек перевоспитывается!»

За последней главой он пришел не ночью, а вечером. Постучал, как приличный человек, в дверь, спросил: можно войти? Теперь он принес остаток моих вещей. Даже что-то из чужих прихватил: чей-то левый ботинок, жилет и шляпу шестьдесят второго размера.

— Завязываю! — сказал грабитель решительно. — С этими делами покончено навсегда!

Взяв последнюю главу, он благодарно похлопал меня по плечу:

— Спасибо за науку. Меняю профессию!

Через несколько месяцев повесть появилась в журнале. Под его фамилией.

Первый рассказ

Во многих записках меня спрашивают, как я начинал свою литературную деятельность. Хорошо. Сейчас расскажу.

Из журнала, в который я послал свой первый рассказ пришел лаконичный ответ: «К сожалению, напечатать не сможем».

Я, естественно, купил конверт» вложил в него второй экземпляр рассказа, написал адрес редакции и опустил в почтовый ящик.

Через месяц — ответ. Снова неутешительный.

Пришлось покупать третий конверт, брать третий экземпляр рассказа.

Не прошло и двух месяцев, как меня постигло повое разочарование.

Я, как и любой автор в подобных случаях, но мог согласиться с тем, что мой рассказ «не отвечает требованиям художественной литературы». И отважился на такой эксперимент. Купил десять конвертов, написал на них адреса десяти редакций, вложил в каждый по экземпляру своего рассказа и отправил.