Улей - Сергей Фрумкин

– Они наши! – сказал Рилиот. – Старинные космические города аккумулировали много энергии, но запасы пиратов все равно вот-вот кончатся. Тогда подойдем вплотную и начнем переговоры… Эй, Тургаон?! Ты слышишь? Что с тобою?

Тургаон с трудом поднял голову. Его глаза блуждали, а лицо горело.

– К-а-н-и… – с неимоверным трудом выдавил из себя маршал. – Моя девочка…

– Ты что, Тургаон?! Мы ведь победили! Очнись! Все замечательно!

Но маршал только посмотрел остекленевшими от ужаса глазами в непонимающие глаза друга.

Отец мчался по коридорам межобшивочного пространства «Улья», распугивая занимающих свои прежние посты часовых, отталкивая локтями попадающихся на пути техников, и не реагируя на приветствия офицеров и их предложения о помощи. Все в нем клокотало в преддверии катастрофы и, что еще хуже – в преддверии самого большого предательства в истории «Улья». Кристалл остановлен! Остановлен волей человека! Владыка знал лишь одного Брата, способного совершить такой подвиг!

Его собственный сын – предатель?!!

Лифтовая площадка устремилась в шахту главного гиперпривода. Кристалл все еще дышал жаром – автоматика лифта остановила площадку, едва та выглянула из шахты. Продвижение дальше грозило пассажиру смертью – ионизирующее излучение Бога все еще превышало норму.

Готовясь не поверить своим глазам, потому, что не хотел верить в предательство сына, Отец обшарил взглядом все галереи и обомлел – вместо Грига на центральном обзорном кольце стояла на коленях молодая темноволосая девушка – заплаканная и дрожащая. Девушка, которую Владыка видел все один раз в жизни и-то на голограмме – в амфитеатре, в день объявления призов. И эта девушка останавливала привод…

Неужели какая-то девчонка… Существо, которое Братья считали низшим… Существо, по определению лишенное воли, лишенное силы и власти… Это существо говорило с Богом?! Это существо ценой своей жизни остановило привод?! Это существо оказалось выше всех Братьев и равным самому Отцу?! Нет!!! Такого не могло быть!!! Это противоречило самому смыслу жизни!!!

– Остановись! – закричал Отец, но альтинка далеко внизу не могла его услышать.

Лифт отказался спускаться ниже, а в руках Владыки не оказалось ничего, чем можно было бы выстрелить в хрупкое создание, сидящее на полу обзорной галереи. Возвращаться назад за оружием – значит потерять последние крупицы драгоценного времени…

Но остаться… Раскаляясь, кристалл должен был спалить все живое. Его излучение даже сейчас заразит тело болезнью, на излечение которой уйдут месяцы и даже годы. И если Бог спасет «Улей», и перебросит его в безопасное место, то взамен заберет жизни всех, кто осмелится смотреть ему в глаза в минуты его пробуждения!!!

Отец сглотнул, обдумывая свой последний, решающий шаг. Братья погибли. Тысячи и тысячи Братьев. И погибли по вине одного человека – по вине своего поводыря, по вине своего Бога. Он – Отец – должен был предсказать опасность, должен был почувствовать приближение хаоса, должен был остановить разведчиков, когда еще было можно. А он… он думал о другом. Думал о себе, думал о своем будущем, думал, как спасти Грига… И вот он – страшный результат отцовского эгоизма!!!

Только еще не все! Еще тысячи и тысячи Братьев ждут своего спасения. Тысячи и тысячи верных, благородных воинов, которых Отец любил всем своим большим богатырским сердцем. Тысячи и тысячи, которые все еще продолжают верить своему Владыке…

– Оживи! – Отец посмотрел в сияющий ядовитым светом гигантский камень. – Оживи, наш Бог!!! Я взываю к тебе!!! Я – твой сын и я – Владыка «Улья»!!!

Кани показалось, что свет вновь усиливается. Она перестала плакать и присмотрелась – очертания предметов действительно терялись, заливаемые сплошным белым фоном. И нестерпимый жар вновь начинал свое наступление, грозя спалить брови и волосы и обжечь кожу.

– Что происходит? – испуганно прошептала Кани.

Она подняла голову. Высоко под потолком висела едва заметная из-за слепящего свечения площадка лифта, и там стоял человек… Его воля направлялась на кристалл и заставляла того вновь загораться своим смертоносным пламенем.

– Что Вы делаете?! – умоляюще прошептала Кани. Но даже, если бы она закричала, человек в лифте не смог бы ничего услышать – так велики были размеры помещения и так громко ревел сейчас главный гиперпривод «Улья».

