Черное пламя - Стенли Вейнбаум

— Слушайте, вы двое! — крикнул Горгол. — Предлагаю мисс Эйвори присоединиться к команде «Мино-са»!

— Вы и есть вся команда, — отрезал я. — Она не принимает ваше предложение.

Без предупреждения он поднял револьвер и выстрелил. Моя левая нога онемела. Я упал за ближайший камень и потащил за собой Клер.

— Я тебе глотку прострелю! — заорал Горгол.

И началась игра в прятки, какую я и в дурном сне не мог вообразить: мы с Клер ползали между большими камнями, а этот мерзавец с револьвером нас выслеживал, перескакивая с камня на камень. Я был недостаточно проворен, и вскоре вторая пуля обожгла ту же ногу. Он планомерно вел охоту за мной, и я понимал, что это конец.

Клер шепнула мне:

— Я иду к нему. Иначе он убьет вас, а меня в любом случае захватит.

— Нет! — захрипел я. — Нет!

Гогрол услышал и стал приближаться к нам. Клер поспешно сказала:

— Он — чудовище! По крайней мере, я могу наметить курс, который… погубит нас! — И она окликнула: — Гогрол! Я сдаюсь!

Я схватил ее за лодыжку, но слишком поздно. Тогда я пополз вслед за ней, но она почти бежала навстречу Горголу, и я услышал, как она сказала:

— Сдаюсь, если вы… не будете в него больше стрелять.

— Пошли. — Он захохотал.

— Я не могу дышать там, наверху.

— Пройди столько, сколько сможешь. Дальше я тебя потащу, а ты постарайся не помереть.

Когда я наконец выполз на открытое место, они уже поднялись по склону футов на сто.

Беспомощный, разозленный, сходящий с ума от боли, я подобрал камень и швырнул его Гогролу в спину. Он повернулся, оттолкнул кричащую Клер в сторону и снова выстрелил. Промазал, подумал я, хотя не был уверен: боль была так сильна, что я ни в чем не мог быть уверен.

— Прощайте! — крикнула Клер.

И добавила еще что-то, чего я не мог расслышать из-за обволакивающих меня красных волн боли, но Гог-рол почему-то расхохотался. Проклиная слабость, я пополз вслед за ними.

Время остановилось. Далеко впереди маячили фигуры Клер и Гогрола, и я видел, что, хотя он шагал легко, защищенный шлемом, девушка уже боролась с удушьем. Вскоре она отчаянно забилась в руках Гогрола и потеряла сознание. Гогрол небрежно подхватил ее — на Европе она весила около двенадцати футов — и потащил дальше. На самом гребне он остановился и оглянулся назад, поднял пистолет к виску, помахал им, а затем сбросил его вниз с горы по направлению ко мне. Можно было безошибочно угадать значение этого жеста: он советовал мне совершить самоубийство. Когда я добрался до пистолета, в нем оставался последний неиспользованный патрон. Я хотел всадить его в спину предателю, но Гогрол уже миновал гребень.

Я понял, что исчезла последняя надежда. Клер потеряна, а я, даже если выживу, навсегда останусь пленником этой долины.

Не знаю, сколько раз я вспоминал об этом последнем заряде, но знаю, что мысль, подсказанная Гогролом, с каждым часом все больше искушала меня — по крайней мере, это избавит меня от боли.

Если бы только я мог перебраться через эти холмы! Если бы я мог спасти Клер! Если бы я каким-то чудом перелетел через эту гряду, точно пузыристая птица! Как пузыристая птица! Я был уверен, что только лихорадка и бред могли породить такую дикую мысль. Но в конце концов, что я теряю?

Я выслеживал эту пузыристую птицу, точно кот. Раз за разом я подползал к зарослям поющего кустарника только для того, чтобы увидеть, как она беспечно проплывает у меня над головой и пересекает долину. Но наконец мне попалась беспечная птица, которая меня подпустила поближе. Я тщательно прицелился и выстрелил. Это был мой последний патрон!

Пузыристая птица упала! Осторожно — очень осторожно — я снял с этого создания пузырь, оставив в неприкосновенности вентиляционную трубочку. Затем я просунул туда свою голову и привязал пузырь полосками ткани, оторванной от моей одежды, так плотно, что чуть не задушил себя. Потом я взял в рот покрытую слизью вентиляционную трубочку, закрыл ее, накачал воздухом пузырь — еще, еще и еще. Постепенно пузырь наполнился отвратительным, вонючим и несвежим воздухом, и я начал карабкаться вверх по холму.

Не стану описывать это невероятное путешествие. На Земле оно было бы абсолютно невозможно; здесь же, поскольку я весил всего восемнадцать фунтов, у меня был крошечный шанс.

Каким-то образом я одолел гребень и оказался почти прямо над «Миносом». Корабль еще не взлетел. Гогрол не пошел этой дорогой, и теперь я понял почему. Здесь оказался обрыв в четыреста футов. Я снова подумал о низкой гравитации на Европе, а также о том, что через несколько минут я неизбежно потеряю сознание, и прыгнул.

