Итерация II (СИ) - Корольков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Андрея Николаевича Королёва (он же «Цезарь») и Павла Александровича Пахотина (в студенческой среде — «Трактор») поселили в один номер. Оценив взглядом скудное, по меркам XXI века, убранство номера: две широкие, застеленные свежим бельём, кровати, покрытый тяжёлой скатертью стол, два стула, графин с водой, да пара стаканов, Цезарь произнёс:
— Н-да, скучновато. Ни тебе холодильника, ни тебе телевизора. Что делать будем.
Оседлавший стул Пахотин посмотрел куда-то вдаль и философски ответил.
— Жизнь покажет.
Потом оживился и предложил другу:
— Николаич, может по пятьдесят? За прилёт…
Королёв молча открыл портфель, достал из него бутылку «Арарата» и водрузил коньяк на стол. Затем покопался ещё немного и на свет появилась парочка бутербродов с колбасой.
— Вот это дело! — в предвкушении Павел потёр ладони, — Я ща!
Нырнув в свой портфель, Пахотин достал ещё два бутерброда и пластиковый контейнер, заполненный нарезанными ломтиками сыра.
— Как плебеи, че-с слово. — проворчал Цезарь, разливая коньяк по стаканам. — С приземлением!
Друзья сдвинули стаканы и махом опрокинули в себя жидкость. Молча добавили ещё по чуть-чуть и повторили процесс.
— М-м-м-м, нектар! — почмокал губами Пахотин.
— Угу, — ёрничая отозвался Цезарь, — Его только стаканами пить.
— Да ну тебя. — отмахнулся Павел и уставился в окно.
Пялиться в темноту было неинтересно, и Пахотин водрузился на подоконник.
— Андрюх, как думаешь, мы здесь одни?
— В каком смысле? Слушают ли нас? — лениво отозвался Цезарь.
— Нет, я в другом смысле. — Пахотин очертил рукой замысловатую фигуру.
— Во Вселенной? Этого я брат не знаю. «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, это науке неизвестно». — отшутился Андрей.
— Да нет же! Я про нас, путешественников во времени. Одни мы здесь или есть ещё кто?
— Откуда. — ухмыльнулся Цезарь. — Думаешь, что таких горемык здесь пруд пруди? Откуда? Мы и сами-то непонятно как здесь очутились.
— А может мы маленькая часть огромного эксперимента. Учёные запускают людей в прошлое то поодиночке, то группами… — мечтательно ответил Павел.
— Ага, подводными лодками, авианосными группами, дивизиями, да торговыми центрами. Делать им больше нечего. Зачем? Смысл-то в чём?
— Как в чём? — Пахотин соскользнул с подоконника, — Историю поправить, страну спасти, предкам помочь, науку двинуть.
— А сами местные этого не могут. Ага! Все вокруг дураки, и только мы такие умные, все в белом стоим. — с ядовитым сарказмом ответил Цезарь.
— Нет, предки не глупые. У них есть и опыт, и смекалка, и жизненная мудрость. А мы, попаданцы, только подсказываем, даём направление, открываем глаза на некоторые, очевидные для нас, но не замечаемые местными, вещи.
— Допустим. И кто, например? Кассандру с Нострадамусом и прочих юродивых можешь не вспоминать. — оживился Андрей.
— Почему же? Самые яркие представители. Но, хорошо. Нырнём вглубь веков, раз уж ты первый начал. — Пахотин слегка опёрся о крышку стола и принял позу трибуна, — Леонардо да Винчи, Микеланджело, Ньютон, Ломоносов… — начал перечислять Павел.
— С Леонардо соглашусь, остальные — мимо. — возразил Цезарь.
— Коперника с Джордано Бруно тоже вычеркнешь? — не сдавался Пахотин.
— Угу. Заодно и Колумба.
— То есть все учёные доморощенные и попаданцев среди них нет.
— Ладно, ладно. Ломоносова с Ньютоном можешь вернуть. Кто ещё? — уточнил Андрей.
— Кулибин — однозначно. — продолжал Павел.
— Только учёные?
