Колхозное строительство 1 - Андрей Готлибович Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Брат, нужно на колхозный рынок, и желательно, чтобы там были продавцы с южных республик.
— Далековато.
— Тогда так: ты меня отвозишь и ждёшь десяток минут, а я потом плачу два счётчика, — во-первых, деньга есть — спасибо вору Потапу, а во-вторых, цены на такси ещё смешные.
— Замётано, только я буду попутчиков брать, — товарищ водитель снял дурацкие очки. Вон что — у него редкий дефект, глаза разного цвета.
— Поехали, я тороплюсь.
Рынок вонял. Кровью, несвежим мясом, рыбой — тоже, наверное, не очень свежей. Никаких прозрачных холодильников и морозильных камер, всё на прилавке. Пётр оставил шофёру удостоверение Первого Секретаря Горкома КПСС — с ним точно не сбежит, не идиот ведь. Зайдя, нанюхавшись и насмотревшись на очереди, высмотрел праздношатающегося товарища, явно армянских кровей. Нос не хуже еврейского, плюс чёрные волосы, плюс кусты растительности, торчащие из ворота рубахи.
— Дорогой, подскажи, где мне можно взять пару килограмм нежирной свинины и специи для плова? — подошёл Пётр к кустистому.
— Армен меня зовут. Может, баранины с курдюком? — оглядел весёлыми черными глазами клиента южный мачо.
— Не справлюсь, — признался Пётр, — Лучше свинину нежирную.
— Хорошо, пошли.
Пошли не к прилавкам — пошли за кулисы. В какую-то подсобку. Там представитель другой южной национальности — наверное, узбек. Выслушал просьбу про свинину и специи, хмыкнул, цокнул и исчез за дверью. Вернулся через пару минут с мешочком — даже через ткань и мясную вонь рынка чувствовался пряный аромат.
— Тут уже пёльный набор. На тры плова хватыт, — протянул Петру мешочек.
Штелле развязал понюхал. Сказка.
— Ещё два таких мешочка, — а то что дома будет своим девчатам готовить?
— Тры рубля за мешочек, — изобразил пальцами пересчитывание купюр «узбек».
— Держи, — Тишков, достал из кармана красный червонец.
— А дыня не хочеш. Колхозница. Пальцы тоже съеш.
— Две.
— Ещё дэсят, — опять жест считальщика.
— Хоп майли, рахмат, — достал вторую десятку.
С мясом было сложнее. Мужик в кровавом фартуке из другой подсобки не хотел делать вырезку. Пришлось достать очередную красненькую. Сморщив нос, мясник вышел.
— Армен, ещё бы мандаринов, пару кило риса и сушёного барбариса.
— Всё будет, дорогой, — кивнул горец.
— Во, ещё ведь надо красивую сумку матерчатую — всё это сложить, — вспомнил Пётр
— Съдес жди, — кивнул Армен и исчез.
Едва Пётр расплатился с мясником, появился и его гид. С собой нёс сумку из джинсовой ткани, наполовину заполненную чем-то.
— Двадцать рублей.
Пришлось доставать очередные красненькие бумажки.
То есть за пять минут лишился пятидесяти рублей. Недешёвое мероприятие — ходить по колхозным рынкам. При заработке колхозника в месяц шестьдесят рублей оставить пятьдесят за одну сумку с дефицитными продуктами не первой необходимости — даже не расточительность, а фантастика.
Одна из дынь в сумку не вошла, и пришлось Армену провожать Петра до «Волги».
— Денги будут — заходы, дарагой, — скорее всего, умышленно вдруг стал плохорусскоговорящим товарищ из солнечной Армении.
Таксисту тоже пришлось отдать червонец, и плюсом пару мандаринок. Всю дорогу тот рассказывал о дочери, явно намекая на ошеломительный запах из джинсовой сумки.
Время приближалось к четырём, и нужно было поспешить. Люша обещала вернуться к шести вечера. Не успел, плов — дело небыстрое, особенно если его правильно готовить. Чуковская уже переоделась, накрыла на стол и успела украсть две мандаринки, когда Пётр, наконец, порезал мясо на кусочки и стал нагружать в большие плоские тарелки желтовато-оранжевое блюдо из солнечных республик.
Самолёт в одиннадцать, и регистрация в 67-м году — это не то мероприятие из двадцать первого века. Никаких тебе ещё терактов, а значит, и никаких разуваний. Сунул билет, и гуськом, вереницей идёшь своими ножками за бортпроводницей к серебристому лайнеру. Плюс Пётр, отпуская омандариненного таксиста, в последний момент поинтересовался, до скольки тот работает. Оказалось, что до полуночи — вот на девять часов Пётр его и уговорил подать к подъезду.
Поэтому ели и прощались, никуда не спеша. Правда, Люша вдруг расплакалась уже в дверях.
— Как я жила до тебя? И как мне теперь жить? — и вытирала сопли и слёзы о воротник ужасного коричневого пальто.
Пора менять. Так к рубашке не подходит.
Событие пятьдесят шестое (последнее)
В Домодедово Пётр приехал раньше гражданина Макаревича. Он обошёл пару раз всё здание, но Марка Яновича не обнаружил. Тогда он разместился напротив входа и стал ждать. Недолго — только сразу не узнал. Будущий председатель колхоза «Крылья Родины» приоделся. На нём были приталенное длинное чёрное пальто с серебристым каракулевым воротником и такая же шапка, вроде высоких формовок у полковников из будущего. На ногах — новые, явно импортные, чёрные ботинки. Красавец.
Штелле направился к Макаревичу, но тот демонстративно отвернулся и прошёл мимо. Ни хрена себе! Что бы это значило? Пётр поднялся на второй этаж и стал сверху наблюдать за бывшим зеком и ювелиром, но тот вёл себя вполне адекватно. Прошёл к буфету и встал в очередь. Простоял пять минут, взял стакан чая с ватрушкой и стоя устроился за высоким столиком. Ничего подозрительного. Тогда Пётр стал рассматривать пассажиров и всяких разных провожающих. Подумал, что они доигрались, и за Марком Яновичем слежка — даже один мужик в коротком сером пальто и кроличьей шапке подозрительным показался. Всё оглядывался, кого-то высматривая — но нет. Мужчина вскоре нашёл искомого. Визави был в форме майора танковых войск. Почему танковых? Ну, петлиц издалека не видно, но то, что они чёрного цвета — ведь видно.
И тут объявили о регистрации на их самолёт — и опять эти двое попали в круг подозреваемых: они встали практически за Макаревичем. Между ними вклинилась только толстая женщина с плетёной корзиной. Пётр пропустил перед собой мужчину в таком же, как у него, коричневом пальто и занял место в очереди — и практически сразу перестал подозревать танкиста и его товарища. Они говорили про Нижний Тагил. Понятно, и почему военный с танковыми эмблемами. Чего же тогда опасается Макаревич, а вернее, кого?
Так и мучился вопросом до того, как самолёт взлетел. Места у них с Марком Яновичем были рядом. Они даже не перекинулись ни одним словечком — но, наконец, Макаревич поднялся и сказал: «Пойду покурю — вы не курите?»
Подошли к туалету. Никого. Все в салоне дремлют — полночь как-никак.
— Думаю, что зря, наверное, панику поднял, — кривовато усмехнулся будущий председатель.
— А что случилось? — Пётр выглянул из-за занавески в салон. Всё тихо.
— Показалось, что следили за
