Отец - Георгий Соловьев

— Только смотри сам не вздумай один опять по этажам карабкаться, — помедлив, сказал Соколов. — Прыть не выказывай зря. — Он еще помедлил, прежде чем уйти. — Жди меня тут.

«Смотри, какой заботник. — Александр Николаевич проводил взглядом быстро и легко уходящего Соколова до угла заводского корпуса. — Вот зять, значит, у меня еще будет».

Побеленный к майскому празднику и еще чистый корпус весело шумел всеми цехами; от кузницы доносилось сотрясающее землю уханье прессов. Низкое солнце обливало стенку корпуса, асфальтовую аллею, деревья буйным потоком золотого нежаркого уже света. Звенела над головой тяжелая налитая листва. Левее ворот стояло с десяток «москвичей» и «побед» — это были личные машины заводских работников. У проходной скучал охранник. По аллее прокатила электрокара; прошли слесари-водопроводчики с мотком проволоки и газовыми ключами. В дальнем конце заводского двора, посвистывая, прокатил паровоз, толкавший два пульмана. Завод жил привычной жизнью.

А в агитпункте продолжался партийный актив. «Сильных людей много на заводе», — подумал Александр Николаевич, немного придя в себя и стараясь хоть мысленно представить себе тот разговор, который продолжался в агитпункте. И тут ему пришла мысль, что завод никогда не ослабевал; он только временами не мог быстро набраться той новой силы, которой требовала от него страна. И все же происходило так, что на заводе неизбежно нарастал прилив новых сил. И этот прилив всегда начинался так же, как он начался сегодня на партактиве.

«Обязательно на партучет в свой цех… Гудилин-то, наверное, Матрену Корчагину поприжмет за критику. А мы не дадим ее в обиду, — думал Александр Николаевич. — На таких-то вот делах и самого Михаила Михайловича помаленьку переиначивать начнем… А Тольян-то верную линию выбрал. Не сожалеть, а гордиться отцу надо. Со своей юной силой парень в завод стремится, пожалуй, хорошо ему на заводе устроиться. Помочь, что ли? В отделе кадров уважат просьбу старика. Чтобы сразу на хорошую работу был поставлен, о какой мечтает… Да не обидеть бы таким-то „блатом“».

За этими мыслями и застали Александра Николаевича Егор Кустов и Сергей Соколов.

— Ну, бой заканчивается, — сказал Кустов. — А ты как, дядя Саша?

— Отсиделся… Неужели опять перерыв?

— Последний. — Соколов присел на скамью. — Директор выступал. Как в воду опущенный. Трудно ему, обессилен, всем видно, да и сам он это понимает. — Соколов был какой-то виноватый и встревоженный. — Может, зря его так-то, дядя Саша? Живой все же человек.

— Закаленный мужик. Выдюжит.

— Где попроще — выдюжит, — уточнил Егор Кустов. Он все еще был в боевом запале.

— Это уж его дело, — ответил Александр Николаевич и спросил у Соколова: — А ты чего не выступил, ты теперь, кажись, на заводе в передовики выходишь со своей бригадой.

— Побоялся, дядя Саша. — Соколов загадочно ухмыльнулся. — Вот что пойми: в бригаде мы постоянно учимся работать культурно, это нужно в нашем массовом производстве. Вот и боюсь: как выйду на трибуну опытом делиться, так и попросят меня и другие трибуны обслуживать. А нам работать надо.

— Не прав ты, — вмешался Кустов. — Опыт затаиваешь.

— Опыт? — спросил Соколов все с той же загадочной ухмылкой. — Когда накопим богатый опыт, не пожалеем. А сейчас мы — как все. Может, труд свой больше других уважаем. Это не опыт, это от души.

— Скромничаешь?

— Нет. А выхваляться не стану. — Соколов лукаво улыбнулся. — Это мне вот старики, которые нынче с дядей Сашей на трибуну вместе выходили, еще раз сегодня строго-настрого наказали.

Александр Николаевич тронул Егора Федоровича за колено.

— Ты вот что, Егор, как думаешь: Гудилин Матрене не спустит? Тут, гляди, дело сугубо партийное.

— Разве мы с тобой позволим? — удивился Егор Федорович. — Ты же теперь у нас будешь опять.

— Да вот все же хочу по Волге. Ну, тянет старого. Так пока я путешествую, ты гляди.

Александр Николаевич помолчал и доверительно закончил, обращаясь к Сергею Соколову:

— А потом есть у меня еще одно семейное дело. Со старшим сыном дело.

— Знаю, — ответил Соколов.

