Рыцарь курятника - Эрнест Капандю

– Это залог счастья.

– Не говорите так!

– Разве лучше, чтобы я думала и молчала, чем думать и говорить?

– Скажите мне, хорошенькая нимфа, разве убийственное наслаждение охотой приводит вас и ваших подруг в глубину лесов?

– Не всегда… между нами есть одна, бывающая в лесу вследствие совсем противоположного чувства.

Разговаривая таким образом, король и нимфа дошли до «гостиной цветов» и сели на мягкий диван. Король все держал руку нимфы в своей.

– Та, о которой вы говорите, – продолжал он, – может быть, нежная Венера, отыскивающая среди лесной зелени какого-нибудь нового Адониса? Вы молчите?

– Я думаю.

И нимфа слегка вздохнула.

– Адониса, – повторил король.

– Да… Адониса… очаровательного! – Нимфа вздохнула опять и печально покачала головой. – Ах, как жаль, – сказала она. – Какое это несчастье!

– Почему? Какое несчастье?

– Потому что между бедной нимфой и прекрасным Адонисом расстояние слишком велико…

– Расстояние?

– Которое невозможно преодолеть.

Она вздохнула в третий раз.

– Ничего нет невозможного, – с жаром сказал король. – Всякое расстояние сокращается, когда любовь простирает над ним свои крылья.

– Увы! Любовь поднимается очень высоко, – отвечала хорошенькая нимфа, – но она не долетает до трона.

– До трона! – повторил король. – Что я слышу?

– Молчите! – сказала нимфа в большом замешательстве.

– Почему я должен молчать?

– Потому что этого никто не должен знать.

– Даже я?

– Оставьте меня!

Она хотела встать, король осторожно удержал ее.

Они были одни в «гостиной цветов».

– Ответьте мне только, – продолжал король, – в какой части земли можно встретить эту очаровательную и чувствительную нимфу?

– О! У вас нет никакой надобности искать ее в другом полушарии. Редко прекрасный Адонис охотится в лесах, в окрестностях Парижа, без того, чтобы чувствительная нимфа не явилась ему… Но, однако, есть одно место, которое она предпочитает…

– Как оно называется?

– Сенарский лес.

– Сенарский лес! – с жаром повторил король. – О! Не употребляйте во зло волнение, которое испытываю я. В этом лесу я встретил привлекательнейшую женщину, которая заставила забиться мое сердце от любви и надежды…

– Молчите! Молчите!

– О! – продолжал король с еще большей нежностью и одушевлением. – Скажите мне, знаете ли вы очарователь-ную амазонку Сенарского леса, которая при каждой охоте является в различных видах?

– Да, я ее знаю.

– И близко?

– Очень.

– Сделайте мне милость, – попросил король, целуя руку нимфы, – снимите маску.

Молодая нимфа стояла перед королем спиной к двери. Быстрым движением она сняла маску, закрывавшую ее лицо.

– Ах! – воскликнул король, любуясь прелестными чертами сенарской незнакомки, – это была правда…

Он встал и снял свою маску.

– Король! – испуганно проговорила нимфа. – Ах! Он знает все!..

И она убежала из залы. Король, покраснев от удивления, удовольствия и волнения, бросился за ней, не надев даже маски. Нимфа исчезла в толпе, но из ее руки выпал носовой платок, обшитый кружевами. Двадцать рук опустились в одно время, но Людовик XV проворнее всех своих придворных бросился и схватил тонкую батистовую ткань, затем он осторожно бросил ей платок, так как не смог достать рукой до хорошенькой нимфы. В этом вежливом движении, чисто французском, придворные узнали восточный обычай.

– Платок брошен, – сказал Ришелье.

– Платок брошен! – повторили десять голосов.

Через десять минут вся зала говорила: «платок брошен», и мадам Рошшуар, рассчитывавшая зажечь в сердце короля истинную страсть, упала в обморок от горя, не достигнув своей цели. Лица многих присутствующих омрачились, и скоро все произносили одно имя – одни с восторгом, другие с завистью, бешенством и презрением.

Это было имя мадам Ленорман д'Этиоль.

Оставив короля, она из легкого кокетства уехала с бала.

Король пригласил Ришелье в свою карету. Они были одни. Король возвращался в Версаль; дорога была длинной, и разговор можно было вести спокойно.

– Любезный герцог, – говорил влюбленный король, – я в полном восторге.

– Я очень рад, государь.

– Я не хочу отрицать этого! Я в восхищении, я влюблен! Сердце мое трепещет… Словом, я болен… очень болен от любви…

– Успокойтесь, государь, скоро в наших руках будет лекарство от этой болезни.

– Вы так думаете, друг мой?

– Я это знаю определенно.

Король c сомнением покачал головой.

– Это мне кажется трудно, даже очень трудно, – сказал он.

– Почему? – спросил Ришелье.

– Говорят, что д'Этиоль без ума от своей жены.

– Тем лучше.

– Как?

– Тем легче будет его обмануть.

– А если он любит свою жену?

– В таком случае надо усыпить его бдительность.

– И все-таки я боюсь, чтобы он не наделал шуму.

– Есть средство не слышать его, если он захочет говорить.

– Какое средство, друг мой?

– Надо доказать ему, что для поправки здоровья ему решительно необходимо попутешествовать.

– Что это вы! Послать его в изгнание…

– Нет, государь, не в изгнание, а просто покататься: эта прогулка будет ему даже приятна… И предписана доктором… Он, должно быть, болен, бедняжка, ему просто необходимо подлечиться.

– Вы большой повеса, герцог де Ришелье! – с восторгом проговорил король.

Герцог поклонился.

– Я преданный слуга вашего величества, – отвечал он.

– Итак, вы думаете, что мадам д'Этиоль не отвергнет меня?

– Я думаю, что она с нетерпением ждет, когда вы предложите ей вашу любовь.

– Ришелье!..

– Это мое убеждение!

– Вы не сомневаетесь ни в чем, любезный герцог.

– Могу ли я не верить успехам вашего величества?

– Молчите, льстец!

– Я, однако, должен сказать еще кое-что вашему величеству.

– Что такое?

– Если завтра вечером мадам д'Этиоль приедет в Версаль…

– В Версаль? – вскричал король.

– Да, государь, если она приедет, надо ли ее ввести в малые апартаменты?

– Я скажу Бине.

– Она приедет.

– Ришелье! – воскликнул король, смеясь. – Вы – дьявол!

– Пусть так, – отвечал герцог, – но признайтесь, государь, что на этот раз дьявол держит ключи от эдема. Позволите ли вы мне, государь, выйти здесь из кареты?

– Зачем?

– Для службы короля, – смеясь, отвечал Ришелье.

– Мне нечего возразить, выходите.

Ришелье дернул за шнурок, карета тотчас остановилась.

– Когда я вас увижу? – спросил король.

– Завтра, государь, – отвечал Ришелье, уверенный в том, что он говорит. – Завтра я вам скажу, в котором часу.

Лакей отворил дверцу, Ришелье вышел. Карета опять понеслась, ее провожали три кареты с двенадцатью гвардейцами верхом, две другие кареты ехали позади: это были кареты герцога Ришелье; они остановились и ждали. Отворив дверцу первой кареты, Ришелье проворно вошел и сел.