Коло Жизни. Середина. Том 1 - Елена Асеева

— Теперь вразумительно? — спросил Вежды и довольно просиял, узрев, как юноша в ответ стремительно кивнул. — А днесь быть может не стоит больше вопрошать? — Бог явно просил о том мальчика. — А то ты утомишься, и, не побыв с нами, уйдешь отдыхать.

— Я только, что проснулся, — отозвался Яробор Живко, между тем уступая просьбе Вежды.

Вежды, к которому так привязался, которого так любил и сам не понимал, каким образом, могла возникнуть столь скоро сия неестественная и мощная тяга. Посему, замолчав, Яробор принялся ласково гладить придерживающую его за грудь левую руку Першего, проводя перстами по ровной без единой выемки, трещинки, черточки тыльной стороне ладони. Иноредь касаясь платинового, массивного, витого кольца с крупным шестиугольным камнем оранжево-красного халцедона одетого на указательный перст и когда-то подаренного Асилом. Сам камень сверху был увит тончайшей виноградной лозой из зеленой яшмы, по стволу и листкам которой проходили и вовсе филигранной сетью символы, нанесенные мельчайшей изморозью золота.

А в залу между тем вошла рани Темная Кали-Даруга, удерживая в руках стеклянный кубок на высокой ножке с ярко-зеленым колыхающимся отваром. И неспешно направила свою плывущую поступь прямо к креслу Творца, вмале остановившись слева от него да протянув Першему кубок. Старший Димург немедля принял в правую руку кубок, охватив его зубчато-ажурное по грани тулово тремя перстами и легохонько кивнул демонице. Кали-Даруга вельми внимательно, оглядела с ног до головы притихшего мальчика и воркующе-полюбовно вопросила:

— Господин, как вы себя чувствуете? Голова не кружится, ибо вы совсем недавно пробудились?

— Кали тоже любит задавать вопросы, однако это Седми в тебе не вызывает досады, — вельми смешливо отозвался Яробор Живко и блеснув в сторону Бога очами, задорно засмеялся. — Я чувствую себя хорошо Кали… И голова не кружится, — ответил он погодя, когда его смех подхватил Вежды, и сие гулкое грохотание заколебало полосы облаков в своде, отчего с них вниз потекла тонкими струйками капель водицы.

— Меня это весьма радует, господин, — все также по теплому отметила рани Черных Каликамов, не обратившая внимание на двусмысленность слов мальчика и смех Бога, оно как их обоих любила. Да и смех Яробора Живко свидетельствовал об одном… о том, что он находится в бодром состоянии. — Тогда выпейте вытяжку, которую я вам принесла, а после пойдем и покушаем. Вам нужны силы, мой дражайший господин.

Перший медленно поднес к губам мальчика кубок, каковой вдвое по размерам превосходил своей вместимостью дотоль им виденные, и сдержал его движение почти подле губ.

— Ого, так много, я не выпью, — протянул, не скрывая своего не желания Яроборка, и отвел голову от кубка. — Да и вообще не хочу пить, меня жажда не мучает.

— Это лекарственная вытяжка господин, — настойчиво-убеждающе молвила Кали-Даруга и, кажется, еще шире улыбнулась так, что затрепетал ее второй язык на подбородке, будто жаждая вздыбится кверху. — И вытяжку желательно выпить всю, оно как вам необходимо, иметь силы, господин.

— Выпей мой бесценный, коли Кали-Даруга сказывает, — не менее настойчиво повторил вслед за демоницей Перший и кубок, сжимаемый его перстами, зримо дрогнув, наново достиг губ юноши.

Яробор Живко недовольно вздохнул, но, не смея противоречить Господу, вздев руки, обхватил тулово обеими дланями и принялся пить весьма густой, кислый напиток. Старший Димург между тем так и не выпустил из перст высокую ножку кубка, несомненно, собираясь, коль мальчик откажется аль потеряет силы, влить в него остатки самому. Ярушка выпил вытяжку почитай до конца, впрочем, когда на дне тулово осталось не более трех глотков, нежданно тягостно качнулся всем телом. В такт тому движению он резко мотнул головой, не столько отклоняясь от кубка, сколько просто слабея.

— Надо допить, — нежно дополнил Перший, и, придержав левой рукой спину и голову юноши неспешно влил остатки вытяжки ему в рот, ибо губы последнего уже почти не шевелились.

И тотчас мальчик, порывчато дрогнув, обмяк. Тело его, конечности стали мягко-расслабленными. Широко раскрывшиеся глаза обездвижились, перестали мигать веки, трепетать плоть, жилки, и, похоже, прекратилось течение крови по сосудам, судя по всему, он впал в состояние транса.

