Дракула (с иллюстрациями) - Брэм Стокер

Мы проделали то же самое со всеми ящиками и затем оставили их, по-видимому, такими же, какими они были раньше; однако в каждом находилась облатка.

Когда мы заперли за собою дверь, профессор сказал:

— Многое уже сделано. Если все остальное будет исполнено так же легко и удачно, то еще до захода солнца лицо госпожи Мины засияет и своей прежней чистоте; с нее исчезнет позорное клеймо.

Проходя по дорого к станции через луг, мы могли видеть фасад нашего дома. Я взглянул пристальней и увидел в окне моей комнаты Мину. Я послал ей рукою привет и кивком головы показал, что наша работа исполнена удачно. Она кивнула мне в знак того, что поняла меня.

Я с глубокой грустью смотрел, как она махала рукой на прощание. Мы с тяжелым сердцем добрались до станции и едва не пропустили поезд, который уже подходил, когда мы выходили на платформу.

Эти строки записаны мною в поезде.

Пикадилли, 12 часов 30 минут.

Перед тем как мы добрались до Фенчероуз-стрит, лорд Годалминг сказал мне:

— Мы с Квинси пойдем за слесарем. Лучше, если вы останетесь здесь, так как могут возникнуть некоторые затруднения, а при таких обстоятельствах нам, может быть, не удастся ворваться в покинутый дом. Но вы принадлежите к адвокатскому сословию, которое может поставить вам на вид, что вы хорошо знали, на что шли.

Я возразил, что не обращаю внимания на опасность и даже на свою репутацию, но он продолжал:

— К тому же, чем меньше нас будет, тем меньше на нас будут обращать внимание. Мой титул поможет нам при переговорах со слесарем и при вмешательстве какого-нибудь полисмена. Будет лучше, если вы с Джоном и профессором пойдете в Грин-парк, откуда вы будете наблюдать за домом. Когда увидите, что дверь открыта и слесарь ушел, тогда входите все. Мы будем ожидать и впустим вас в дом.

— Совет хорош! — сказал Ван Хелзинк.

И мы не возражали. Годалминг и Моррис поехали в одном кэбе, а мы в другом. На углу Арлингронской улицы мы оставили кэбы и вошли в Грин-парк. Сердце мое билось при виде дома, в котором заключалась наша последняя надежда. Он стоял мрачный и молчаливый, всеми покинутый, выделяясь среди своих веселых и нарядных соседей. Мы сели на скамейку, не спуская глаз с входных дверей, и закурили сигары, стараясь не обращать на себя внимания прохожих. Минуты в ожидании наших друзей протекали страшно медленно.

Наконец мы увидели экипаж, из которого вышли лорд Годалминг и Моррис, а с козел слез толстый коренастый человек с ящиком. Моррис заплатил кучеру, который поклонился и уехал. Оба поднялись по ступенькам и лорд Годалминг показал, что надо сделать. Рабочий снял пиджак и повесил его на забор, сказав что-то проходившему мимо полисмену. Полисмен утвердительно кивнул головой, слесарь опустился на колени и придвинул к себе инструменты. Порывшись в ящике, он выбрал из него что-то и положил рядом с собой. Затем встал, посмотрел в замочную скважину, подул в нее и, обратившись к предполагаемым хозяевам, сказал им что-то, на что лорд Годалминг ответил с улыбкой, а слесарь взял большую связку ключей, выбрал один ключ и попробовал им открыть дверь. Повертев им немного, он попробовал второй, затем третий. Вдруг дверь широко открылась, и они все трое вошли в дом. Мы сидели молча и возбужденно курили свои сигары; Ван Хелзинк оставался спокойным. Мы тоже успокоились и стали ждать терпеливее, когда увидели, что рабочий со своим инструментом вышел. Он притворил дверь, упершись в нее коленями, пока прилаживал к замку ключ, который он наконец и вручил лорду Годалмингу. Тот вынул кошелек и заплатил ему. Слесарь снял шляпу, взял ящик с инструментами, надел пиджак и ушел; ни одна душа не обратила на это ни малейшего внимания.

Когда рабочий окончательно ушел, мы перешли через дорогу и постучали в дверь. Квинси Моррис сейчас же открыл ее; рядом с ним стоял и лорд Годалминг, куря сигару.

— Здесь очень скверно пахнет, — сказал лорд, когда мы вошли.

Действительно, пахло очень скверно — точно в старой часовне Карфакса; на основании нашего прежнего опыта мы поняли, что граф очень часто пользуется этим убежищем. Мы отправились исследовать дом, держась на случай нападения все вместе, так как знали, что имеем дело с сильным врагом; к тому же нам не было известно, в доме граф или нет. В столовой, находящейся за передней, мы нашли восемь ящиков с землей. Всего только восемь из девяти, которые мы искали. Наше предприятие не кончилось и никогда не будет доведено до конца, если мы не найдем недостающего ящика. Сперва мы открыли ставни окна, выходившего на маленький, вымощенный камнями двор. Прямо против окон находилась конюшня, похожая на крошечный домик. Там не было окон, и нам нечего было бояться нескромных взглядов. Мы не теряли времени и принялись за ящики. При помощи принесенных с собой инструментов мы открыли их один за другим и поступили так же, как и с находившимися в старой часовне. Было ясно, что графа нет дома, и мы стали искать его вещи. Осмотрев внимательно другие помещения, мы пришли к заключению, что в столовой находятся некоторые предметы, принадлежащие, по-видимому, графу. Мы подвергли их тщательному исследованию. Они лежали на большом обеденном столе в беспорядке, в котором, однако, была какая-то система. Там лежала связка документов, удостоверяющая покупку дома на Пикадилли, бумаги, удостоверявшие продажу домов в Мэйл-Энде и Бермондси; кроме того, нотная бумага, конверты, перья, чернила. Все они были защищены от пыли оберточной бумагой; затем мы нашли платяную щетку, гребенку и умывальник с грязной водой, красной от крови. В конце концов мы наткнулись на связку разных ключей, принадлежащих, по-видимому, другим домам. После того как мы осмотрели последнюю находку, лорд Годалминг и Моррис записали точные адреса домов на востоке и на юге города, захватили с собой ключи и отправились на поиски. Мы же — остальные — должны были остаться и терпеливо дожидаться их возвращения или прихода графа.

Глава двадцать третья

3 октября.

В ожидании возвращения Годалминга и Морриса время тянулось страшно медленно. Профессор всячески старался поддерживать в нас бодрость духа; но Харкер был подавлен горем. Еще в прошлую ночь это был веселый, жизнерадостный человек, полный энергии, со здоровым моложавым лицом и темно-русыми волосами. Теперь же он превратился в угрюмого старика с седыми волосами, вполне гармонирующими с его впалыми щеками, горящими глазами и глубокими морщинами, следами перенесенных страданий. Но все же он еще не совсем потерял энергию. Этому обстоятельству Джонатан, вероятно, и будет обязан своим спасением, потому что, если все пойдет хорошо, он переживет этот период отчаяния. А после он как-нибудь вернется к жизни. Бедный малый, я думал, что мое собственное горе было достаточно велико, но его!!!