— Так у него порядок, кроме меня со старухой, никто не наведет. Тоже съездить обязательно надо.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

I

Через два дня после заводского партактива вернулись из лагеря дети Поройковых. Александр Николаевич и Варвара Константиновна, наконец собравшись и взяв с собой Алешку, Танечку и Лиду, отправились в плавание вверх по Волге и Каме. Шумливую семейную компанию провожал Анатолий. Он внес большие чемоданы в четырехместную каюту второго класса, и вдруг ему тоже страшно захотелось поехать: «Повезло же Алешке с малышами, — думал он, раскладывая многочисленный багаж по каюте, представившейся ему верхом комфортабельности. — А мне путешествие на таком теплоходе теперь засветит, когда сам заработаю».

Кое-как заселив каюту, все вышли на террасу. Возбужденные новизной впечатлений, дети взапуски побежали по звонкой палубе и сразу затерялись среди пассажиров.

— Ишь, как стреканули. — Варвара Константиновна забеспокоилась и пошла их разыскивать.

— Хлопотно будет матери. — Александр Николаевич взял Анатолия под руку и повел к перилам. — Так, стало быть, в отделе кадров опять ничего нет?

На завод неохотно брали малолетков: им по закону полагался шестичасовой день с доплатой за два часа, что было невыгодно производству. Отец подтрунивал над сыном: с золотой-то медалью, дескать, легче в университет поступить, чем к станку встать. Анатолий отмалчивался и уныло злился. И сейчас он промолчал.

— А ты добивайся, сынок. Работы по душе добиться — надо усилия приложить. То есть доказать, что ты к этой работе стремишься и достоин ее. Надо сперва взяться за любое, даже неприглядное, дело, а уж потом по ступенечкам и шагать.

— Ясно, папа, — ответил Анатолий; отец говорил о том, что парню самому давно стало понятно. Но что на заводе нет для малолетка никакой, даже неприглядной, работы, отец тоже знал. Так зачем же он затеял опять этот разговор?

Со вторым гудком Анатолий сошел на пристань.

— Вернусь — вплотную этим делом займемся, — крикнул ему отец после третьего гудка. — Надо бы тебя взять с собой, чтобы время не тянулось, да не уговорились…

Тут Анатолий заметил, что отец вроде как расчувствовался: он был явно огорчен, что Анатолий остается, а не едет с ними. А почему бы и не поехать? Можно хотя бы недалеко, немного только прокатиться со всеми, на первой же пристани взять билет четвертого класса, а потом в обратную…

Анатолий бросился к сходням. Но толпа провожающих была так густа, что он не смог пробиться сквозь нее.

Полный нарядных пассажиров теплоход «Владимир Короленко» отвалил, вспенивая воду, и поплыл вверх, быстро уменьшаясь. Скоро парусиновые костюмы и соломенные шляпы отца и матери стали неразличимы в толпе пассажиров. «И тут не повезло», — подумал Анатолий и поехал домой.

Сойдя с трамвая, он наведался во флигелек, прилепившийся снаружи к заводскому забору на углу. В коридоре у прорезанного в стене окошка вертелись девчонки с пышными прическами под пестрыми косыночками. Теснясь, привставая на цыпочки, они заглядывали в окошко и, тараторя, сдавали какие-то бумажки. Анатолию пришлось обождать, пока эта «птичья» стайка отщебечет и упорхнет.

Знакомое лицо брюзгливой старой тетки показалось перед Анатолием в квадратной прорези.

— Опять ты? — грубо, басом спросила тетка. — И до чего же назойливо вы лепитесь к нашему заводу! Золотая медаль — и подавай ему работу на микронном производстве. Говорю, молодой человек: идите на стройку, езжайте на целину. Везде вам дорога открыта. Не обивайте пороги понапрасну.

Окрашенная зеленой краской дверца окошка захлопнулась.

— Почему вы не хотите разговаривать? — Анатолий ударом ладони открыл фанерную дверцу. — Бюрократы!

— Чего шумишь? — в окошке перед Анатолием показалось полное и чисто выбритое лицо самого начальника отдела кадров. — Ишь, раскричался.

— Я не кричу… Я хочу по делу говорить, — выкрикнул Анатолий. — Кто у вас за секретаря заводского комитета комсомола отвечать будет?.. В школу к нам на собрание приходил… Лучших на завод зазывал…

Полное лицо начальника выразило сочувствие и укоризненно закачалось в окошке.

— Да тише ты. Вот чудак. Что ж, завод по первому твоему желанию должен тебе работу предоставить? И таких-то, как ты… Хоть новый завод строй для вас. Постой-ка, не бунтуй… Ты не дяди Саши сынок?

— Да, я сын Александра Николаевича Поройкова.

— Чудак. Золотую медаль получил, в газете прославили, а он вместо института в завод ломится.

— Это уж мое дело.