Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II - Петр Романов

Новиковский журнал «Трутень» резко критиковал и крепостное право, и дурные нравы при дворе. Уже на этом этапе Новиков умудрился схлестнуться с самой императрицей, которая стояла за другим журналом – «Всякая всячина». Полемика началась с того, что «Трутень» изобличил одну светскую барыню, сначала совершившую в лавке кражу, а затем велевшую избить купца, когда тот, не желая осрамить ее при публике, явился к ней на дом, чтобы уладить дело миром. Обличение очень не понравилось екатерининскому журналу, где заметили, что к слабостям человеческим надо относиться снисходительнее. На это «Трутень» тут же язвительно возразил: странно считать воровство преступлением в тех случаях, когда воруют простолюдины, и только слабостью, когда воруют богатые.

Однако главным детищем Новикова стала, конечно же, типография Московского университета, которую с 1779 года он стал арендовать по предложению куратора университета – поэта и масона Михаила Хераскова. Это был мощный рычаг влияния, и Новиков использовал его в полной мере. Причем желанием издателя было не просто познакомить русского человека с огромным пластом новых знаний, но прежде всего привить ему любовь к чтению.

Поэтому Новиков занимался изданием книг не только для «высоколобых». Как он полагал, «Робинзон Крузо» нужен читателю не меньше греческих философов. Именно его издательская деятельность, по мнению очень многих, создала в России читателя благодаря удивительно широкому по тем временам размаху дела. Пока новиковская типография работала, она издавала 30 процентов книг, которые в то время выходили в России.

Круг изданий огромен и вмещает в себя произведения подчас полярные и несопоставимые друг с другом – от работ знаменитых Отцов Церкви вроде Августина Блаженного и Фомы Кемпийского до комедий Мольера и популярных тогда романов Ричардсона, от Эразма Роттердамского до «Робинзона Крузо» Дефо. Выпустил Новиков даже не очень любимых им Вольтера, Монтескье и Руссо, правда, у Вольтера выбрал только те произведения, где тот воюет против иезуитов.

Отдавая дань европейской мысли, Новиков одновременно очень много сделал, чтобы читатель мог познакомиться и с классикой древнерусской литературы. В предисловии к «Древней российской вифлиофике» Новиков писал:

Полезно знать нравы, обычаи и обряды древних чужеземских народов; но гораздо полезнее иметь сведения о своих прародителях; похвально любить и отдавать справедливость достоинствам иностранных; но стыдно презирать своих соотечественников, а еще паче и гнушаться оными.

Отдавая дань «первому русскому масону», Новиков выпустил в свет известные «Деяния Петра Великого» историка Голикова.

Книга стала главным орудием просвещения для русских каменщиков, с книгой в руках они учились сами, ее же предлагали в помощь другим. Нередко масонов того времени называли мартинистами, то есть последователями Сен-Мартена, чей труд «О заблуждениях и истине», где критикуется система естественного права, действительно оказал на многих русских каменщиков огромное влияние.

Причем если сначала масоны увлеклись теософской составляющей этой книги, то затем стали внимательно изучать именно тот раздел, где речь шла о природе государства и общества. Вывод, который в результате сделали русские масоны, заключался в том, что их главной задачей должно стать исправление нравов российского общества. При этом логика подсказывала, что на этом пути лучшим помощником либо, наоборот, основным тормозом будет государство.

Известная работа масона князя Щербатова «О повреждении нравов в России» без обиняков говорит об ответственности власти за те негативные нравственные перекосы, что возникли в русском обществе.

Масоны и крепостное право. Вместе с государством и сами по себе

Не могли масоны в ходе своих рассуждений обойти и самую больную тогда для русских тему крепостного права.

То, что это зло, признавали все каменщики, но вот как с этим злом бороться, оставалось не вполне ясным. Популярными были разговоры о необходимости смягчения крепостнических порядков.

Семен Гамалея, прославившийся тем, что однажды отказался принять в награду триста душ крепостных (заявив, что, не разобравшись с собственной душой, не может взять на себя ответственность за сотни других), рассуждал, например, так:

Может быть, кто скажет: они родились, чтоб служить. Так, любимые братья, они родились, чтобы тебе служить; а ты для того родился, чтобы им служить.