Боль пронзила мою раненую ногу, но все обошлось лучше, чем я рассчитывал. Вероятно, раздутый воздухом пузырь сыграл роль парашюта, и приземление получилось не слишком жестким. Я пополз, огибая корабль, дальше к тому месту, где был шлюз.

Он был открыт, и слышно было, как внутри беснуется Гогрол!

— Думаешь, ты меня одурачила, а? — визгливо кричал он. — Хочешь сжечь нас в атмосфере Ио?! Еще поглядим! Еще поглядим!

Дальше последовал звук удара, а затем — слабый стон.

Эти звуки придали мне сил. Размахивая незаряженным пистолетом, я пролез в шлюз и пополз в рубку.

Видимо, потеря крови обострила мою память. Едва я увидел в темной рубке Гогрола, наклонившегося над плачущей Клер, я тут же вспомнил, где встречал его раньше.

— Крацка! — прохрипел я, и он резко повернулся. Думаю, он и Клер решили, что перед ними привидение.

— Как… как… — выдавил из себя Гогрол.

— Как видишь. — Я взмахнул пистолетом. — Вставай и выходи живо, если не хочешь получить пулю в лоб. Мы оставим тебя здесь, пока тебя не подберет полиция с Ио.

Я обратился к растерявшейся Клер:

— Закройте за ним люк. Мы взлетаем.

— Джек! — закричала она. — Он привязал Стивена к дереву, там, снаружи!

И в тот же миг, воспользовавшись нашим замешательством, Крацка бросился на меня.

— Будь ты проклят! — визжал он. — Не сможешь ты меня побить! Я сделал тебя на «Гере», то же самое я и здесь сделаю!

Я успел как следует двинуть его рукояткой пистолета, а потом отключился.

В темноте раздавались голоса.

— Нет, сначала я взлечу, а потом уже проложу курс. Сэкономим время. Мы должны доставить его на Ио. О, черт! Стивен! Если я сейчас накреню корабль… Ну почему я такой паршивый пилот?

И тут же заревели двигатели.

Потом, наверно, через несколько часов, я понял, что лежу на столе для карт в рубке, а сверху на меня смотрит Коретти.

Он спросил:

— Как самочувствие, Джек?

Он впервые назвал меня по имени.

— О’кей, — ответил я, и тут память вернулась ко мне. — Гогрол! Он же Крацка!

— Был Крацкой, — уточнил Коретти. — Он мертв.

Мертв! Значит, я упустил свой шанс распутать это дело с «Герой».

— Да, вы его убили. Размозжили ему голову пистолетом, прежде чем мы смогли вас оттащить. Но он того заслуживал.

— Да, может быть, но «Гера»…

— Неважно, Джек. И Клер, и я слышали признание Крацки. Мы все равно вас оправдаем. — Он помолчал и добавил: — Возможно, вы почувствуете себя бодрее, если я скажу, что и формула у нас, а награда за нее выручит нас троих из всех финансовых затруднений. Это Клер все настаивает на трех частях, я — то знаю, что не заслуживаю доли.

— Три доли — справедливо, — сказал я. — Это даст вам и Клер возможность хорошо устроиться.

— Мне и Клер?

— Послушайте, Коретти. Я не хотел, но я видел вас с ней в тот вечер затмения. Не похоже было, чтобы Клер сопротивлялась.

Коретти улыбнулся.

— Так вы это видели? А теперь послушайте. Мужчина, который просит девушку стать его женой, должен, как предполагается, встать к этой девушке поближе. И, если у нее есть сердце, она его не отталкивает. Она просто говорит «нет» как можно мягче.

— Она говорит — нет?

— Она так и сказала, Джек. Держу пари, что с вами будет иначе.

— Она… Она… — Мое внимание привлекло что-то знакомое в звуке двигателей. — Мы садимся.

— Да, на Ио. Садимся на два часа.

— А кто взлетал?

— Клер. Она уже пятьдесят часов у штурвала.

Я сел и сказал мрачно:

— Отведите-ка меня туда. Не спорьте, отведите.

Клер едва подняла глаза, когда Коретти усадил меня рядом с ней.

— Джек, Джек, — шепнула она. — Как я рада, что тебе лучше.

— Милая, — сказал я. — Все будет хорошо. Только позволь мне быть рядом.

Я положил руку на руль рядом с ее рукой.

Она опустила корабль ровно, без всякого крена, и приземлилась, точно птичье перышко. Но я — то не имел к этому отношения: я был так слаб, что не смог бы пошевелить рулем, хотя она этого не знала. Вера в себя — это все, в чем она нуждалась. Да, я в этом убедился. Она — способный пилот и чертовски храбрая девушка. И я даже готов простить ей то, что она уснула сразу после нашего первого поцелуя.