Шумер. Вавилон. Ассирия: 5000 лет истории - Валерий Гуляев

Стоит ли удивляться, что наше появление в Ярым-тепе стало для местных жителей настоящей сенсацией. Здесь было и здоровое любопытство аборигенов по отношению к экзотичным иностранцам с далекого Севера, и вполне практический расчет – нельзя ли как-нибудь подзаработать на этих странных пришельцах, например что-нибудь продать. Хорошей работы не было, а крестьяне очень нуждались в деньгах. Поэтому за сравнительно небольшую (по нашим представлениям) плату они охотно шли к нам на раскопки. Еще бы: и от дома недалеко, и работа не такая уж трудная, и деньги неплохие за два месяца можно получить.

Надо сказать, что в большинстве своем местные туркманы жили небогато: голодать не голодали, но и достатка особого не имели. Они были мелкими землевладельцами. В каждой деревушке обитала одна или несколько больших родственных семей. Мужчины – главы семейных пар – владели наделами земли, являвшимися почти единственным источником существования для них и их домочадцев. Обычно кто-нибудь из родственников побогаче имел в селении свою машину (полугрузовой пикап, или грузовик, или же трактор). И весь сельскохозяйственный цикл выглядел здесь до удивления просто. Владелец надела с зимы, с начала сезона дождей, договаривался с владельцем трактора о пахоте и севе, обещая отдать за работу столько-то мешков пшеницы или ячменя.

К чести местных «механизаторов», свои обязанности они выполняли очень умело и споро – как пишут в наших газетах, проводили пахоту «в предельно сжатые сроки». Дальше крестьянин взывал к милости Аллаха, моля его ниспослать на поля дождь и вовремя, и в нужном количестве. Та часть синджарской степи, которая прилегает к предгорьям, обычно получает зимой и весной столько естественных осадков, сколько необходимо для сбора приличного урожая зерновых. Правда, раз в несколько лет случается засуха, все посевы выгорают и собирать практически нечего. Жатву здесь также проводят обычно нанятые на стороне люди на своих комбайнах и машинах, получая свою долю урожая. Если год удачный и зерна получено много, владелец надела, расплатившись с долгами и оставив себе необходимые запасы, может продать остальное в городе и заработать какие-то деньги.

Обычно же крестьянин выполняет хозяйственные работы по дому, ходит на заработки на сторону, занимается заготовкой дров, выпасом скота, огородничеством (с помощью устройства простейших арыков, отведенных от ближайшего ручья) и т. д. Но основная тяжесть домашних забот ложится на плечи женщины: здесь и ежедневное приготовление пищи (особенно трудоемкий процесс – выпечка лепешек-чуреков), и стирка, и уход за детьми. Семьи, как правило, многодетные: в каждой шесть, восемь и даже десять детей. Поэтому уже к тридцати – тридцати пяти годам женщина, обремененная многочисленным потомством и тяжелым физическим трудом, выглядит настоящей старухой. По мусульманским обычаям, замужние женщины не должны появляться на виду у чужих мужчин, а тем более разговаривать с ними. Девочки-туркман-ки более свободны. Их можно часто встретить на деревенских улицах. Одетые в яркие платья и узкие длинные штаны броских расцветок, часто с золотым шитьем и тесьмой, они выглядят очень нарядными. Мужчины, дочерна загорелые и поджарые, имеют весьма представительный вид. Среди них много людей с русыми волосами и голубыми глазами.

Как я уже говорил, у нас сложились прекрасные взаимоотношения с местными туркманами. Важным посредническим звеном между нами – археологами и местным населением – выступали иракские инспекторы (один, реже – два), которых на каждый полевой сезон направлял нам Директорат древностей Ирака. В задачи инспектора входило прежде всего оказание нам помощи во всех аспектах нашей научной деятельности в стране. Другая, не менее важная цель заключалась в том, чтобы следить за тем, насколько строго соблюдаем мы правила ведения раскопок, установленные для иностранцев. Обычно после первых же недель совместной экспедиционной жизни мы легко находили с ними общий язык, а часто и становились добрыми друзьями. Я хочу с благодарностью вспомнить здесь имена таких иракских инспекторов, как Исмаил Хаджара, Зухейр Раджаб, Ясин Рашид, Саллах Сальман аль-Гумури, Музахим Махмуд, Джорджисс Мухаммад и Сабах Аббуд. Они были нам хорошими помощниками, и я думаю, что от нас они почерпнули тоже немало полезного.

