Ступени в вечность - Людмила Минич

Дрожь, треплющая девушку, помалу улеглась сама собой, сменилась оцепенением. Маритха даже не заметила когда. Стало уютно. Тела больше не было, вот ведь странно, только где-то внутри что-то живое… приятно зудело, что ли? Гудело? Переливалось? Пело? Наверное, все вместе. Оно расползалось, теряя форму, заполняя все вокруг, весь мир. Последние обрывки мыслей тонули в этом нечто. Поднимались, мимолётно беспокоя Маритху, и тут же уходили в бесконечную даль.

Тангар… он придёт, а она тут… Раванге на руку её смерть… Тангар не заслужил… И Тёмного она перехитрила… Теперь никаких дверей ему не открыть…

Обрывки убегали, наступала тишина, но они опять возвращались. Какая-то тревога держала Маритху, не давая до конца забыться. Какая-то последняя забота мешала отпустить свою Нить.

Нить… Вот она какая, эта Нить. Она так сияет, так ласково дрожит… вплетаясь в общий шелест этого мира… будто и вправду поёт. Нить… нет ничего прекраснее и… ценнее… Она пронзает все и движется сквозь… Моя Нить.

Зачем он ворует чужие Нити? Ну зачем? Это хуже, чем просто убить… это хуже всего на свете. Он держит её, крепко держит, а Нить не может не двигаться, не течь. Не может… Куда ей тогда девать свой свет, свою силу? Как остановить свою песню? Как остановить неостановимое? Как можно заключить то, что вечно тычет вовне? Собственный свет разорвёт её, разметает по миру, малыми песчинками раскидает, если не… если не отдать ему свою силу. Тому, кто держит. Тюремщику. Без конца отдавать и отдавать, все до последней капли, или сгинуть навсегда. Пока не исчезнет тюремщик.

Нитям не больно, им тесно. Больно людям. Невыносимо. Они не живут, не помнят, не дышат, они вечно ищут потерянное и не находят. Пока не исчезнет тюремщик.

Это их боль её не отпускает, зацепила крючком за сердце и держит. Это проклятое знание, Маритха, не даёт тебе уйти. Это человек по имени Аркаис спас тебя от смерти, чтобы мучить. Нитям не больно, им тесно, а это хуже боли. Какое тебе дело до чужих Нитей? Они сами виноваты.

Да, они сами виноваты. Никто другой, только сами.

Неужто это её слова?

Слова-то её, а вот песня другая, чужая. Вплелась в её струйку и проглотила. Слишком полная, слишком мощная, чтобы Маритха могла противостоять. Слишком красивая, чтобы можно было не услышать.

«Ты сама сказала, сама поняла».

Нет, она совсем не хотела…

Глупые мысли, как маленькие песчинки, отлетали в сторону. Оставалась песня, а она гудела только о том, что есть. В ней пелось о том, чего на самом деле хотела Маритха, потому что эта песня и есть… она сама.

«Они сами виноваты».

Ты тоже, чёрный Аркаис, ты тоже.

«Быть может. Но кто их принуждал? Не я».

Ты искусен, мне ли не знать. А соблазн велик.

«Нет закона, чтобы не соблазнять. Нет закона, чтобы не соблазняться».

Ты страшен.

«Я не страшен».

Маритха невольно вплелась в этот странный разговор. Мир вокруг между тем обретал очертания, уплотнялся. Вот проступила знакомая комната, знакомое длинное одеяние… До боли знакомые тонкие пальцы играли в непонятную игру над свечой. Только вот лицо… Другое, почти ничем не схожее с тем, что ей запомнилось. Осталась лишь жёсткая усмешка. Но и она изменилась.

Теперь он был огромен, под самый потолочный свод. И обличье под стать, точно вырезанное из кости искусным мастером — прямые, тонкие, нездешние черты. Безупречное, как его Нить, как его Песня.

— Ты…

Она может говорить! Это она или не она?

— Это ты?.. Откуда? Я помню: была пещера, холод, тишина и смерть…

Ведатель кивнул. Его новое лицо слишком быстро менялось, не уследишь. Как ураган.

— Была. И пещера, и тишина. И сейчас есть. Все, кроме смерти.

— Ты меня держишь? Так же, как их?

— Ты сама себя держишь.

— Уходи.

Он опять кивнул. На этот раз Маритхе почудилась тень непривычной мягкости, она легла на непривычное, чужое лицо и тут же истаяла.

— Уйду, если просишь.

Она сглотнула. Ну уходи же, прошу тебя… Навсегда.

— Ты просишь другого.

— Другого…. — пролепетала она. — Чего другого?

— Ты спрашиваешь «зачем». А ещё ты хочешь знать, есть ли другой исход из заточения, кроме моей смерти. Я слышу твою Нить лучше тебя самой. Я привык их слушать.

Маритха не ответила. Она ждала, затаив дыхание.

— Что до исхода, он прост, — услышала она тут же, — моя смерть или моя добрая воля. Не я их держу — их слово, их долг. Я могу освободить их от этого долга, когда пожелаю.

Аркаис замолк, она нетерпеливо дожидалась продолжения:

— «Зачем» — это гораздо сложнее. Для тебя. Я использую их силу себе во благо и тем самым сохраняю Нити целыми. Это ты уже поняла.

Маритха едва заметно кивнула.

— Я делаю то, чего они сами никогда не делали. Никто не думает о Нити, всех заботит иное. Не буду утомлять тебя, перечисляя эти мелочи. Они тратят силу своих Нитей без счета, ничего не умножая ни для себя, ни для них. Для чего людям даются Нити? Для чего эти люди вообще существуют?

Тёмный Ведатель презрительно усмехнулся, скрестил руки на груди. Маритха ждала. Наверно, ноги у неё давно б уже ослабели, но она почти не чувствовала тела. К лучшему.

— Для чего, Маритха? Да чтобы питать тех, кому есть дело до этого мира!

Маритха нахмурилась. Ничего не поняла, да и понимать уже расхотелось. Однако останавливать его она не смела.

— Ты же видела все, ты слышала свою Нить, одна из немногих! Нить неостановима, она живёт тем, что тычет, выплёскивается, даря свою силу — когда каплями, а когда и широким потоком… Потоком — это если её движение спутать, задержать да умело направить. Хвалёные человеческие страсти — вот ключ к беспрестанному пожиранию силы твоей Нити, Маритха. Это не больше и не меньше, чем стены на её пути. Поставил — и ждёшь, когда накопится столько, что пелена прорвётся. Кто-то где-то хочет твоего света — и ты бьёшься в глупых рыданиях, вспоминая любимого, что бросил тебя давным-давно и успел хорошенько забыться. Кому-то понадобилось сияние твоей Нити — и ты неистово алчешь смерти соседа лишь потому, что он богаче и удачливее. Но потребности их слишком велики, одна бедная несчастная Маритха, — он скривился, — не может их удовлетворить. И потому уже целая толпа побивает камнями случайного вора, вопя от восторга по поводу столь справедливого деяния… или бурно восславляет нового Покровителя. Или жаждет припасть к одеянию кого-нибудь из Великих. А чистые Нити… им чужды глупые страсти. Они отдают все и без остатка, каждый миг. Это гораздо больше, чем можно выманить у десятков человек. И без всяких уловок.

Маритха внимала, зло, ожесточённо, но внимала.