Последние стражи Аарона - Мира Драгович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Вырастили чужого волчонка, вырастим и медвежонка» приговаривала она. Холоден ко мне оставался лишь будущий король. Я так часто увивался за Морганом, что должно быть, надоел ему. Глупый был. Я жаждал его внимания, как только способны дети, глядя на тех, кто будит в них восхищение. А твой отец… — Эрло замолк, очевидно раздумывая, стоить ли продолжать.
— Говори, прошу! — вскинулся Ивэн, думая, что молчание теперь, когда друг решился на откровенность, станет невыносимым — он собирал чужие воспоминания об отце, как куски разбитой мозаики, и не знал, что за картина предстанет перед ним в самом конце. Ему было всегда мало, кто бы не вел свой рассказ.
— Он всегда был королем, — тихо сказал Эрло с нескрываемой осторожностью во взгляде. — Тогда я не знал, как это бывает, не мог объяснить. Есть люди… Стоит один раз взглянуть и сразу поймешь — вот человек с особенной судьбой! Его стать, его ум, его вздернутый подбородок. Аарон очаровывал всех вокруг, но магом не был, как и я. Вот отчего мне, мелкому мальчишке, он был так интересен, но он оставался неприступен. А потом твои дед и бабка погибли, он стал королем, а Морган — Смотрителем. В ту пору Эстелросом заправлял старший брат леди Эдины, но вскоре умер и он. Власть Аарона крепла, как и он сам. Лорд Ханрик остался единственным членом семьи Мейнард, которому можно было доверить земли Эстероса и управлять ими — великая честь, от коей нельзя было отказаться. Советы Ханрика заставляли Аарона чувствовать себя человеком больше, чем королем магов.
— Но ты… Почему отец отослал прочь тебя?
— Быть может, я забыл, что мне никогда не стать волчонком? Я не знаю. Аарон не счел нужным объясняться со мной, а я был слишком напуган и обижен, чтобы задавать вопросы. Я не спрашивал ни о чем даже Моргана, приехавшего навестить меня. Когда он вернулся в Дагмер с очередным магом, меня не было в замке целую луну.
Эрлоис вдруг поднялся на ноги и потянулся, стараясь напустить на себя безразличие. Ивэн испугался, что он закончит рассказ, но тот продолжил, завязав руки узлом на груди.
— Дураки мелят языками почище мельничных жерновов. Я слышал тех, кто считает твоего деда виновным в гибели Ангеррана. Быть может, Аарон опасался, что я вырасту и пожелаю мести, оттого и не хотел, чтобы кто-то в Дагмере, в особенности его брат, привязывался ко мне.
— Но он оказался неправ, ведь так? — осторожно спросил Ивэн, вставая рядом. Он верил, что сможет заподозрить обман по взгляду Эрлоиса, если вдруг тот вздумает хитрить. Желания мести за все время, что они знали друг друга, он не разглядел, теперь ему важно было не увидеть обиды.
— Твой отец поступил грубо, но мудро, — твердо и порывисто ответил Эрло. — И я принимаю это. Твой дед спас всех, кого только смог. Той войне не было бы конца, если бы не он. И, конечно же, девчонка Аэрин. Откуда только в ней столько смелости? Она заставила мое сердце биться быстрее в день твоей коронации, друг мой! Говорю тебе! Даром что руалийка.
Эрло широко улыбнулся и хлопнул Ивэна по спине, желая прогнать охватившую того серьезность.
— Ха! Это способна сотворить с тобой и любая другая девица, — уколол Роллэн, неловкий в желании сбить с одежды пропитавшую ее росу.
— Напомни мне, молодой король, зачем мы таскаем повсюду этого конопатого зануду? — ловчий наиграно возмущался, но все-таки подставил юноше плечо.
— Затем, что твое сердце разобьется, если станешь слишком часто вспоминать о принцессах, а я смогу его подлатать, — стремительно нашел чем ответить лекарь.
Ивэн был счастлив продолжить путь, ведь в замок надлежало вернуться до рассвета. Вновь бредя позади, он все размышлял о том, какой стойкостью должен был обладать Эрло, чтобы не позволить себе сломаться под гнетом всего, что ему довелось потерять. Должно быть, сам Создатель не разгадал бы, что творилось в его душе. Он говорил об Аароне, как о человеке с особенной судьбой, не ведая, что сам наделен этой печатью.
— Я поговорю с тобой о руалийской принцессе, когда ты завоюешь хотя бы одну из женщин. Лишь тогда я поверю, что ты знаешь, о чем говоришь!
Ивэн помнил хрупкую Аэрин, ее грацию и певучий южный акцент — в день коронации он танцевал с ней раз за разом, рассудив, что того бы хотел Морган, озабоченный осторожностью, проявившейся со стороны гостей к появлению на пиру принцессы. Если он что-то и понял про нее в тот вечер, так это что она привыкла говорить то, что думает, и эта черта была частью ее шарма.
Пожалуй, он хорошо понимал Эрло, но, вне сомнений, знал — это восхищение не имело для него значение, как и не имело ничего общего с чувством, хранимым Ивэном для Анны. Из-за шутки друга он понял, как легко мир может лишиться всех красок и света, что она дарила ему. Он страшился их потерять, и это делало его глупцом. Ее судьбой он мог распоряжаться даже больше, чем той, что принадлежала ему. Что скажет Морган, узнав, что он не видит подле себя иной королевы? Что скажет ее семья? Что скажет Роллэн, когда поймет, как близка его сестра к тому, чтобы стать владычицей Дагмера?
Крыша их дома, места, где они делили соседние покои, виднелась совсем недалеко. Ивэн надеялся, что Анна вернулась с праздника, опередив их и тогда, быть может, он увидит ее хоть на миг.
— Что случится, если ты просто войдешь в дверь дома, где живешь? — попав в город друзья стали вести себя тише, перейдя на громкий шепот, и теперь их разговор едва доносился до ушей Ивэна.
Роллэн много ночей выскальзывал из окон как вор и крался в замок с торбой, набитой травами и порошками, однако Птицелову не следовало о том знать. Ивэн нисколько не сомневался в решении лекаря о повторении хорошо изученного пути. Никому не хотелось тревожить чуткий сон Стейна Локхарта. Но оказавшись у ограды, увитой плотным ковром плюща, Ивэн почувствовал себя не так уверенно, как прежде. Сорвавшись, Роллэн рисковал рухнуть в кусты цветущего дикого шиповника и тогда только колокола с городских башен смогли бы заглушить его вопли.
Эрлоис тяжело вздохнул и первым шагнул к ограде, но Ивэн проворно одернул его, смекнув, что тот не отличался субтильностью их молодого друга — под крепким ловчим черепки крыши могли
