Волна страсти - Мэри Патни

– Вам еще надо много учиться, чтобы стать великим живописцем, Кеннет, – сказал сэр Энтони, нарушив наконец гнетущую тишину, – но уже сейчас вас можно назвать мастером.

Сэр Энтони повернулся и молча вышел из комнаты.

Кеннет смотрел вслед знаменитому художнику и не мог прийти в себя от его слов. Уилдинг растерялся как никогда.

– Поздравляю, капитан, – сказала Ребекка, пытаясь справиться с дрожью в голосе. – Вы удостоились редкой похвалы.

Кеннет вздрогнул и потер шею.

– А что вы думаете о картинах, Ребекка?

– Будоражащие, – честно призналась она. – Они пробуждают и любовь, и ненависть. Вторая картина производит такое сильное впечатление, что я не могу долго смотреть на нее. Эти картины заслуживают того, чтобы их видели все. Я надеюсь, у членов академии достанет здравого смысла и они примут твои полотна.

– Даже если они этого не сделают, я собираюсь попросить Хэмптона напечатать их. Так или иначе, они увидят свет.

Ребекка еще раз внимательно посмотрела на картины. Ее взгляд перебегал с одной картины на другую, сравнивая их.

– Ты все это видел, – сказала она скорее утвердительно, чем вопросительно.

– Эти видения – главные из целой галереи моих ночных кошмаров. – Шрам на лице Кеннета побелел. – Как офицер разведки я изъездил Испанию вдоль и поперек и всегда носил свою военную форму, чтобы в случае пленения не быть обвиненным в шпионаже и расстрелянным на месте. Это всегда помогало. – Он кивком головы указал на картину казни. – В мои обязанности входило наведываться к партизанам и получать от них нужные сведения. Я работал с группой, изображенной на картине. Однажды французы окружили нас и взяли в плен. Так как я был британским офицером, ко мне отнеслись с должным уважением. Французы угостили меня вином и сказали, что увезут в Париж, чтобы впоследствии обменять.

Кеннет замолчал. Его глаза сверкнули ненавистью.

– Они заставили тебя смотреть на казнь твоих товарищей, – догадалась Ребекка.

– Меня никто не заставлял, но не видеть этого… – Кеннет не находил нужного слова, – было бы неблагородно с моей стороны. Я проявил бы трусость. Я обязан был видеть их стойкость и мужество. Мне надо было все это запомнить.

– И с тех пор все это вошло в твои сны. – Ребекка указала на картину. – Ты поступил благородно, Кеннет. Все должны знать, как они умирали.

– Но они хотели жить, – с грустью заметил Кеннет.

Ребекка снова посмотрела на картину «Pieta». Она уже отошла от потрясения и сейчас могла смотреть на нее несколько отрешенно. И все же картина брала Ребекку за душу, заставляя страдать. Но может, это потому, что она женщина? Интересно, что испытывает женщина, выносившая ребенка, родившая его в муках, вырастившая его, окружившая его любовью и затем пославшая на верную гибель? Каково женщине видеть свое дитя мертвым? Такое даже вообразить невозможно.

– Этот юноша был твоим другом? – спросила Ребекка, сдерживая навернувшиеся слезы.

– Эдуарде был младшим братом Марии. Когда его убили, ему было всего лишь семнадцать лет.

Ребекка всмотрелась в лицо юноши, узнавая в нем черты самой Марии, которую она видела на портрете.

– Ты говорил, что Марию убили французы. Она тоже была расстреляна?

– Нет. – Кеннет закрыл глаза, и по его лицу пробежала судорога боли. – Когда-нибудь я напишу сцену ее смерти. Может, тогда кошмары отпустят меня. – Кеннет снова открыл глаза. – Это ты научила меня переносить на холст мою боль, и за это я у тебя в неоплатном долгу.

Ребекка отвернулась. Воздух комнаты был насыщен чувствами. Глаза Кеннета согревали ее своим теплом, и это могло привести к опасным последствиям.

– Ты мне ничего не должен, Кеннет. От нашей дружбы я получила даже больше.

Было заметно, что Кеннет тоже боится переступить опасную черту.

– Я знаю, срок представления картин на выставку в Королевской академии искусств истекает завтра. Куда они потом идут?

– Они поступают в отборочную комиссию, состоящую из нескольких академиков. Комиссия решает, какие картины принять. Обычно они отбирают около тысячи картин. Конечно, картины таких художников, как отец, дядя Джордж и лорд Фрейзер, никогда не проходят комиссию. Они сами академики и известные художники.

– Так они академики? Я этого не знал.

– Дядя Джордж – академик. Фрейзер – младший член академии. Подозреваю, что ему очень бы хотелось стать академиком, но просить не позволяет гордость.

– Не такой уж у него особый талант, чтобы очень гордиться, – сухо заметил Кеннет. – Как мы узнаем, что наши картины приняты? Они пошлют нам извещения?

– Это было бы слишком просто. Художники сами направляются в академию и узнают у служителя о судьбе своих работ. Там образовывается большая очередь, а служитель всегда с удовольствием говорит «нет». Это так унизительно.

Кеннет поморщился.

– Теперь я знаю, что меня ждет.

– Если ты получишь отказ, это еще не значит, что твои картины не достойны восхищения.

– Получив такие высокие оценки от тебя и твоего отца, я смогу легко пережить отказ академиков.

Глаза Кеннета продолжали излучать тепло, и сердце Ребекки дрогнуло. Она снова вспомнила ночь их любви. Волнуясь, она не могла стоять на месте и принялась мерить шагами маленькую комнату.

– О принятии своих работ художники узнают накануне открытия выставки, и тогда они могут подправить картины, покрыть их лаком. – Ребекка улыбнулась. – Известен случай, когда мистер Тернер практически переписал свое полотно, сделав его еще более прекрасным.

– Как им удается разместить эту тысячу картин?

– Они висят очень тесно, почти соприкасаясь рамами. Главный выставочный зал достаточно вместителен, и все же места мало. Многие картины висят под потолком, и их трудно разглядеть. Такие картины называют «потолочными». И все же это лучше, чем ничего, хотя такое размещение не способствует дальнейшей карьере художника.

– Очевидно, принятие картины на выставку – это только самое первое препятствие на пути к признанию. За ним идет целая череда других преград, – с улыбкой заметил Кеннет. – Мне странно, что я так свободно рассуждаю о живописи и выставке. Еще три месяца назад я об этом и мечтать не смел. Я родился в семье землевладельца и собирался стать им, но вместо этого стал солдатом. Теперь я становлюсь художником.

Ребекка посмотрела на его мужественное лицо и богатырское тело. Самый настоящий корсар. Возможно, он и не мечта каждой женщины, но уж ее-то – наверняка. Чувствуя, что ей надо поскорее убираться, Ребекка направилась к двери и взялась за ручку.

– Твоя любовь к рисованию незаметно привела тебя к настоящей живописи, Кеннет. Ты наделен талантом, а война не прошла для тебя бесследно. Дерзай!