Прорыв под Сталинградом - Герлах Генрих

– Я рад за вас… и за вашу молодую жену, – сказал Бройер со слабой улыбкой и протянул майору руку. – Вам теперь проще, то ли дело нам… с прорывом. До свидания!

Вместо ответа Зибель засмеялся деревянным смехом, страшным и полным муки, вобравшим в себя все безумство этого мира. Нет, он не забудет. По крайней мере эти секунды он не забудет никогда. И в порыве скрепить свое решение, майор схватил Бройера за руку и пожал, коротко и крепко. Потом повернулся и вышел…

Унольд принял начальника отдела разведки с отстраненной холодностью занятого человека.

– Прошу вас, проходите.

– Что со мной будет, господин подполковник?

– Вы о чем? – в голосе Унольда послышались резкость и недоверие.

– Меня оставят здесь, при штабе, или включат в оперативную группу?

– Ах, да, – Унольд как будто только теперь сообразил, что у него еще есть начальник разведки. – Я посмотрю и тогда дам вам знать.

Возвращаясь от подполковника, Бройер столкнулся с адъютантом, капитаном Гедигом.

– Как с вами поступят, дорогой Бройер?! Разумеется, вы останетесь здесь. Других вариантов нет! Будем нести тяготы последних дней вместе.

Гедиг рассеянно засмеялся.

– Точно пока ничего не известно… Подполковник сказал… Надо немного подождать. Поживем, увидим.

Вид Гедига говорил о том, что и он занят только своими мыслями. Дивизия распалась, а теперь распадался и штаб – на приватные желания и судьбы. Эндрихкайт тоже погиб, под Дубининским. Эту весть принес какой-то отбившийся от части солдат.

Бройер принял решение и изменять его не собирался. Он тоже думал только о себе. Ничего высшего, никаких связывавших обязательств, которые могли бы стать опорой, он не видел.

– Надо уходить, Фрёлих! – заявил он зондерфюреру. – Это наш шанс. Здесь мы больше никому не нужны.

Он отобрал самые ценные вещи и сунул в просторные карманы шинели: губную гармонику и фотоаппарат, с которым за три с половиной года войны ни разу не расставался. Все остальное – шикарные сапоги для верховой езды, запасные брюки, вещмешок – без сожаления отложил в сторону. Если план удастся, они через два дня будут у своих и получат все, что душе угодно, к тому же новое. А если нет, тогда в любом случае дело будет кончено. И больше не понадобятся ни носки, ни рубашки.

Около полудня новоиспеченная рота собралась наверху у дороги, где уже ждали три грузовика. Вместе с писарями, ординарцами, водителями – по большей части из службы тылового обеспечения – отряд получился внушительный, человек шестьдесят. Одетые в шинели и мотоциклетные куртки, с обмотанными тряпьем головами и вооруженные как попало, они походили на шайку разбойников. Настроение хуже некуда. Ругались на чем свет стоит и ворчали в открытую. Особенно ординарцы и кашевары – за словом в карман не лезли.

– Что вообще происходит?

– Сбагрить нас задумали. Чтобы проще было смыться!

– Давай сюда Унольда!

– Верно, где его носит? Мог бы сказать пару слов на прощанье, не такие уж мы засранцы!

Но Унольд не появлялся. Вместо него вокруг горстки негодующих кружил, словно сторожевой пес, капитан Факельман.

– Господа, прошу вас! – умоляюще вскидывал он руки. – Подполковник не думает эвакуироваться. Ему доверено новое задание. Сейчас он сильно занят, но передает всем привет с наилучшими пожеланиями. Его сердце преисполняется гордостью, когда он смотрит на вас, последних своих бойцов, которым предстоит защитить честь дивизии.

Пятачок заполонили автомобили, по большей части исправные, но теперь никому ненужные – вокруг сновали группки приблудных солдат запущенного вида. Они, как гиены, держались на расстоянии и не сводили глаз с оброненных вещей. Учуяв добычу, уже видели перед собой пустые блиндажи. Факельман вытер лоб и перевел молящий о помощи взгляд на Бройера, который только что появился на плацу вместе с Фрёлихом, Назаровым и двумя добровольцами. Но обер-лейтенант, похоже, отнюдь не горел желанием брать на себя роль лидера. Когда солдаты увидели, что русские при оружии, а значит, готовы драться в одном ряду со всеми, обстановка разрядилась.

