По следам карабаира. Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здоров. Он в садике. Ты сейчас пойдешь?
— Нет, — Шукаев встал, овладев собой. — Я уезжаю в район, на обратном пути заеду…
— Тогда возьми адрес на всякий случай… — она взяла ручку и прежним, таким знакомым Жуниду, почти ученическим почерком с наклоном вправо, написала: «Ул. Орджоникидзе, 5, кв. 44. 3. Нахова».
Шукаев спрятал листок в карман. Когда он подошел к Управлению, Дараев и Сугуров уже сидели в машине.
— Едем?
— Едем, — угрюмо сказал Жунид.
— Сбежал он, — заявил Арсен, когда они тронулись.
— Что?
— Удрал, говорю, этот раскосый…
— А-а…
Вадим Акимович и Арсен переглянулись. Дараев покачал головой и приложил палец к губам. Поехали молча.
3. Черновая работа
Ливень смывает следы. Абдул Маремкулов сетует на свою судьбу. Подробности побега Цыганова. Гоголев устраивает разнос. Новые показания продавщицы ювелирного магазина. Издержки сыскного ремесла. Куда делся платок?
На рассвете следующего дня, после событий на ярмарке, грянула первая весенняя гроза, сопровождавшаяся проливным дождем. Город стоял насквозь промокший, серый под тяжелым пологом из свинцовых туч, которые, точно решив передохнуть, медленно наливались синевой, готовились обрушить на улицы и дома новые потоки воды.
Лейтенант Абдул Маремкулов отнюдь не благословлял погоду, лишившую его последней надежды исправить свою оплошность и по горячим следам отыскать затерявшегося в городе или его окрестностях человека в косоворотке. Увы! О каких следах может идти речь, когда все напиталось влагой, а на тротуары и проезжую часть улиц нанесло с газонов и клумб, с дворовых грядок столько земли и песку, что отделу благоустройства при горисполкоме хватит возни на двое суток, оставшихся до майского праздника. Самая заслуженная ищейка откажется работать в таких условиях.
Натянув на голову капюшон форменного плаща — сверху уже срывались крупные капли, — Абдул вздохнул и зашагал быстрее.
С тяжелым сердцем шел он сегодня на службу, заранее предвидя все, что последует, когда он переступит порог кабинета Гоголева. Дело в том, что Виктор Иванович Гоголев, старый чекист, дотошный, въедливый, крутой на расправу, временно замещал начальника управления Коноплянова и, конечно, не мог не обратить внимания на такое ЧП, как побег задержанного, которого конвоировали два вооруженных работника милиции.
Один из этих работников — Абдул Маремкулов, как ни горько это сознавать. Именно ему и придется отвечать в первую голову, поскольку он старший по званию и к тому же не впервые терпит фиаско при подобных обстоятельствах. Не с сержанта же спрашивать?!
И почему так везет некоторым?!
Семен Дуденко, рыжий выскочка, который вечно норовит вмешаться не в свое дело да еще извлечь из него выгоду, моложе Абдула почти на два десятка лет, а все у него ладится, всюду ему благоприятствует судьба и начальство! Не кто иной, как Маремкулов, должен был изловить налетчиков в день ярмарки, потому что рынок — его участок, а сделал это Семен, предоставив Абдулу везти Цыганова в управление и так бездарно дать ему уйти.
Второй подозреваемый улепетывает у него из-под носа за последние несколько месяцев.
Маремкулов зло сплюнул, но неудачно, не учел налетевшего порыва ветра и, попав себе на сапог, длинно выругался, что в какой-то мере вернуло ему душевное равновесие. В сущности, у него есть оправдание. То, что произошло, нетрудно свалить на пожарников.
До управления оставалось еще около пятнадцати минут ходьбы — лейтенант жил на другом конце города, — и можно было не торопясь обдумать свой отчет Гоголеву.
Вчера они с сержантом остановили случайную линейку и, усадив Цыганова впереди, велели кучеру ехать окольным путем, по менее оживленным улицам. Что ж, очень правильно!
Резвая лошадка рысью везла их вдоль русла Кубани, человек в косоворотке полулежал, откинувшись на спину, и, опираясь на дребезжащее крыло, сверлил Абдула острым недобрым — взглядом.
— Чего уставился?
— А ничего, — хрипло сказал Цыганов. — Глаза-то не свяжешь, сволочь.
