Все страхи мира - Том Клэнси

— Ты думаешь…

— Я не считаю их шарлатанами. Мне кажется, они верят в то, о чем всегда говорят. У них нет другого выхода.

— Значит, у тебя скоро не останется работы?

Джек услышал в голосе жены нотку надежды.

— Этого я не знаю.

После речи президента начались прения. Против Фаулера выступил раввин Соломон Мендель, престарелый житель Нью-Йорка, один из самых страстных — некоторые утверждали, даже яростных — защитников Израиля. Как ни странно, он ни разу там не был. Джек не знал почему и напомнил себе, что это нужно выяснить. Мендель стоял во главе небольшого, но весьма действенного израильского лобби в Америке. Лишь он единственный, или почти единственный, выразил одобрение — если не одобрение, то понимание — расстрела на Храмовой горе. На голове раввина была ермолка, а борода ниспадала на изрядно помятый костюм.

— Это — предательство государства Израиль, — произнес он в ответ на первый вопрос. К удивлению Джека, Мендель говорил спокойно и убедительно. — Вынудив Израиль покинуть свои законные владения, Соединенные Штаты отняли у еврейского народа его историческое право на землю предков и поставили под угрозу безопасность страны. Граждан Израиля будут выгонять из своих домов силой оружия — точно так же, как это было пятьдесят лет назад, — зловеще закончил он.

— Одну минуту! — взволнованно воскликнул другой участник дебатов.

— Господи, с какой страстью они выступают, — заметил Джек.

— Моя семья погибла во время Холокоста, — сказал Мендель тем же спокойным голосом. — Весь смысл существования государства заключается в том, чтобы обеспечить евреев кровом над головой и безопасностью.

— Но президент посылает американские войска…

— Мы посылали американские войска во Вьетнам, — напомнил раввин Мендель. — И тоже давали обещания и заключали договор. Израиль будет чувствовать себя в безопасности лишь в пределах границ, которые можно защищать, под прикрытием своих собственных войск. Америка силой принудила Израиль принять условия этого договора. Фаулер прекратил поставки военного снаряжения, необходимого для обороны Израиля, чтобы «дать понять» израильтянам, что от них требуется. Таким образом Израилю «дали понять» и там поняли: или принимайте наши условия, или поставки прекратятся совсем. Вот что произошло на самом деле. Я могу доказать это и готов выступить перед сенатским комитетом по иностранным делам с доказательствами.

— Так-так, — пробормотал Джек.

— Скотт Адлер, заместитель государственного секретаря, лично передал это требование президента, а Джон Райан, заместитель директора ЦРУ, отправился в Саудовскую Аравию. Райан обещал королю, что Америка усмирит Израиль. Ну это Райан, но как мог Адлер, еврей, поступить так… — Мендель недоумевающе покачал головой.

— У этого Менделя отличные источники информации.

— Это на самом деле так? — спросила Кэти.

— Не совсем, но то, чем мы занимались, должно было остаться в тайне. Никто не должен был знать, что я уезжал из страны.

— Я знала, что тебя не было в Америке.

— Но не подозревала, куда я отправился. Впрочем, это не имеет значения. Он пошумит-пошумит, тем дело и кончится.

Демонстрации начались на другой день. Это было их козырем, их последней ставкой. Руководителями являлись два русских еврея, которым лишь недавно разрешили выехать из страны, не испытывавшей к ним особо теплых чувств. После прибытия на свою настоящую родину они поселились на Западном берегу, в той части Палестины, которую отняли у Иордании силой оружия в результате Шестидневной войны 1967 года. Их многоквартирный сборный дом с комнатами, крошечными по американским стандартам, но невероятно роскошными по русским, стоял на одном из сотен скалистых склонов, усеявших регион. Обстановка была для них незнакомой и новой, но здесь их дом, а за дом борются, его защищают. Сын Анатолия — теперь он звал себя Натаном — стал офицером в израильской армии. Ту же стезю выбрала и дочь Давида. Еще недавно приезд в Израиль казался им настоящим спасением — и вот они снова должны покидать свои дома? Их жизни были полны потрясений, и это новое потрясение переполнило чашу.

