Грешные - Дженнифер Арментроут

Вдохновляющее напутствие, не правда ли?!

После этих слов встреча довольно быстро подошла к концу, и члены Ордена начали расходиться: некоторые уходили мрачнее тучи, другие же наоборот были воодушевлены предстоящим боем. Заправив выбившуюся прядь, я повернулась к Вал.

— Есть планы на вечер? Хотя, не могу ручаться, что ты не пойдёшь по мужикам, — пошутила я.

— Я... думаю, я навещу своих родителей, — тихо сказала Вал, и я подавила нахлынувший всплеск разочарования. Совсем неудивительно, что она хочет провести вечер с родителями, да и я не в праве упрекать ее за это. — Быть может, встретимся позже.

Я кивнула, хоть и понимала, что не стоит на это рассчитывать. Улыбаясь, я заботливо ее обняла. Отчасти я ожидала, что несмотря на всю тяжесть сложившейся ситуации, Вал отшутится о том, как провести свободную ночь, ведь в этом вся Валери, но на удивление она этого не сделала. Когда она вместе с остальными направилась к выходу, я краем глаза заметила, что не я одна провожаю ее взглядом. Задумчивый взор Дэвида последовал за ней. Дилан шел позади нее. Дэвид наблюдал за ними, пока они не скрылись из виду, а затем он посмотрел на меня.

Я пригрозила ему пальцем.

Хмурый взгляд Дэвида помрачнел.

Самое время сваливать. Оглянувшись вокруг и не увидев Рена, я решила, что он уже ушел. Чувство разочарования снова окутало меня, хоть у меня на это не было никаких прав. Может, он хочет найти кого—то, с кем провести вечер. Боже ж ты мой, не нравятся мне эти мысли. Ревность была не зеленоглазым чудовищем, а огнедышащим драконом, когда в моей голове пронесись воспоминания о Рене и сегодняшнем утре: его сильные бедра, окружившие меня в свой плен, и ягодицы напротив моего рта.

Мне нужна помощь.

Может, если переживу среду, запишусь на терапию. Или, по крайней мере, на иглоукалывание, или еще что—нибудь.

Небо стало более пасмурным, когда я вышла из здания и, повернув направо, столкнулась лицом к лицу с Реном.

Я отступила назад. Лицо залила краска, но стоило нашим взглядам встретиться, как я побледнела. Стоять перед Реном — значит испытывать около семи видов неловкости.

— Я ждал тебя. Хотя это и так очевидно.

Полностью потеряв дар речи, я могла лишь глупо пялиться на него сверху вниз. Зеленоглазый огнедышащий дракон требовал, чтобы я спросила, собирается ли он последовать совету Дэвида, но, к счастью, здравый смысл велел дракону заткнуться ко всем чертям.

— Нам нужно поговорить, — сказал Рен, не отводя от меня взгляда.

Собравшись с духом, я твердо заявила:

— Нет, не нужно. Нам ничего не стоит делать вместе, — я заставила себя отвернуться, боясь, что если я останусь и поговорю с ним, то больше не смогу держаться от него подальше. Я бы не смогла уйти, я бы...

Я бы вновь окунулась в водоворот страсти.

— Ты трусиха.

Я замерла, как только эти два слова дошли до меня. Я повернулась к нему лицом. Первая капля дождя упала на тротуар.

— Извини?

Рен вздернул подбородок.

— Ты правильно меня услышала. Неприятно говорить, но это правда.

Злость разрасталась во мне густым туманом. После сегодняшнего утра мне не стоит удивляться колкости его слов. Рен вправе высказать все, что считает необходимым, но это совсем не значит, что я буду молча выслушивать его нападки.

— Как знаешь, дружок. Думай, что хочешь. А я пошла домой.

— Для такой сильной и смелой, я бы никогда не подумал, что ты можешь быть настолько трусливой, когда это действительно важно, — продолжил он. — Я понимаю, тебе сделали больно. А знаешь, что? Мы все потеряли близких, но...

— Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, — огрызнулась я, ткнув пальцем ему в грудь. — Ты даже представить не можешь, что я потеряла.

— Так расскажи мне, Айви. Помоги мне понять.

Я раскрыла рот, но так и не смогла выговорить ни слова. Лишь тишина и глубокий пронизывающий стыд окутывали меня, стоило мне подумать о ночи, которая отобрала у меня всё. Как я могла ему рассказать? Как я могла рассказать хоть кому—нибудь?

Развернувшись, я начала идти прочь.

— Правильно, — выкрикнул Рен. — Просто уходи.

Так я и сделала.

Отдалённый раскат грома вторил моему настроению, когда во вторник вечером я бесцельно бродила по дому. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, а по новостям передали, что сильные штормы продержатся еще несколько дней. Превосходно.

Встав около французских дверей, ведущих на балкон, я наблюдала, как дождь барабанит по деревянному паркету, пока я считала секунды между вспышками молний и раскатами грома. Двадцать секунд. Еще в детстве Адриан приучил меня считать секунды между сполохами молний и громом, чтобы узнать, как далеко гроза. Наверное, не стоит так слепо доверять этому способу, но на сегодняшний день эта привычка стала частью меня.

Но единственное, чему Адриан не научил меня, так это тому, что делать с этими секундами.

Я никогда не знала, что делать с этими секундами.

Как ни странно, когда я прислонилась лбом к холодному стеклу, я не боялась за себя. Страх пробирал меня насквозь, и несмотря на то, что я могла погибнуть завтра ночью, я не в силах изменить свою судьбу. Мы жили со смертью и знали, что она ждет каждого из нас. Нас приучили не бояться неизбежного, но опять—таки, нас не научили тому, как жить, когда близкие люди уходят. Страх, пронизывающий меня до самых костей, был за тех, кто, возможно, не переживет завтрашнюю ночь.

Я боялась за Вал, за Дэвида и Майлза и, конечно же, за Рена.

Я боялась за всех них, но не за себя. А что, если завтрашняя ночь увенчается нашим провалом? При мысли о том, что Врата могут открыться, по спине пробежал тревожный холодок. Человечество даже не догадывалось, насколько оно беспомощно в этом мире, а с приходом Рыцарей положение людей ухудшилось бы еще сильнее. Если им удастся найти Полукровку и та родит от них ребенка, Врата никогда не закроются. Ничто не сможет их остановить, а это означает, что Фейри смогут беспрепятственно забирать людей в свой мир или же в огромных количествах иммигрировать в наш.

За гомоном телевизора я услышала, как дверь в комнату Динь закрылась, и обернулась. Он был на кухне: делал себе горячий шоколад или что—нибудь наподобии. Теперешняя наша жизнь напоминала отношения семейной пары, переживающей трудности развода. Жутко неловко.

Мой взгляд упал на лежащий на деревянном сундучке телефон. Если я и чувствовала что—то кроме страха, так это кисловатый привкус раскаяния. Покинуло бы меня чувство вины, знай я наверняка исход завтрашнего вечера? Нет. Печаль волной захлестнула меня, и, видит Бог, я не хотела прощаться с ним так. Но за свою жизнь я совершила много ошибок, за которые люди платили кровью, и это не изменить. С Реном боль сожаления увеличивалась в сто крат, и вес этой вины был почти удушающим.