— Конечно же нет. Считаю, что все выдающиеся личности или попаданцы, или общались с путешественниками. Причём попаданцы не в прямом смысле, как мы. К кому-то душа переместилась, сознание или что-то ещё. Взять, к примеру Суворова.
— Блин, он здесь причём? — спросил ошарашенный Цезарь.
— Слушай: простой интендант, начпрод части, и вдруг стал выдающимся полководцем. Ты второго такого знаешь?
— Угу. Кнутов. Нет бы тушёнку выдавать, а он всё в бой рвётся.
— Это мелочи. Интендантов, командовавших полками и Великую Отечественную хватало. Я про масштаб личности.
— Допустим, Суворов, фиг с ним. Ещё?
— Ушаков и Кутузов. — Павла затягивала эта игра.
— Подожди, начинаю догадываться о методе отбора. Гениальный флотоводец, в детстве не видевший моря и больной, пожилой фельдмаршал, одолевший юного гения войны. Так? — поинтересовался Андрей Королёв.
— Ну, так. Хорошо, возьмём из нашего времени. Жириновский…
Королёв, сделавший в это время глоток воды из графина, чуть не поперхнулся. Поставив посуду на стол, он замахал руками, пытаясь откашляться. Придя в себя, он уселся на стул, закинул ногу на ногу и с улыбкой сказал:
— Ну ты брат даёшь! Советского полпреда в ООН попаденцем назвал!
— А чё, всё по классике. Песни пел? Пел. Партию создавал? Ну, пытался, а народ бы за ним пошёл. А сколько его предсказаний сбылось? — перечислил Пахотин.
— У Владимира Вольфовича ясный ум, незашоренный взгляд, глубокие знания и прекрасно подвешенный язык. Согласен, таких людей — единицы. А как он америкосов носом водил… улыбаясь вспомнил Королёв
— Было дело, — поддержал друга Паша, — Его выступления на заседаниях в ООН — это целое представление. Правду резал, аж искры летели. А когда американцы попытались лишить его права голоса, он со словами «Хрен вам, подонки!», встал и вышел из зала.
— Ага, а вслед за ним китайцы и прочие соцстраны. Помню трансляцию: дипломаты стоят, перешёптываются, никто толком перевести не может. Но, нет. «Однозначно!», как говорит Владимир Вольфович. Давай ещё! — подначил Цезарь.
— А ещё гениальные музыканты и спортсмены.
— Паш, это ты точно хватил. Я ещё соглашусь с братьями Люмьер или авиаконструкторами. Но, спортсмены с музыкантами… У них ни знаний, ни опыта, только талант и упорные тренировки.
— Ладно, к творческим личностям мы ещё вернёмся. Я сейчас уверен, что и наш СССР спасли попаданцы!
— Ха-ха-ха-ха!!!! — залился смехом Цезарь, — Нет, за это надо обязательно выпить! Надо же! Вот фантазёр!
Королёв живо разлил янтарную жидкость, друзья выпили и зажевали бутербродами.
— Никаких фантазий, только логика. — прожевав продолжил Пахотин, — Вот ты помнишь неожиданный уход Брежнева?
— Спрашиваешь! Когда в семьдесят седьмом Леонид Ильич заявил, что просит освободить его от всех должностей, у народа такой шок был! Ещё бы, «золотая эпоха»! Сколько всего понастроили, какой скачок был. И это после «кукурузника». Романов тоже ничего, народ ещё шутил, что опять Романовы на троне. — окунулся в воспоминания Цезарь.
— Ну да. А после, когда Генсек начал чистку в Грузии и Средней Азии, стали говорить, что «какой же он Романов? Рюрикович! Грозный!». — со смехом дополнил Пахотин.
— Было. Ну и что? У Брежнева возраст, да и здоровье, говорят, пошаливало.
— Нормально так шалило, что до девяносто седьмого дожил. 91 год, шутка ли. Мог ещё руководить и руководить. Сколько ему в 1977 было-то? Семьдесят один год. — сосчитал возраст Генсека Павел.
— Тоже немало. Если бы остался — ничего не изменилось. — пожал плечами Андрей, — Поруководил