Прегрешения крепостных, продолжал Гамалея, есть следствие прегрешений их хозяев, и только.

Вместе с тем большинство масонов еще не могло принять идею освобождения крестьян. Причиной этого стало опасение, что общество (как верхи, так и низы) к этому историческому шагу еще не готово. Современники восстания Пугачева находились под впечатлением той неимоверной жестокости, что продемонстрировали и мятежники, и сама власть.

«Мы сами виноваты в дурном характере и воспитании крестьян», – признавал масон Степанов. Он утверждал:

Замаранными руками едва ли можно кого очистить, но должно прежде свои руки вымыть. Едва [крепостной] выходит на свободу, как встречают его или корыстолюбие, или зависть.

Схожие взгляды отстаивал масон Федор Глинка, писавший:

Наши крепостные дворовые люди похожи на канареек; в клетках они зародились; в клетках воспитались; выпустите их на волю (разумеется, без предварительного приуготовления), они не найдут, где и как добыть себе хлеба, и многие пропадут с голоду и холоду.

Получалось, что, прежде чем отпустить на свободу крепостных, предстоит еще немало потрудиться: отмыть «замаранные руки» хозяина и перевоспитать раба – будущего свободного гражданина.

Для этого одной традиционной уже для масонов работы по самосовершенствованию было явно недостаточно. Именно поэтому при Екатерине масоны начинают сначала осторожно, а затем все более смело выходить из подполья. Прежде всего решаются задачи просветительские и благотворительные. Русские вольные каменщики, например, первыми, опережая государство, пытаются создать сеть народного просвещения и медицинских учреждений, главным образом аптек. В 1777 году под покровительством масонов в Петербурге открываются два училища: Святой Екатерины и Святого Александра. Открытие училищ прошло с особой торжественностью и стало важным для России событием, вызвав множество откликов. Таким образом, филантропическая работа начинает постепенно перерастать в общественную деятельность.

В ответ на решение императрицы создать Комиссию о народных училищах Новиков немедленно создает свою собственную во главе с профессором Шварцем. В 1779 году усилиями Шварца при Московском университете основана сначала Педагогическая семинария, затем, в 1782 году, Переводческая семинария, а еще позже Филологическая семинария. Общественная инициатива стремительно обгоняет неповоротливое государство.

Яркой демонстрацией общественного мнения и его влияния стала организованная масонами (снова Новиков) помощь голодающим, когда в 1787 году в зону бедствия попали подмосковные области. На фоне постыдного бездействия властей эта акция стала своего рода пощечиной Ее Императорскому Величеству. Раздражение Екатерины стремительно нарастает: в России может быть только одна известная всему миру просветительница и лишь одна «заботливая матушка императрица».

Параллельно с активизацией общественной работы вольными каменщиками предпринимается попытка радикально решить все российские проблемы сверху – воспитать в масонском духе и нравственных идеалах будущего императора (этим занимался наставник Павла граф Никита Иванович Панин).

Попытка засунуть императорское дитя в «масонский инкубатор» полностью вписывалась в идейную программу русских каменщиков. Если главная задача – исправление нравов общества, то неизбежен разговор о личности самого государя. Как говорилось в одном издании Новикова, государь обязан был быть для подданных образцом поведения – «примером более, нежели словом должно правительствовать». И далее:

Правительствующая особа если будет сама справедлива и расположена ко всякой добродетели, то тем самым подданных своих без всяких увещаний, добровольно ко всякой добродетели и похвале примером своим привлечет. Напротив того, самой той особе, если будет она несправедлива, не будут подражать подданные, хотя бы она и беспрестанные к тому увещания и поощрения употребила; привлекать, правда, их к тому станут слова, но дела сильнее от того отвлекать будут.

Екатерина, с точки зрения русских каменщиков, никак не могла стать примером для своих подданных. Ей припоминали и многочисленных фаворитов, стоивших немалых денег государственной казне, и ужесточение режима крепостного права, и покровительство иезуитам – старым врагам масонов. Эту точку зрения разделяли и их заграничные братья. Когда русские масоны пригласили приехать в Россию своего кумира Сен-Мартена, тот ответил, что не может этого сделать, пока жива императрица, «известная своею безнравственностью».