Одна из них - Ромм Катерина

Ома опустилась на землю, стянула перчатки и закопала обе руки в снег. Она чувствовала пульсацию живительного потока в недрах земли и едва не плакала от внезапно охватившего её безграничного восторга. Водопад Орили был чудом, доказательством неистощимого могущества силы воды. Но Дельте Оме не нужны были доказательства. Она и вода – они были едины.

Кассандра остановилась у края, совершенно не испытывая страха. В самом деле, чего ей бояться? Она правила этим миром. Да и глупо бояться того, что ещё не случилось. При этом Кассандра смотрела не вниз, на стремительно несущиеся к земле потоки воды, а перед собой. Вы думаете, она нас заметила?

Кассандра закусила губу, помедлила мгновение – и начала читать стихи:

…И счастлив тот, кто смог к нему припасть Своими жадными и добрыми губами, И напоил других, и сам напился всласть, И вброд под ним прошёл усталыми ногами… Чтобы понять, что мир не так уж плох, Что, может, счастье бродит где-то рядом, Примите мир, как создал его Бог, «И это хорошо», – сказав над водопадом.

Мы подхватили и так и продолжали, в тысячу голосов:

– Придите в мир заснеженных полей, Хотя б на миг расстаньтесь с вашей болью, Вдохните запах майских тополей – А не побитых тополиной молью. Примите мир созвездием цветов, Зачином, и надеждой, и свершеньем. Примите мир. А водопад стихов Пусть будет мира светлым отраженьем[9].

Она замолчала, дочитав стихотворение. Сбитая с толку королева Флориендейла. Это был первый раз, когда она увидела нас, почувствовала наше присутствие. И всё же даже теперь она не была до конца уверена.

– Ангел? – тихо, чтобы не услышала Ома, спросила Кассандра.

А что же ты ожидала найти здесь, милая Кассандра, если не Ангела? Ведь монахи общины Орили, целиком посвятившие себя вере, избрали исток мира своей обителью не потому, что им нравился свежий разрежённый воздух. И ты, конечно, всё это знала, отправляясь в долгий путь за сотни километров. Так улыбнись же, не хмурь брови. Мы слушаем тебя.

– Есть мысль, которая не даёт мне покоя, – призналась Кассандра. – Как же так вышло, что меня спрятали на Поверхности, а я снова оказалась в этом мире? Та катастрофа… наводнение… там столько людей погибло! Неужели это всё из-за меня?

Так вот что столь долго тревожило тебя, Кассандра. Когда ты злилась на Альфу после своего пробуждения, ты думала, что это она нагнала ураган.

Кассандра напряжённо кивнула.

– Но потом я поняла, что у неё уже не было силы воздуха к тому моменту. А значит, это было нечто более… глобальное.

Нечто вроде нас? Кассандра молчала, уставившись в пространство. Интересно, что она видела? Ведь каждый видит что-то своё, или только чувствует, или только слышит. Нет, Кассандра, некоторые вещи в жизни – простые совпадения. Мы не вмешиваемся в дела Поверхностного мира. Он живёт по другим законам: там есть чёрные дыры, вечная мерзлота и демократия – слишком сложно…

– А здесь что, демократии быть не может? – ухватилась за эту ниточку Кассандра. Впрочем, это был скорее риторический вопрос, и она не ждала на него ответа. – Так, ну а что стало бы с Флориендейлом, если бы со мной всё-таки что-то случилось? Допустим, если бы я тоже погибла при наводнении? Или если бы не Лемери?

Мы считаем такой исход невозможным.

– Что значит «невозможным»? Ведь я и вправду чуть не умерла, – горячо возразила Кассандра, даже щёки вспыхнули. – Альфа уже усыпила стихии и всё такое. А Лемери? Откуда она взялась?

Мы – то, во что мы верим. Наша реальность – то, что мы сами вокруг себя создаём. Вопрос в том, как ты видишь свою реальность. Лемери понадобилось много лет, чтобы принять это. Оставь её в покое, который она заслужила. Её история лежит в прошлом, твоя – простирается в будущее.