Весь многоквартирный дом был населен выходцами из России, и для Анатолия и Давиды не составило труда создать хорошо организованный коллектив. Они призвали на помощь ортодоксального раввина — его пришлось пригласить со стороны, потому что в их доме не было представителя культа, — чтобы обеспечить духовное руководство, и начали марш к кнессету. Впереди несли флаги и священную тору. Даже в такой маленькой стране на это потребовалось время, но подобный марш неминуемо привлек внимание средств массовой информации. К тому моменту, когда потные и усталые демонстранты прибыли к своей цели, весь мир узнал об их походе и его причинах.

Израильский кнессет не является самым степенным и уравновешенным из всех парламентов мира. В его состав входят мужчины и женщины самых разных политических ориентаций — от ультраправых до крайне левых, причем для умеренных депутатов места почти не остается. Там часто говорят на повышенных тонах, стучат и размахивают кулаками. Все это происходит под черно-белой фотографией Теодора Герцля, австрийца, который в середине девятнадцатого века увидел идеал сионизма в создании надежного прибежища, родного дома для его оскорбленных и униженных соотечественников. Страсти парламентских дебатов заходили временами так далеко, что многие наблюдатели удивлялись, как в стране, где почти все являются армейскими резервистами и, следовательно, хранят автоматическое оружие в собственных шкафах, никто из депутатов кнессета еще не прошит оглушительной очередью прямо в своем кресле. Интересно, что подумал бы сам Теодор Герцль при виде такого ожесточения? Проклятием Израиля являлась не излишняя оживленность дебатов, а то, что правительство без конца раскалывалось на враждующие стороны по самым разным вопросам, как политическим, так и религиозным. Почти каждая религиозная группировка имела свой участок территории, а следовательно, свое представительство в парламенте. Даже французский конвент по сравнению с кнессетом выглядел бы вполне умеренным и организованным, в результате на протяжении целого поколения у Израиля не было прочного правительства с последовательной государственной политикой.

Демонстранты, к которым присоединилось много сторонников, прибыли на площадь за час до начала дебатов по ратификации договоров. Уже представлялось вероятным — более чем вероятным, — что правительство падет, собравшиеся послали своих представителей к тем депутатам кнессета, кого им удалось найти. Депутаты, принявшие точку зрения демонстрантов, выходили из здания кнессета и в зажигательных речах отвергали договоры.

— Это мне не нравится. — Лиз Эллиот в своем кабинете наблюдала за экраном телевизора. Политический шторм, который разразился в Израиле, оказался намного мощнее, чем она ожидала, и Эллиот вызвала к себе Райана для оценки создавшейся ситуации.

— Что делать, — согласился заместитель директора ЦРУ, — такие эмоции нам не подвластны. Не так ли?

— Весьма полезный совет, Райан! — На столе советника по национальной безопасности лежали материалы опроса общественного мнения. Наиболее уважаемая израильская фирма, занимающаяся такими опросами, узнала мнение пяти тысяч человек и пришла к выводу, что 38 процентов всех опрошенных поддерживают договор, 41 процент выступает против него и 21 колеблется. Эти цифры более или менее отражали расклад сил в кнессете, где правое крыло по числу депутатов несколько превосходило левое, а умеренный центр постоянно раскалывался на небольшие группы, каждая из которых ожидала более выгодного предложения от той или другой стороны, чтобы присоединиться к ней и таким образом повысить свой политический вес.

— Скотт Адлер объяснил ситуацию несколько недель назад. Приступая к переговорам о заключении договора, мы знали, что израильское правительство неустойчиво. Бог мой, а когда за последние двадцать лет оно было устойчивым?

— Но если премьер-министр не сумеет убедить…

— Тогда придется приступить к осуществлению плана «Б». Ты хотела оказать давление на их правительство, правда? Такая возможность еще представится. — И все-таки подобное положение никто не рассматривал серьезно, подумал Райан. Однако суть проблемы заключалась в том, что даже самое подробное изучение этого вопроса ничем бы не помогло. Израильское правительство было образцом анархии на протяжении последних двадцати лет. При заключении договора исходили из предположения, что, когда договор станет свершившимся фактом, кнессет будет вынужден ратифицировать его. При этом не поинтересовались мнением Райана, хотя он и был в общем согласен с такой оценкой.