— Заткни глотку, — беззлобно сказал Маремкулов. — Я тебе поругаюсь… — но не успел закончить фразы, потому что линейка накренилась, переезжая через неглубокую канаву, кучер рванул вожжи, чтобы выровнять ее, лошадь дернулась вправо и загородила собой и экипажем чуть ли не всю дорогу. Как раз в это время — Абдул и сержант не успели даже толком сообразить, что произошло, — из-за поворота на полной скорости вылетела красная пожарная машина и, вильнув, ударила линейку в заднее колесо. Кучер свалился на постромки у самого передка, а Маремкулов и сержант покатились по пологому песчаному откосу к тихо плескавшейся Кубани Когда Абдул, весь в мокрых пятнах, вывалянный в песке, выбрался на дорогу, напяливая на бегу смятую фуражку, Цыганова нигде не было. Возница, чертыхаясь и на чем свет стоит понося милицию и случай, втравившие его в «историю», уже выпутался из постромок и силился поднять лежавшую на боку линейку.
— Где он? — выдергивая из кобуры наган, закричал лейтенант.
— Откуда мне знать? Я за ним не приставлен. Видать, малый не промах: пока ехали, он об крыло веревку-то перетер, вон она валяется… Ну, и дал деру.
Сирена пожарной машины уже завывала где-то вдали.
— Даже не остановились, гады, — зло пробормотал Абдул и, решив, что беглецу выгоднее всего податься не в город, а в сторону моста, где Кубань делала поворот, а берега ее были укрыты густым ивняком и акацией, принял решение, не лишенное здравого смысла, и, кто знает, если бы еще немного везения, может быть, ему не пришлось бы сегодня ожидать неизбежного разноса в управлении.
Поставив линейку на колеса с помощью подоспевшего толстого сержанта, у которого багровела на лбу отменная шишка, Маремкулов забрал у возмущенного кучера кнут, взобрался на передок, тряхнул вожжами, и они помчались вперед.
Метрах в четырехстах от места аварии они почти настигли Цыганова: петляя среди прибрежного кустарника, он бежал к мосту.
— Стой! Стрелять буду! — закричал Абдул. И, не медля, выстрелил, целясь в ноги, но промахнулся.
Выругавшись, он прицелился снова, но косоворотка вдруг исчезла из поля его зрения. Лейтенант резко осадил лошадь, соскочил с линейки и побежал к берегу, продираясь сквозь колючие заросли молодой акации. Когда он достиг невысокого обрыва над рекой, камешки и комья земли еще скатывались с цокотом вниз, к воде, а голова и плечи Цыганова виднелись над поверхностью реки далеко сзади, — он саженками плыл вниз по течению, отчаянно размахивая руками.
Абдул вскинул пистолет, но не выстрелил, потому что беглец нырнул.
Так повторялось несколько раз, пока пловец не скрылся за уступом русла Кубани, а Маремкулов запоздало опомнился, подумав, что у него есть транспорт, на котором можно достигнуть противоположного берега по мосту, уже видневшемуся вверху.
Пока они, препираясь с кучером, наконец, тронулись и преодолели расстояние, отделявшее их от того предполагаемого места, где Цыганов мог выбраться на сушу, того и след простыл.
На левом берегу Кубани начиналась слободка.
Сколько ни бродили Маремкулов с сержантом от дома к дому, стуча в калитки и взбудоражив окрестных собак, никто из жителей, выходивших на стук с опаской и медлительностью, приводившими Абдула в бешенство, не смог им ничего сказать о бесследно исчезнувшем человеке в косоворотке.
Маремкулов этим не ограничился: скрепя сердце, он послал сержанта в управление — за кавалерийским взводом Дуденко и уже вместе — Абдулу тоже привели оседланную лошадь — они прочесывали до самых сумерек рощу и лесок за слободкой.
Ничего! Как в воду канул. Изволь теперь отвечать, инспектор уголовного розыска лейтенант Абдул Маремкулов..
* * *Виктор Иванович Гоголев пользовался среди сослуживцев непререкаемым авторитетом. Даже начальник управления Коноплянов, человек, отличавшийся повышенным самолюбием (чтобы не сказать — самомнением!), частенько рубивший сплеча и не признававший при этом никаких резонов, вынужден был с ним считаться. Сейчас Коноплянов находился в Ставрополе, и бразды правления держал в своих руках Гоголев. К чести его сказать, он вовсе не стремился стать «калифом на час» — он был абсолютно лишен честолюбия и в своем отношении к работе руководствовался бескорыстным, хотя с точки зрения некоторых несколько устаревшим принципом: как лучше для пользы дела. Одни тайные недоброжелатели — а у хороших людей в них нет недостатка — обвиняли его в лицемерии, другие считали наивным простачком, не понимающим собственной выгоды. Сам же Виктор Иванович не придавал никакого значения закулисной болтовне. Впрочем, вряд ли до него доходили всякие сплетни.
Когда Маремкулов, нерешительно постучав и услыхав низкое басовое «Да?» Гоголева, вошел в кабинет, там уже сидели у приставного столика Леонтьев и Бондаренко.