Она явно была недовольна таким ответом – разве не прелесть? Лишь лучшие правители Флориендейла отваживаются спорить с нами и задавать вопросы. Слабые благоговейно внимают каждому слову и всё принимают за чистую монету. А ведь у нас тоже есть чувство юмора.

Ты – начало новой эпохи, Кассандра Амейн. Ты возродишь стихийные народы, последние из оставшихся в живых скоро потянутся к тебе. Ты возвеличишь стихии. Ты раздашь землю и титулы, и Флориендейл будет много десятков лет процветать, пожиная плоды твоего правления. Будь доброй, будь справедливой и ничего не бойся!

Она не боялась: стояла на самом краю обрыва, над звенящим водопадом, и смотрела прямо на нас. Пушистый капюшон куртки обрамлял её лицо, словно грива короля-льва.

* * *

– Кассандра! – Ома окликнула подругу, застывшую в оцепенении у края. Она подошла к ней, взяла своей мокрой от снега ладонью её пылающую руку и заглянула в лицо. В глазах Кассандры было столько смирения, покоя и тепла – странно, что снег вокруг неё ещё не растаял. – Ну что, стоило это того?

– Однозначно! – Кассандра кивнула на водопад.

Потоки воды раздвинулись, словно занавес, открывая широкий проход в Поверхностный мир. Она спросила совета, как ей быть с теми людьми, кто решился покинуть Флориендейл: им совершенно ни к чему оставаться в стране, которую они не хотят и которая их не хочет. И Ангел указал путь.

– Я думала, придётся отправлять их через портал во Флоре. А тут такое! – ошарашенно заметила Ома. – Это теперь навсегда?

– На один раз. Они уйдут, и водопад снова закроется.

Сквозь пелену воды Кассандра разглядывала города с миллионами огней, застроенные побережья, леса, и каньоны, и бесконечные ленты шоссе. Неужели она уже дважды в своей жизни пересекала эту тонкую грань и бывала по ту сторону? Глядя на всё это кажущееся великолепие, Кассандра зареклась, что больше никогда не ступит на землю Поверхностного мира. Просто на всякий случай.

Post scriptum

Она читала книжку и была уже почти готова с головой провалиться в глубокий сон, несмотря на капризы Ноа, когда услышала, как в другом конце квартиры щелкнул замок и открылась дверь. Мама наказала Ноа лежать смирно и ушла встречать отца. Брат, стоило ей только выйти из комнаты, вскочил на кровати. Отбросив книжку, Сабине свесилась со второго яруса и приложила палец к губам. Папа только маме по-настоящему рассказывает о своих приключениях, и, если Ноа в кои-то веки не будет хныкать, ей, может, удастся что-нибудь подслушать.

– Так долго? – разобрала она звонкий голос матери.

– Да не давали посадку. А потом на границе держали… что-то ищут.

– У них то одно, то другое, в самом деле!

– Как ребятки? – спросил отец.

Они уже прошли в коридор и стояли, кажется, перед самой дверью детской. Ноа быстро забрался под одеяло и притворился милым и послушным ребёнком, как он всегда делал, стоило отцу появиться. Ну что за подлиза!

– Ноа отказывается засыпать с планшетом и ждёт тебя рассказать сказку. Ты же знаешь… – мама помолчала, вздохнула, понизила голос, – Я скажу ему, что ты устал.

– Нет-нет! Это ничего, я загляну.

Ноа восторженно хрюкнул. Значит, не одна Сабине навострила уши.

Дверь открылась, и в свете ночника Сабине разглядела добрые прищуренные глаза и седые виски отца. Со второго яруса ей не было этого видно, но наверняка он ещё не успел сменить свою лётную форму, которая приводила их с Ноа в особое восхищение, на домашнюю одежду. Он был моложе многих родителей её друзей, и те иногда спрашивали у Сабины, почему её папа седой. Ответа на этот вопрос у неё не было. С важным видом она говорила, что это от мудрости.