По земле стелился промозглый туман. Почти стемнело, когда на обширную территорию бывшего русского аэродрома под Гумраком въехали три грузовика. Их путь лежал мимо разбитых самолетов и горящих машин. То тут, то там выстреливали вверх красные и желтые ракеты, где-то высоко в туманном месиве гудели невидимые самолеты. Тяжелые стальные птицы время от времени врывались в земную неразбериху, совершали посадку и еще какое-то время катились по инерции. Крики, свист, в промежутках удары артиллерии. Горстка людей – точно стадо овец – беспомощно толкалась перед входом в блиндаж, в котором скрылись капитан Факельман и офицер-зенитчик. Ворчание и ругань стихли. Молча и обреченно шесть десятков мужчин ожидали своей участи. Через некоторое время Факельман показался снова, и толпа отступила в сырую мглу. Капитан подошел к Бройеру.

– Унольд здесь, – вполголоса произнес он. – Переведен в подчинение полковника Фукса, руководящего обороной аэродрома. Только парням ничего не говорите! Хорош гусь, не мог пары слов людям сказать.

– А в чем, собственно, наша задача? – спросил Бройер.

– Защищать подступы к аэродрому с запада.

– Хм…

По вытоптанной дорожке рота гуськом продвигалась вперед среди высоких сугробов. Падал снежок. В темноте блеснула кучка выкрашенных в белый цвет машин, а рядом округлые холмики землянок. Шли дальше, спотыкаясь о какие-то доски и обрывки проволоки. Перед входом в блиндаж провожатый остановился. Они были у цели. Из-под земли лились приглушенные звуки патефона. Факельман и Бройер нырнули внутрь. И оказались в прокуренном помещении, навстречу им поднялся капитан в расстегнутом кителе. Его заплывшие коровьи глаза исподлобья смотрели на новоприбывших, во взгляде угадывалось нескрываемое раздражение.

– Так-так, выходит, вы и есть то самое заявленное подкрепление. Сколько людей, говорите? Пятьдесят шесть солдат и три офицера. Что ж, прекрасно, посмотрим, где вас разместить.

Из разговора с неотесанным фельдфебелем выяснилось, что двадцать пять человек можно худо-бедно раскидать по блиндажам.

– Да, еще в боковом овраге, – обратился капитан к Факельману, – метрах в восьмистах отсюда вроде квартируются инженеры. Там наверняка есть свободные блиндажи, оставшиеся после обозников и прочих солдяг. Вчера-то все деру дали как зайцы. Что-нибудь обязательно подвернется.

Капитан крутил головой, словно кого-то искал.

– Один из господ офицеров может устроиться у меня.

Капитан Факельман, чьи неомраченные представления о порядках в действующей армии никак не увязывались с тем, что открывалось его глазам, позволил себе задать несколько робких вопросов об укреплениях и расположении противника. Капитан фамильярно похлопал по плечу офицера, старше его по меньшей мере лет на пятнадцать.

– Да полно вам переживать! Покопаться в земле и завтра утром успеете. Здесь тыловой рубеж, понимаете, на всякий пожарный. Настоящий фронт впереди, и там в полном составе залегла сорок четвертая. А у нашего брата, не считая редких артобстрелов, житье довольно сносное, верно я говорю, Вильгельм?

Он подмигнул фельдфебелю, запустил руки в карманы и благостно потянулся. Капитан Факельман, прихватив своих людей, вызвался поискать другое место. Он попросил Бройера остаться здесь с первым взводом и проследить за его командиром, фельдфебелем Клуке из тыловой службы – занудной канцелярской крысой. Бройер только кивнул, не проявив никакого интереса. День изрядно его измотал. Прорыв пока подождет. Сейчас главное набраться сил, окрепнуть телом и духом. Бройер с трудом снял с себя шинель и рухнул на предложенный табурет. Капитан потянулся к копченой колбасе, отрезал кусок толщиной в четыре пальца и протянул гостю.

– Сперва надобно хорошенько подкрепиться. Небось, голодные, – он подвинул к Бройеру солдатский хлеб, нож и никелевую рюмку на длинной ножке, потом разлил из наполовину опорожненной бутылки желтоватую жидкость. Фельдфебель тем временем завел патефон в синем сафьяновом чемоданчике и поставил новую пластинку. Под джазовые ритмы пронзительный и визгливый женский голосок затянул дешевый шлягер двадцатых годов, бог знает какими путями сюда попавший.