Илл. 132. Наш сторож Мухаммед Эмин

Илл. 133. Мой друг Хасан, рабочий экспедиции, а в прошлом – контрабандист

Каждую свободную минуту, каждый выходной день мы использовали для поездок по Синджарской долине, совмещая нашу природную любознательность с профессиональными интересами – необходимостью выявить все памятники древности вокруг Ярым-тепе. За эти годы мне довелось увидеть много интересного. Но я расскажу лишь о двух наиболее ярких, на мой взгляд, эпизодах – о поездке к бедуинам в Абу-Сенам и о посещении езидского городка Синджар.

В гостях у бедуинов

Хмурым апрельским утром 1979 г. мы сидели в лаборатории нашей экспедиционной базы и занимались каждый своим делом: кто доделывал незаконченный чертеж, кто зарисовывал в журнал описей новые находки, кто читал книгу. Была джума (пятница) – в мусульманских странах нерабочий, праздничный день. Из-за ненастья наши планы поехать куда-нибудь подальше на экскурсию явно откладывались, и мы без особого энтузиазма приступили к ликвидации изрядно накопившихся «хвостов» – не сделанной за недостатком времени старой работы.

Но часам к двенадцати дня дождь прекратился, тучи рассеялись, и пробившееся сквозь их серую пелену жаркое солнце принялось прилежно выпаривать с земли избытки влаги. Вдруг за окном нашего глинобитного дома мягко пророкотал автомобильный мотор и требовательно рявкнул голосистый клаксон. Нежданные гости? Кто это решился ехать в грязь и дождь в нашу ярым-скую глушь? Через мгновение мы высыпали за дверь и увидели солидного круглолицего господина в строгом черном костюме и белой рубашке с галстуком. Да это же наш старый знакомый и мой благодетель – доктор Мохаммед Такхи, житель Телль-Афара и главный врач местной больницы! Именно он помог мне благополучно выпутаться из одной неприятной истории в первый год моего пребывания в Ираке. Тогда, после благодатного климата Европейской России, я был еще совсем не готов к встрече с «тропиками» Синджарской долины. Неосторожно искупавшись в жаркий день в холодной воде Абры, я одновременно стал жертвой и простуды, и желудочной инфекции. Температура быстро перевалила за 39 градусов. Сердце ныло и стучало, как перегретый автомобильный мотор. Да и сама окружающая обстановка отнюдь не улучшала настроения: вездесущая пыль покрывала лицо, кровать и спальный мешок. Она просачивалась внутрь палатки через хлопающий брезентовый полог оттуда, из раскаленного знойного дня… Все это вызвало у меня тогда чувство такой беспомощности и тоски, какого я еще никогда не испытывал. «Видимо, дело совсем худо», – думал я про себя, мысленно прощаясь навсегда и с далекой родиной, и с любимой семьей. Потом мне не раз приходилось видеть, как молодые и здоровые мужчины, впервые попадавшие на больничную койку, легко поддавались унынию и мгновенно превращались в беспомощных и капризных детей. Нечто подобное на тридцать третьем году жизни произошло и со мной. Не знаю, то ли действительно я был совсем нехорош, то ли вид мой казался таким жалким, но Рауф Магомедович – человек крайне сдержанный и терпеливый – вдруг поспешил в близлежащий Телль-Афар и привез с собой доктора Такхи.

Илл. 134. Пиршество у бедуинов. Слева – P.M. Мунчаев, начальник российской археологической экспедиции в Ираке, посередине – доктор Такхи из Телль-Афара

Он попросил меня раздеться до пояса, внимательно прослушал, осмотрел, затем повернул на живот и уверенной и твердой рукой ввел мне шприцем в мягкое место добрую порцию пенициллина и укрепляющих витаминов. Произведя это действие, он, как принято на Востоке, произнес заветные слова: «Алла керим» («Аллах милостив») и что-то еще, чего я не расслышал. Мои товарищи, под разными предлогами оставшиеся в палатке, с интересом наблюдали за происходящим. И надо сказать, укол доктора Такхи оказался для меня поистине чудодейственным. Температура сразу упала, меня прошиб обильный пот, и вскоре я глубоко уснул. Аналогичная процедура проделывалась еще дважды, для чего врачу ежедневно приходилось пылить по степи добрый десяток километров от города до Ярым-тепе и столько же обратно. Но зато через три дня я был абсолютно здоров, а доктор Такхи в глазах всех членов экспедиции стал как бы моим крестным отцом.

Об этом незначительном эпизоде было упомянуто в заметке о работах советских археологов в Ираке, опубликованной в «Правде». Вырезку из нашей газеты мы торжественно вручили на следующий год врачу, и он повесил ее под стеклом на стену своего приемного кабинета в Телль-Афаре. С тех пор он ежегодно посещал наш лагерь, но уже скорее как турист, с познавательными целями – посмотреть раскопки и узнать новости.