Призраки больше не молчат - Галина Васильевна Герасимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переваливаясь на стуле с ножки на ножку, я повернулась сначала в одну, затем в другую сторону. Выход был один — металлическая дверь, закрытая на замок. Не успела я повернуться обратно, как она со скрипом приоткрылась, и в комнату зашел Стэнли, неся с собой тазик с водой. Уставился на меня, явно не ожидая, что я пришла в себя, и даже шагнул за порог. О, я бы с удовольствием сказала ему пару ласковых, но проблематично говорить, когда во рту кляп.
Мальчишка тоже это понял и нерешительно приблизился, намочил принесенную с собой тряпку в тазике и потянулся ко мне. Я упрямо отвернулась, но Стэнли наклонился следом и обтер мне лицо. Затем настал черед обожженной руки — прохладная вода немного уменьшила боль.
— Мне жаль, — едва слышно произнёс Стэнли.
Я в ответ закрыла глаза. Видеть его больше не хотела. Поганка малолетняя!
Мальчишка ушел, и я попыталась развязать узлы на запястьях. Выгнуть руки так, чтобы нормально достать до веревки, у меня не получалось, я дотягивалась только кончиками пальцев, но не сдавалась и билась над веревками до следующего визита Ведьмы.
На этот раз она принесла поднос с вязкой подгоревшей кашей и чашку с чаем. Поставила его мне на колени, вытащила кляп и развязала правую руку.
— Поешь, — вполне миролюбиво предложила она.
Рука у меня затекла и так дрожала, что ложка выпадала из пальцев, размазывая кашу по всему подносу, но отказываться от еды я не стала. Мне нужны были силы. Если в каше отрава, меня ей так и так накормят. Не сидеть же голодной.
— Ты сейчас такая милая, тихая и спокойная. Это навевает ностальгию. — Когда я доела, Ведьма забрала с моих колен поднос, но связывать меня снова не спешила, подтянула к себе второй стул и уселась напротив, подперев подбородок рукой. — Помнишь те времена?
— Нет. Я ничего о себе не помню. — Я надеялась, что получится заболтать Ведьму, и она забудет о кляпе.
Так и вышло, похитительница была настроена на разговор. Накрыла мою руку своей, будто мы были лучшими подругами.
— Жаль, что ты потеряла память. Ты, наверное, винишь в этом меня. Но, поверь, когда ты попала в мой дом, то уже ничего не помнила. — Она стряхнула с моего рукава невидимую глазу пылинку. — Неужели в школе тебе ничего не рассказали? Может, и об отце не говорили? — Она вопросительно взглянула на мое вытянувшееся лицо и рассмеялась. — Нет? Вот это поворот!
— А что мне должны были рассказать? — Я подозревала, что ответ мне не понравится, но не могла не спросить.
— Хотя бы назвать его имя. Впрочем, я уверена, ты слышала его много раз. Винсент Гонт. Да-да, тот самый, по учебникам которого до сих пор учат в школе. Я работала с твоим отцом, мы вместе изучали Прорывы. Я, он и Корн. Бедняга Корн… Что, и его не помнишь? Мы устраивали посиделки у вас дома. Ты была вот таку-усенькая, — она опустила руку к полу, где-то на ярд в высоту.
Получается, она знала меня с самого детства? И Корн знал!
— Твой отец был великим человеком, — продолжила Ведьма, а её взгляд затуманился. На губах появилась мягкая, несвойственная ей, настоящая улыбка — как при воспоминании о ком-то действительно дорогом. — Гений, который стоял над обычными смертными. Его идеи казались безумством, а он воплощал их в явь! Это он придумал, как выращивать кукол. Хотел найти способ обмануть смерть.
— Но зачем?
Не хотелось верить, что отец приложил руку к экспериментам Ведьмы и был готов превращать людей в бездушных марионеток. Если он разрабатывал эту теорию, то должен был понимать, к чему приведут его изыскания. Нет, я не хотела такой правды!
— Он делал это ради твоей матери, — ответила Ведьма на мой вопрос. — Дневал и ночевал в лаборатории, проводил эксперименты, в том числе над собой. Он не хотел принимать её смерть.
Смерть? Значит, мама… Я дернулась, порываясь встать. Можно было сколько угодно убеждать себя, что мне плевать на биологических родителей, но в глубине души я всегда надеялась с ними встретиться. Спросить, почему они отдали меня Ведьме. Просто услышать их голоса. Но теперь я даже мечтать об этом не могла!
— Мама…
— Она умерла при твоем рождении, — печально произнесла Ведьма и сжала мою руку. — Тяжелые роды, сильное кровотечение — врачи не смогли её спасти.
Я сглотнула. Меня как оглушило. Я не знала маму, не помнила её, но для меня она умерла именно сейчас. По щекам катились слёзы, и я не пыталась их сдерживать.
Ведьма встала и отступила от меня.
— Я любила Винсента.
Ее последние слова стали ушатом холодной воды. Я подняла голову. Она не лгала, не смеялась. Холодная и равнодушная, Ведьма смотрела на меня сверху вниз, и в ее глазах отражалось столько же боли, сколько в моих.
— Я любила его, а он любил Дженну. Но я готова была ждать, наблюдать за ним издали. Но ты всё испортила!
— При чем здесь я? — Быть похищенной Ведьмой, узнать, что отец был безумным ученым, а мать умерла — многовато для одного дня.
— Не помнишь? Он погиб во время прорыва плотины. В твой день рождения вы пошли на набережную, потому что тебе захотелось покормить чертовых уток, — прошипела Ведьма, схватив меня за плечи. — Маленькая эгоистичная дрянь! Его насквозь прошило арматурой, он утонул, не сумев выбраться! А ты выжила. О, как я горевала по нему! И одновременно радовалась, что тебя отдали мне. Он всегда называл тебя своей копией, и я надеялась, что ты пойдешь по его стопам. Что мы вместе продолжим его дело, вернем его с того света. Но ты всё забыла! Как ты могла забыть собственного отца?! — Она снова встряхнула меня, а затем, больше ничего не говоря, связала мне руки — верёвки впились в истертые запястья до боли.
— Я научу тебя трепетно хранить воспоминания. Обещаю, этой ночью ты не уснешь, — ледяным тоном закончила Ведьма и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Я не бросила попытки развязаться. Кляп больше не мешал, хотя для чего он был нужен — скрипеть зубами? Проклинать Ведьму? Веревки немного ослабли,
