Секрет Сабины Шпильрайн - Нина Абрамовна Воронель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так ничего и не решив, я вышла в столовую к завтраку. Поставив передо мной кофейник, фрау Моника радостно воскликнула:
– О, я вижу, вы нашли потерянную серьгу!
Значит, она вчера все-таки заметила ее отсутствие – впрочем, какая разница?
– Да она завалилась за подушку, – равнодушно ответила я.
– Так-таки завалилась? – восхитилась фрау Моника и улыбнулась мне заговорщической улыбкой бывалой шлюхи.
Наш увлекательный разговор был прерван приходом маленького посыльного, принесшего конверт, адресованный мне. Словно в ответ на вчерашний вопрос фрау Моники, на конверте стоял именной штемпель профессора Зигмунда Фрейда. Увидев штемпель, фрау Моника засияла еще ярче и деликатно удалилась на кухню, чтобы я могла прочесть письмо без помех.
– Госпожа просила принести ответ, – сказал мальчик.
Письмо было не от профессора, а от Минны. Случайно узнав, что я в Вене, она просила меня прийти проведать профессора, который был не совсем здоров. Вычислить, как она меня нашла, было несложно – узнав от Софи, что я приходила узнавать дату предстоящей встречи Фрейда с Юнгом, хитрая Минна нашла в моей папке адрес пансиона, в котором я жила когда-то во время своей стажировки в Вене. Но я не могла пойти навещать больного профессора, причину болезни которого я так хорошо знала. После вчерашнего дня, проведенного с юнгой, не могло быть и речи о моей встрече с Фрейдом, который каждого человека, сидящего перед ним, видел насквозь.
Да и ни к чему было торопить неизбежно предстоящее мне решение, кого из них двоих я выбираю. И ни к чему было выслушивать набор хорошо продуманных и часто справедливых обвинений в адрес моего возлюбленного. Никакая справедливость не могла изменить и отменить мою любовь. Я подняла глаза: маленький посыльный стоял в дверях, ожидая ответа.
Мое решение было принято мгновенно. Я быстро написала, что, к сожалению, должна срочно вернуться в Берлин к мужу, и уезжаю из Вены через час. Я надеюсь, что нездоровье профессора не слишком серьезное, и я напишу ему сразу по приезде в Берлин. Получив мое письмо и пару монет, мальчишка весело убежал, а я отправилась собирать чемодан.
Поезд на Берлин подали довольно быстро, и, оставшись наконец наедине с собой, я все больше ужасалась от того, что ждет меня в Берлине. Даже если конфликт со свекровью как-то разрешится, мне это не поможет – меня мутило от одной мысли о возвращении к Павлу. Ничего не влекло меня к нему, он был мне чужой, совершенно чужой, как человек с другой планеты. Представив себе, как он обнимет меня при встрече, я вздрагивала от отвращения. Разве я могла позволить ему коснуться меня после вчерашних объятий юнги? А потом долгие годы спать с ним в одной постели и готовить обед из кошерного мяса? От одного этого хотелось сразу выброситься из окна быстро бегущего поезда.
Оставалась только смутная, маловероятная надежда, что ссора наша была окончательной и мне не придется больше терпеть ни Павла, ни его отвратительную мать. И тут я вдруг вспомнила, что беременна, а это значит, что через полгода у меня родится ребенок. Предположим, я смогу вырастить его одна, без Павла, который пока был для меня только обузой. Но мама и папа – что скажут мама и папа? Они ни за что этого не допустят. Они костьми лягут у меня на пути, но не допустят развода.
Мама даже написала в одном из своих бесконечных писем, что я никогда не найду такого замечательного мужчину, который сможет заменить мне моего идеального отца! Как будто она многократно не слышала от врачей, что именно мой идеальный отец и есть истинная причина моей истерии!
Так и не найдя мало-мальски приемлемого выхода из предстоящей мне супружеской жизни, я добралась до Берлина и робко остановилась у своей двери с ключом в руке. Из-за двери доносился многоголосый возбужденный крик – можно было предположить, что там собралась вся наша семья. Надеюсь, маму и папу они пока не вызвали из Ростова. Впрочем, если учесть, что я исчезла на целых пять дней, они вполне могли вызвать и папу с мамой.
Собравшись с духом, я сунула ключ в замочную скважину, но с той стороны торчал другой ключ, так что, хочешь не хочешь, пришлось позвонить.
Дверь отворилась мгновенно – в дверном проеме стоял мой любимый брат Саня, который при виде меня заорал диким голосом:
– Да вот она сама, живая и здоровая!
Я быстро оглядела собравшихся в гостиной – слава богу, мамы и папы среди них не было и свекрови тоже. Были только мои братья с женами, Павел со своей сестрой и две мои подружки с мужьями.
Все уставились на меня, словно решая, как быть дальше. Поскольку я нашлась, обращаться в полицию было незачем, тем более что на вопрос, куда я уезжала, я категорически отказалась отвечать. Все вздохнули с облегчением, хоть мне показалось, что кое-кто был разочарован отсутствием авантюрной драмы в моем исчезновении. Я с внутренней усмешкой подумала, как бы они были потрясены, если бы я открыла им подробности истинной драматической подоплеки своей поездки в Вену.
На том все и закончилось: Павел плакал и просил прощения за свою мать, и мне ничего не оставалось, как принять свой жребий и с тоской хлебать кашу, которую я же и заварила. Особенно раздражала меня ирония моей ситуации: десять лет назад я добровольно притворилась душевнобольной, чтобы избежать той судьбы, которую создала себе сама своим поспешным замужеством.
Я даже на какой-то миг задумалась, не повторить ли мне тот же самый фокус, чтобы меня опять отправили в Бургольцли? Юнга сказал перед отъездом, что он собирается уволиться из университета, но оставит за собой еженедельные консультации в Бургольцли. Значит, раз в неделю я смогу его видеть. А там – кто знает, что будет? И тут я опять вспомнила, что беременна и что мне скоро придется рожать. Психиатрическая клиника вряд ли подходила для этой цели. Странно, но я совершенно не была готова к предстоящей мне роли матери. Господи, как я влипла, как влипла!
Единственным преимуществом моего положения была возможность как можно чаще отказывать Павлу в физической близости под предлогом вреда для будущего ребенка. Обмануть его было трудно, ведь он тоже был врач, но, к счастью – если это можно назвать счастьем, – беременность моя протекала нелегко, с осложнениями и кровотечениями.
Все время моего замужества и беременности
