Варяги. Меж степью и Римом - Влад Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А эти все не умолкали. Разок появился сам Мешко Пяст, великий князь Польши. Рыкнул басом насчет непременно прощения и даров великих, да и удалился. Оно и верно, не по его положению рядом с каким-то языческим разбойником находиться. На то и помельче народ есть, пусть он и старается. Но Мешко явно волновался. Смерть архиепископа, только что Римом назначенного плохой знак. Дурные последствия, от них просто так не отмыться, грязное пятно надолго останется. Если и вовсе не навсегда.
Чувствовалось, что терпение у находящихся за пределами зала на исходе. Любое неожиданное событие может толкнуть их на приступ. Тогда Станиславу останется лишь одно убить Гауденция, а заодно и самому не попасться в их руки. Дело тут даже не в пытках как таковых, а в том. Что разговорившись, он выдаст главное свою причастность к Киеву. А это было нельзя.
Нельзя! Не зря Вельмира при своем разговоре с теми, за дверьми, упоминала Тора, Одина, братство йомсвикингов. Громко так, чтобы имеющие уши наверняка услышали. Ей нужно было, чтобы прошел слух о том, что ко всему этому причастны именно йомсвикинги и никто больше. Слухи, они ж побыстрее лесного пожара распространяются и погасить это «пламя» зачастую невозможно. И пусть мастера тайных войн докопаются до истины, пусть! Главное. Чтобы простой люд продолжал перемывать кости именно варварам-викингам, но не князю Хальфдану Мрачному. Русь сейчас не готова воевать, у нее другие враги поближе. А раз так хочет Вельмира, то он, Станислав, все исполнит. Не столько ради нее, сколько ради памяти о Драгомире.
Суета за дверьми, голоса, шаги Что-то явно происходит, вот только что? Но ведь не спросишь у них, все равно или не ответят, или ответят не то. Но
— Они в безопасности! — знакомый голос того, раненого ближника незнакомой ему жрицы, что недавно была в плену у архиепископа. Он с ними Делай, что должно, я уже мертв!
Мертв. Но еще говорит Это могло значить лишь одно посланник от Вельмиры сам принял яд, но убивающий не мгновенно. Ходит, говорит, но пытать его уже бесполезно все равно умрет. А она спаслась. Или может спастись, ведь от опасностей долгого и сложного пути на Русь могут избавить разве что боги. Но ей не впервой, жрицы Лады привыкли к подобному.
Пора! Кинжал по рукоять входит в сердце архиепископа Гауденция, а потом еще пару раз, для верности. Но это не все, лишь первая часть. Мало просто убить, надо еще и показать эту смерть. Хорошо показать, чтобы она запомнилась, чтобы стало ясно, ПОЧЕМУ это случилось. Одно дело просто убийство, пусть даже столь важного человека, а другое ответные действия за коварное намерение напасть на невраждебные Польше земли.
Удар в дверь, еще один И другие двери тоже начинают потрескивать, напоминая о бренности всего сущего. И о том, что Станиславу надо спешить в последний путь. До ближайшего окна, да не одному, а вместе с трупом архиепископа.
Пара десятков шагов. Не более того. Станислав ощущал необыкновенную легкость, словно с души свалился огромный груз. Собственно, так оно и было. С момента смерти Драгомиры жизнь утратила яркие краски, даже возможность отомстить лишь немного помогала. Зато теперь, на пороге смерти, это прошло.
Страх, сожаления? Ничего не было. Зато присутствовало понимание того, что последние мгновения оказались не пустыми, а заполненными смыслом. В памяти всплыло лицо Драгомиры. Не искаженное болью от смертельной раны. Что снилось ему в кошмарах, а радостное, улыбающееся. Она словно звала его к себе, в другой мир, где им вновь удастся быть вместе.
Окно. Распахнутое. И наверняка лучники дворцовой стражи держат его под прицелом. И пусть!
Приготовиться, напрячься и Тело архиепископа Гауденция летит в оконный проем, падая на камни двора. Шмяк Звук такой, как будто повар на кухне уронил на пол здоровый кусок мяса. И тишина за окном Та самая, которая вот-вот сменится криками ненависти и изумления. Или изумления и ненависти неизвестно, чего именно там будет больше.
Последнее Показаться в окне и, пользуясь теми самыми мгновениями ошеломления, выкрикнуть:
— Йомсборг! Осмелившийся напасть на братство умрет, как умер этот жрец Христа, — и боль в груди от пронзающих стрел. Боль, которая возникла, и исчезла. Только мир вокруг стал зыбким колышущимся. И лишь одно слово удается прошептать, переваливаясь непослушным телом туда, наружу. Драгомира Иду
Глава 11
Август (зарев), 988 год. Киев.Плаванье по Днепру лично для меня было самым настоящим отдыхом. Можно было спокойно валяться хоть на палубе, хоть во внутренних помещениях драккара. Порой подходить к борту и смотреть на небольшие волны, наслаждаться речной прохладой и легким ветром. Ну и хорошая компания в лице давно и прочно знакомых хирдманов. Плюс периодические беседы с Магнусом, которого обретение черепа Святослава Великого настроило на бодрый философский лад.
Правда не всем на «Висельнике» было в радость это плавание. Это я про двух печенежских ханов и одного ханского сынка, в своем лице представляющих все три уничтоженных нами племени. Ну и их семьи, куда ж без них. Негоже разлучать родную кровь! И если собственно семьям в составе женщин и детей ничего не грозило даже плен или неволя, не говоря уж о смерти то двум ханам и ханенку смерть почти наверняка улыбнется. Почему «почти»? Да потому как будет у них шанс уцелеть. Маленький, но все же реальный. Все будет зависеть от них самих, от истинно мужских, воинских качеств. Пока же они находятся под пристальным надзором охраны. Не хочется, чтобы окочурились при попытке к бегству или попробовали сами свести счеты с жизнью. Нет уж, до Киева и некоторое время в самом стольном граде они нужны живыми, здоровыми и где-то даже бодрыми. Последнее, конечно, маловероятно, но первые две составляющие непременно обеспечим.
Хочется домой Роксана, временами шипящая Змейка, но от этого не менее родная и близкая. Близняшки-девочки, пока ничего в силу младенчества не соображающие по большому то счету, но ради которых надо укреплять державу. Хочется передать не просто Русь, а настоящую империю. Насчет того, чтобы в ней никогда не заходило солнце, я не претендую, но на определенные места есть задумки. Скучаю даже по толстой серо-полосатой кошачьей морде, склочной и капризной. Да просто слишком давно по моим меркам не был дома. Вот и все. Примитивно, банально, но факт.
Вот и стою на палубе, пристально вглядываясь вдаль. Места вокруг уже вполне знакомые, скоро и пристань, где уж для трех кораблей место всегда найдется. Дальше к Градским воротам. Они мне как-то особенно близки, ведь через них уходил с остатками своего воинства Владимир Святославович, через них же и я вступал в город, чтобы чуть позже занять освободившийся престол. Вот и сегодня через них же пройдем, на сей раз принося весть о серьезнейшей победе, сломившей хребет печенегам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});