Неудача в наследство - Светлана Романюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал вздохнул и, поскрипывая чем-то в спине, уселся на бревно рядом с Михаилом. Настенная роспись, которую Михаил столь тщательно готовил к его приходу, не удостоилась со стороны Николая Дементьевича ни капли внимания.
Турчилин поёрзал, устраиваясь поудобнее, и в конце концов замер, откинувшись спиной на стену и вытянув вперёд длинные ноги.
— Хорошо! — сказал он, прикрыв глаза. — Я помню, как эту мельницу строили. Помню, как работала она… Как разбирали, не видел — воевал.
Михаил обречённо смотрел на генеральские ноги. Сапоги на них были не новые, с невысоким голенищем из мягкой кожи и очевидно тачались по заказу. Форму имели индивидуальную, учитывающую все особенности строения стопы генерала, в том числе выпирающую у основания большого пальца шишку. Было заметно, что обувь изначально шилась с учётом этой особенности, а не растянулась при носке. Михаил с грустью смотрел на эту замысловатую форму, сравнивая её с обнаруженным в лесу следом, и понимал, что не совпадает не только форма, но и размер. Даже на глаз было видно, что из-за косточки ежели генерал и втиснет ногу в простой сапог, то только в очень широкий. Гораздо шире того следа.
— Маскарад-то ты не зря устроил? — спросил генерал, приоткрывая один глаз. — Пари-то выиграл?
Михаил качнул головой.
— Оно ещё не закончено. Да я к выигрышу и не стремлюсь, — признался он.
— Нда? Ну что ж, бывает и так, — вздохнул Турчилин, вновь закрывая оба глаза. — Только вот знаешь, при любом раскладе, выиграешь ты али проиграешь, о девичьей репутации подумать бы не мешало. Хотя тут ты более-менее сообразил. На записке имени не было. Пара намёков в тексте только.
Михаил мысленно похвалил Оленьку — не безнадёжна.
— Да и о своей не забывай. Я, знаешь, когда по столице с панталонами на голове ходил, то панталоны-то шляпой прикрывал. Их и не видел никто… Условия спора того прямо не запрещали… А ты? Переодевался-то тут али так и шёл?
— Тут.
— Уже легче.
— Но обратно так пойду.
— Себя-то в зеркало видел?
Михаил невесело усмехнулся, сплюнул измочаленную травинку и сказал:
— Видеть не видел, но представление имею.
— Во-о-от! Это хорошо, что имеешь… А какой здесь народец живёт, знаешь? Хлебом не корми — дай сплетню разнести… О тебе тут и так в последнее время много наговорили, а ежели в таком виде с кем столкнёшься — до конца жизни не отмоешься…
— Я свою одежду в омут уронил.
Помолчали оба. Паузу вновь генерал прервал.
— Кхе! Ну, может, и отмоешься. Они тут как дети. Новую тему найдут и про тебя забудут. Про меня, знаешь, чего только не говорили! Даже в колдовстве обвиняли. Меня! Представляешь? Меня! Я тогда с Виталинкой со своей простился как раз… Болела она долго, страшно… Я её по лучшим докторам возил. По курортам… Там и схоронил. У моря. Она страсть как море любила… Ну через неё и мне толика докторского внимания перепала. Зубы вот себе тогда сделал. Фарфор! Лучше родных. Родные-то я давно растерял. Какие выбили, какие сами попортились. А тут вишь? — Турчилин широко улыбнулся. — Красота! Я когда их первый раз вставил, Виталинка аж визжала от восторга. Ты, говорит, лет двадцать с плеч скинул… Спину мне вот тоже тогда же вправили… Корсет, правда, ношу с тех пор не снимая. Слышь? Скрипит, окаянный, но хоть к земле не гнёт… Подлечили меня, в общем… А Виталинку не спасли…
Михаил молчал, не зная, что сказать, и не особо понимая, к чему генерал клонит. А тот повздыхал и, ткнув Михаила локтем в бок, продолжил:
— Так я когда сюда вернулся, про меня чего только не плели! И жизнь я из жён своих тяну, поэтому и схоронил трёх уж, и ритуалы я провожу кровавые ради вечной молодости… Но ничо. Тому про зубы рассказал, тому костоправа посоветовал, и затихли. Новые жертвы нашли. Так ты, друг мой, заранее подумай, кому и чего ты будешь рассказывать, чтобы твой сегодняшний маскерад объяснить. Нда… От меня вот только в этом деле помощи не жди… Я ведь осерчал маненько. А что? В своём праве!
Михаил согласно вздохнул.
— Я ведь думал, это мальчонка Кречетовых шалит… Розгу даже по дороге присмотрел — жизни мальца учить. Тебя увидал — розгу выбросил. Но жизни тебя поучить хочется… Жаль, розга для этого уже не годится — поздно. Ничего, так оно тоже неплохо получится. Жизненный урок — «Поступки и их последствия» называется.
Генерал хекнул, с явным трудом поднялся на ноги. Отряхнул прилипший к штанам сор. Труха и щепки долго не хотели покидать его одежду, но Турчилин справился и, попрощавшись, вышел.
Михаил долго смотрел на опустевший дверной проём. Слушал пение птиц и мальчишеские голоса. Наконец остались только птицы. Михаил скинул женские тряпки и вышел на берег. Там пристроил их в траве, сунул в середину свёртка пистолет, разделся окончательно и плюхнулся в воду.
Смеркаться стало неожиданно рано. Утянутую одежду водяной так и не отдал. Видно, решил, что сам в ней щеголять будет. Вконец посиневший, со стучащими зубами и гусиной кожей, Михаил вышел на берег. Растёрся шалью. Натянул штаны. Обувь связал шнурками и повесил через плечо. Тряхнув мокрыми, тяжёлыми волосами, задрал подбородок и зашагал домой. Тропинки, правда, несмотря на гордый и независимый вид, выбирал дальние, окольные, малохоженые. К заднему крыльцу родного дома подошёл на закате. Прошлёпал босыми ногами, оставляя грязные следы на ступенях, и, отворив дверь, нос к носу столкнулся с Леонтием Афанасьевичем Ромадановским.
Глава 64. Задушевные беседы
— Однако… — весело хмыкнул Леонтий Афанасьевич, почёсывая рыжую с проседью бакенбарду.
— Ваше сиятельство? Прошу прощения, гостей не ждал, — развёл руками Михаил.
— Вижу, что не ждал, — отозвался князь Ромадановский. — А мог бы… Столько писем за неделю, да ещё и столь многословных, мне даже супруга моя не строчит, когда мы с ней в разлуке…
— Так я ж одно только успел вроде бы…
Князь поморщился, отчего его узкое лицо изогнулось, стало напоминать серп, и проворчал:
— Одно? Ты одно, приятель твой — второе, соседка — третье… Да я о Крыльском уезде за всю свою жизнь слышал меньше, чем за последние дни… И веришь —
