Простые радости - Стелла Камерон

– Пойдем, поможешь мне.

Казалось, что кухней, отделанной мрамором и сталью, никогда не пользовались. Почти из пустого холодильника он вытащил закупоренную бутылку «Шардоне» и с помощью штопора в карманном ноже достал пробку. У него был только один стакан – из красной пластмассы, с изображением Санта-Клауса по краям.

– Вот кружка, – сказал он, открывая посудомоечную машину и доставая кружку и еще кое-какую посуду.

– Мы поделимся с Санта-Клаусом, – сказала ему Феникс с легкой улыбкой. – Ты хочешь превратить это очаровательное место в дом?

Он наполнил бокал и поставил бутылку. Глядя прямо ей в глаза, он спросил:

– Тебе здесь нравится?

Феникс протянула обе руки:

– А кому бы здесь не понравилось?

– Тогда мы превратим это в дом. Здесь четыре спальни и две ванные. На моем этаже планировали сделать две квартиры. Архитектор хотел оставить одну себе, затем передумал.

Они превратят это в дом.

– Хочу, чтобы мы совсем забыли о том, что сейчас происходит вокруг нас. – При этих словах ее охватило чувство вины, что она не хочет сейчас думать об Эйприл. – Но мы этого не можем.

– Да, не можем. – Он развернул ее в сторону гостиной. – Следуйте за мной, мадам. Идите сюда, и вы кое-что увидите.

Феникс пошла за ним и оказалась в первой спальне. Здесь находилось несколько вещей, принесенных сюда, чтобы сделать эту комнату уютной.

– Ты еще ничего не распаковал. – Она оглядела груду составленных ящиков и разложенную кровать, покрытую зеленым одеялом, с заправленной простыней и двумя подушками. – Ты спишь на этом?

– У меня не было времени купить что-нибудь еще. – Поставив вино на одну из коробок, которая служила прикроватным столиком и на которой стоял телефон, он направился к кровати, чтобы сложить ее.

– Не надо, – сказала Феникс. Она выскользнула из свитера, скинула туфли и взобралась на подушки. Улыбаясь, она разгребла место рядом с собой: – Залезай. Просто-таки походные условия. Забавно.

Роман помедлил в нерешительности.

– Залезай, – повторила Феникс, слегка заигрывая с ним. – Здесь будет удобнее пить наше вино.

Скинув ботинки, Роман прилег рядом с ней и вытянул ноги.

– Солнце решило спрятаться, – сказал он. Окна без штор смотрели на бухту. – Возможно, будет дождь.

– Прекрасно. – Феникс уютно устроилась рядом с ним. – Я люблю дождь.

Казалось, небо услышало ее: серые облака нависли над водой, и несколько крупных дождевых капель разбилось об оконное стекло.

Роман предложил Феникс красный стакан и не убирал руку, пока она пила. Их пальцы сплелись, и они пристально посмотрели друг на друга.

Он немного отхлебнул сухого вина.

– Уходи, мир вокруг, – выдохнула Феникс.

Он слегка нахмурился:

– Он не уйдет. Есть нечто, что я должен тебе сказать. Это не так-то легко воспринять.

– Не надо говорить мне ничего плохого.

– У нас не должно быть секретов, Феникс.

Кончиками пальцев она провела по его нижней губе. Он слегка прикусил ее указательный палец и дотронулся до него языком.

У Феникс напрягся живот, она с трудом могла собраться с мыслями.

– Почему Джуниор живет в Иссакуа, а не здесь, с тобой? У Дасти же не оформлена опека, не так ли?

– Нет. Но она не была бы здесь со мной в безопасности. Я не один из них, Феникс. Не член Пикового Клуба.

– Ты один из партнеров.

– Только затем, чтобы добиться того, чего хочу. Она не смогла сдержаться и спросила зачем.

– Я здесь для того, чтобы разыскать Эйприл. Только поэтому. Я думаю, что могла бы снова заняться юриспруденцией, – например, вести судебное расследование.

– Звучит забавно. – Он сделал еще один глоток. – Не могу представить тебя в этой ужасной судебной мантии.

– Почему ты вступил в СЕАЛ?

– Чтобы довести до бешенства своего отца.

Она взяла у него стакан и допила остававшееся там вино.

– Ты не любил отца?

– Я ненавидел его.

– Этим мы похожи.

– Мой отец нажил громадное состояние, производя игрушки. Моя мать до того, как они поженились, была богата. Ее деньги помогли ему начать дело, но всего остального Артур Уайлд добился сам.

– Артур Уайлд. – Она слегка сощурилась. – Не тот ли это Уайлд, который… – да, конечно, Тойз Уайлд Тоуз[3]. Это твой отец?

– Был моим отцом. Он умер несколько лет назад. Он никогда не любил меня. Моя мать меня любила, но еще сильнее она любила выпить. Теперь ты понимаешь, что перед тобой сирота. Жалко, правда?

Феникс всегда нравилось немного подшучивать над тем, что причиняло ей наибольшую боль:

– Да, жалко. Ужасно грустно. Ни один ребенок не должен быть покинут. И ты не должен быть одинок в том, что тебя покинули – или игнорировали, или использовали тогда, когда им это было удобно, а затем снова отбрасывали за ненадобностью.

Он взял ее руку:

– Да, мэм, все это было со мной. Использовали, когда это было им удобно, а затем отталкивали снова. «Это наш сын, Роман. Познакомься, Роман, это мистер и мисс Бла. Пожми, пожалуйста, руку, аккуратно. Не хлопай дверью, выходя из комнаты». Я до сих пор помню тот вечер, когда хлопнул дверью. Мой нежный отец избил меня до полусмерти. Мне пришлось остаться дома, и в течение трех дней я лежал на кровати, зарывшись в подушки.

Феникс сжала кулаки:

– Почему твоя мать не остановила его?

– Не спрашивай меня об этом. Она этого никогда не делала, вот и все. Она просто все больше и больше пила джина и тоника. Причем джин чаще, чем тоник.

– Мы действительно многим похожи, – с горечью произнесла Феникс. – За исключением того, что моя мать пила пиво, как и отец, и ни у кого из них не было ни цента.

– Отец хотел, чтобы я занимался бизнесом. Сразу же после школы я со всем этим порвал и отправился служить в военно-морские силы. Затем в СЕАЛ.

– Почему ты решил уйти из флота?

Он взял у нее стакан, осушил его и поставил рядом с телефоном.

– Кое-что произошло. То, чего я не ожидал.

Конечно.

– Джуниор?

– Отчасти. – Его голубые глаза как бы потухли. – Пришло время сменить карьеру.

– Но ты же не хотел заниматься бизнесом отца?

– Я уже продал его дело. Я продал его сразу после его смерти. Он бросился с моста и утонул. Моя мать умерла за два года до него. Сначала его обвинили в том, что это он ее застрелил. Позже его оправдали. Ты никогда не слышала об этом деле?

Ей захотелось обнять его.

– Они ведь не могли решить, самоубийство это или нет?

– Да. Но я думаю, это было самоубийство. И я также считаю, что если бы отец не ощущал себя должником моей матери, он не был бы таким жестоким человеком. И я верю в то, что он любил ее, хватит об этом.