В сетях любви - Сесилия Грант

Марта гордо расправила плечи и быстро накрыла руку мужа своей.

— Надеюсь, ты удостоишь чести миссис Мирквуд и меня первыми познакомиться с ней, — сказал тот с таким видом, будто ничего особенного не случилось.

Уилл едва не бросился ему на шею, однако справился с собой и лишь кивнул. Его благодарность была настолько велика, что ее просто невозможно было облечь в слова.

Ник фыркнул и вскочил.

— А вы и рады, да? Ha ее фоне вы оба будете выглядеть чрезвычайно респектабельно. — Он повернулся к родственникам спиной и подошел к окну.

— Она мне понравилась. — В голосе Марты слышалась спокойная уверенность. — Она проявила сердечную заботу о своей горничной. И люди в отчаянной ситуации делают то, что от них требуют обстоятельства.

Китти не была столь великодушна. Ее дочери были старше, чем дочь Марты, и она прекрасно представляла, как повредит их перспективам подобный брак.

— Я допускаю, что она могла бы стать достойной дамой и избежать подобного образа жизни. Я верю, что она обращается со своей горничной и вообще с людьми, стоящими ниже ее, с милосердием, и в этом могла бы послужить всем нам примером. — Она наклонилась вперед и с горячностью воскликнула: — Но разве вы не понимаете, что все это ни в коей мере не меняет ситуацию?

— Джентльмен из респектабельной семьи не всегда волен любить ту, кто ему нравится, — поддержал ее муж.

— Прошу прощения, но он имеет полное право любить ту, которую он выбрал. — Ник повернулся и оперся на спинку своего кресла. — Джентльмены повсеместно влюбляются в неподходящих женщин. Однако они не женятся на них. Если бы ты просто содержал ее, не выставляя ваши отношения напоказ, отпала бы надобность в скандале.

— Я искренне сожалею, честное слово. Я сожалею о том что могу нанести вред твоей репутации, твоей практике, а еще больше о том, что это может повлиять на будущее моих племянниц. Но дело в том, что я не могу найти себе места в обществе, где считается, что жить с женщиной во грехе — это порядочно, а предложить ей руку и имя — нет.

— Не надо прикрываться высокой моралью, — наконец-то заговорил Эндрю. Его голос, тихий и напряженный, пугал и свидетельствовал о том, что он с трудом сдерживает себя. — И не оскорбляй нас всякими «могу» и «может». Это — и дуэль, и… связь, которую ты навязываешь нашей семье — обязательно нанесет ущерб и репутации твоего брата, и его практике. А еще это повредит моим дочерям, дочерям Китти, дочери Марты, потому что уменьшит их шансы на выгодный брак. Если ты намерен и дальше упорствовать, устраивать это шоу поразительного эгоизма, считай себя чужим, по крайней мере в этом доме.

Он ожидал этого. И повторял себе, что на его долю выпадали испытания потяжелее. Однако слова Эндрю причинили ему боль, как если бы его проткнули ледяным лезвием. Он на мгновение опустил взгляд вниз.

— Я не стану оспаривать ничего, что бы вы ни сказали — Он поднял глаза и оглядел знакомые лица. — Если уж мне так повезло, что… В общем, я приложу все силы к тому, чтобы мое имя не стало темой для пересудов и чтобы меня забыли в ваших кругах.

Все промолчали — а что еще они могли сказать? — поэтому он поклонился и пошел к двери. Марта подскочила и преградила ему путь.

— Для визита подойдет любой день на следующей неделе. Буду с нетерпением ждать, когда смогу поближе познакомиться с ней, — проговорила она с жаром, как будто хотела своими планами на будущее перетащить его целым и невредимым по ту сторону дуэли.

— Я тоже. — Его охватила безудержная надежда при мысли, что теперь у него есть возможность предложить Лидии нечто большее, чем только себя самого. У нее будет сестра, брат, племянница, если только… нет, он последует примеру Марты и перешагнет через всякие «если только». — Спасибо. — Почти шепотом он добавил: — И спасибо твоему мужу. Раньше я почти не общался с ним. Горю желанием исправить эту оплошность.

Его сестра кивнула, зарумянившись от удовольствия. Она знала, каково это — связать свою жизнь с паршивой овцой. Неудивительно, что она встала на его сторону. Даст Бог, он не погибнет и сможет вознаградить ее за лояльность.

На прощание сжав ее руку, он вышел из комнаты. В холле он был вынужден ждать, когда ему принесут пальто и шляпу. Внезапно позади него на лестнице прозвучали шаги. Ник. За исключением того раза, когда его затащили в игорный клуб, он всегда вышагивал с видом человека, наделенного важными полномочиями и решающего важные задачи.

Уилл насторожился, но не обернулся. Как он ни старался, ему все же не удалось отказаться от надежды, что братья и сестры смилостивились и послали Ника, чтобы он вернул его.

Однако он все же приструнил свою надежду.

— Не пытайся отговаривать меня от дуэли и брака. Я не могу привести тебе все доводы, но это единственный возможный для меня путь.

Ник замедлил шаг и остановился.

— Я не собирался… — Он замолчал. Он заметно колебался, что было нехарактерно для него. — Просто мне действительно очень хочется, чтобы ты передумал. И я сожалею, что ты не можешь привести мне все доводы. А пришел я для того, чтобы узнать, не нужен ли тебе секундант для дуэли.

Вот теперь он повернулся. Брат стоял на предпоследней ступеньке, одной рукой держался за поручень. И всем своим видом выражал покорность долгу. Уилл поклонился.

— Спасибо, что побеспокоился. Но Каткарт уже дал свое согласие.

— А. Ясно. — Ник отвел взгляд. Можно было подумать что отказ больно задел его.

Уилл снова ощутил ту пропасть, которая разверзлась между ним и братом — черт, между ним и остальными Блэкширами — с того момента, как он уехал воевать. Сегодняшний разрыв был, возможно, неизбежен однако, если через несколько дней его смертельно ранят, среди прочего в последнюю минуту он будет сожалеть о том, что после возвращения с континента не приложил все усилия к тому, чтобы восстановить семейные узы.

Эх что уж теперь говорить об этом.

— Сожалею, Ник. — Пришел лакей с пальто, и он понял что прощание должно быть коротким. — Я знаю, как важна для тебя репутация и работа. Я с радостью пожертвовал бы собственным счастьем, если бы речь шла только о моем счастье. — Он надел шляпу. — Но она любит меня. И доверяет мне. Я за нее жизнь отдам.

Вполне возможно, он и в самом деле отдаст свою жизнь, причем через несколько дней. Интересно, спрашивал он себя, спускаясь с крыльца на улицу, хоть кто-то из его близких пожалел о том, что с ним так сурово обошлись?

Час спустя он сидел в кабинете у Фуллера и хмуро смотрел на еще не проснувшийся после зимы парк на Рассел-сквер.

— Не понимаю, почему ты не сердишься. — Он снова посмотрел на Фуллера.