А у нее почти не оставалось сил, чтобы вновь вступить в борьбу за продолжение жизни…

И все же Кани попробовала. Попробовала собрать остатки своей воли; попробовала вспомнить все плохое, что происходило с ней в последнее время – чтобы разозлить себя, довести до исступления, выплеснуть наружу все оставшиеся душевные силы…

Но и человек не уступал. Он был сильнее, он еще не успел устать, в нем тоже кипели страсти, и он готовился сто раз умереть, но только достигнуть своей цели…

Свет становился ярче, а жар причинял невыносимую боль…

Все Братья возвращались из порта «Улья», и только Григ и закованная в броню альтинка двигались в противоположную сторону. Порядок на корабле уже восстанавливался, часовые занимали свои посты, но никто еще не был готов работать в обычном каждодневном режиме – Братья были слишком взволнованы, слишком обеспокоены, слишком ошеломлены. Демоны охраны пропускали Грига и его спутницу даже не присматриваясь, даже не задавая вопросов.

А ведь пара выглядела более, чем странно: бледный больной Первый Брат, опирающийся на закованную в броню руку неизвестного, походка которого сохранила женскую грациозность даже вопреки буграм биоусилителей…

– Нужно спешить! – поторапливала Грига мысль Линти. – Корабль вот-вот прыгнет в пространстве!

– Да, – согласился Григ. – Бог-спаситель…

– И скоро найдут Каса…

– Я стараюсь…

Вот порт. Вот спасательный бот с «Эльрабики» – если снаружи встретят солдаты Лиги, путь они лучше увидят корабль тарибов, чем истребитель или парусник Братства.

– Нас там застрелят, – засомневался Григ.

– Нет. Не застрелят. Там мой отец. Я его чувствую. И он меня… Они не будут стрелять…

– Ты куда это, Григ?!

Кругом было много людей – кто-нибудь должен был заметить странное поведение Первого. На Грига нахмурившись смотрел Старший Брат Грон – уцелевший в бою Красный Демон.

– Из лазарета – в атаку? Ты опоздал, Брат!

Зрачки Линти увеличились, поглощая красивую голубую роговую оболочку.

– Открой нам ворота! – потребовала альтинка. – Если попробуют остановить – убей!

Грон кивнул и неуверенной походкой побрел к пульту.

– Скорее в корабль! – Линти подтолкнула замешкавшегося у люка Грига.

Как и все машины «Улья», тарибский бот всегда был готов к полету. Всегда заправлен, всегда укомплектован. Оставалось только сесть в два из десяти противоперегрузочных кресел и завести двигатель…

Неожиданно для всех находящихся в порту Братьев один из спасательных ботов вдруг загудел, поднялся в воздух и устремился к тоннелю, выводящему из «Улья» наружу, в открытый космос. Все замерли, ошеломленно провожая корабль самоубийц удивленными и растерянными взглядами. Все, кроме Грона, который стоял за пультом, смотрел на него остекленевшими глазами и бездумно стучал по клавиатуре системы управления люками шлюза…

С Тургаоном происходило что-то страшное. Он не отвечал на вопросы, не реагировал на окрики, не шевелился и не переводил взгляда с одной единственной бесконечно удаленной точки. Только лицо маршала заметно менялось – оно на глазах каменело, приобретая серо-землистый оттенок.

Рилиот смотрел на друга и не знал, чем можно ему помочь. Не знал ни он, ни Магнитный Мозг «Бессмертного», который обладал способностью поставить диагноз при любом, даже самом редчайшем человеческом заболевании.

Через какое-то время симптомы изменились. Тургаон стал дрожать. Сперва – одними зубами. Затем всем телом – все сильнее и сильнее. В конце концов – затрясся вместе с креслом.

Рилиот понял, что нужно что-то делать. Он сосредоточился и вмешался в мысли друга, желая узнать о творящихся там беспорядках. И тут же, в то же мгновение отпрянул обратно, ужаснувшись от увиденного кошмара. Тургаон смотрел на свою Кани!..

– Тургаон… Боже!

Маршал же трясся все сильнее. Его рот широко открылся, словно хотел, но не мог выпустить из тела избыток отрицательных эмоций. Глаза вылезли из орбит и излучали такую мольбу, такой ужас, что Рилиот отвернулся, с трудом сдерживаясь от желания обнять друга и зарыдать вместе с ним.

И вдруг истошный, нечеловеческий, душераздирающий вопль вырвался изо рта Тургаона, продержался десять секунд на самой высокой ноте, а затем оборвался, освободив тело от оцепенения и позволив наконец маршалу упасть на пол – зарыдав и стуча себя кулаками по голове…

В это же самое время «Улей» пропал с голографической карты сражения.