Рани, чуть-чуть отступив назад, привстала на носочки и торопко оглядев вяло недвижного юношу, придерживаемого Богом, бойко сказала:

— Времени немного Господь Перший, потому поторопимся. Жду вас в кирке.

И тот же миг, развернувшись, весьма скоро покинула залу, проявив особую, присущую токмо ей ретивость. Перший также скоро согнул дотоль вытянутые ноги в коленях и облачный лежак, махом опустившись, наклонно вниз к полу, расползся по его черной глади серыми, дымчатыми испарениями. Господь медлительно поднялся с кресла, при том вогнав и оставив в облокотнице кубок, и заботливо прижав к себе тело мальчика (оное окончательно растеряло всякую крепость, отчего обмякше висели на нем не только руки, ноги, но и голова, будто лишившись выи), направился вон из залы, на ходу повелительно дыхнув в сторону сынов:

— Вежды, Седми ступайте в пагоду… Небо, — Рас дотоль замерше сидевший в кресле, торопко шевельнулся, сим взмахом давая понять брату, что слушает его указания. — Прошу проследи за малецыками, а после повели конунгу анчуток Яра-ме связаться с Мокушами дацана Седми, абы они сообщили нам о точной дате прибытия судна в Солнечную систему. Абы оногдась Родитель мне сказал, что дацан уже в чревоточине и на подлете к Млечному Пути.

Глава тридцать четвертая

Кругами пошла зеркальная поверхность стены залы, похищая в своих недрах Господа и мальчика, а малую толику погодя серебристая завеса отозвалась рябью, впуская их обоих в иное помещение. Кирка была много меньше, по ширине и высоте, любого другого помещения маковки. Поелику старший Димург вошел в нее уже не при своем могутном росте, не больно превышая прижатого к груди и не падающего признаков жизни Яроборки, с тем все же оставаясь выше двух стоящих бесиц-трясавиц и сестер демониц. Однако стоило в кирку вступить Першему, как все создания, в том числе и Кали-Даруга низко склонили головы.

Ноне все три сестры демоницы, были обряжены в густо черные сарафаны без рукавов и достаточно долгие, их руки не украшали перстни, браслеты, однако у каждой из них на головах восседали венцы, по форме соответствующие венцу их старшей сестры. Право молвить у Калики-Шатины и Калики-Пураны гребни, имели золотую основу, сверху же укрывались тончайшими переплетениями платиновых нитей, увенчанных в местах стыков крупными желтыми алмазами и темно-зелеными изумрудами.

В кирке весьма мрачной, темной комнате, и стены, и пол, и сводчатый потолок, в целом по форме напоминали полусферу, имея густо черный цвет. Оттеняла сию темнедь внутри комнаты, токмо серебристая завесь и расставленные по кругу весьма высокие (верно не менее локтя в высоту) и достаточно широкие в обхвате, стоящие на небольшом удалении друг от друга, свечи, меж коих почти не оставалось проема. Свечи окружали поместившуюся в центре кушетку, со слегка вдавленной вглубь поверхностью, опирающуюся на одну чуть-чуть изогнутую ножку. Сами свечи на удивление не выпускали из себя дыма, в каждой из них располагалось по три фитиля горящих красно-рыжим дюже ярким пламенем.

Перший достаточно быстро миновав кирку, приблизился к кушетке и положил на нее расслабленного и все еще не подающего признаков жизни мальчика, незамедлительно отступив в сторону, с тем выходя из круга свечей. И тотчас Калюка-Пурана и Калика-Шатина вспять обступив кушетку с двух сторон, принялись торопливо раздевать и разувать мальчика. Затем одна из сестер стала наносить из широкой мисы густую мазь темно-коричневого цвета, на кожу Яробора Живко, оставляя ее там значительным слоем, покрывая не только руки, ноги, тело, шею, но даже голову… лицо. Плотно сомкнув меж собой веки мальчика, Калюка-Пурана и на них сверху наложила почитай пласт мази, а Калика-Шатина несколько вдавила вже умащенные части тела и само туловище, голову вглубь кушетки. Едва слышимое хлюп, втянув плоть, теперь удерживало самого мальчика в неподвижном состоянии, а широкий слой нанесенной мази и вовсе сливал его с поверхностью блекло-ореховой кушетки.

— Господь Перший, — очень тихо протянула Кали-Даруга, точно страшась разрушить таинственное состояние комнаты. — Время ограничено, как вы понимаете. Чтобы мы не убили господина, я буду контролировать его состояние, и как только скажу, вы должны прекратить толкование с лучицей.

— Хорошо, живица, — мягко отозвался старший Димург, понимая, что днесь жизнь мальчика и столь любимого им Крушеца, находится в руках его созданий.

— Отекная, встань подле завесы, думаю оттуда ты сможешь наилучшим образом запечатлеть лик лучицы, — скомандовала рани демониц.