Воспитанница любви - Ольга Тартынская

– Весьма дальняя родственница, – с трудом солгала она.

– Она ничего не знает о ваших родителях? – удивился Константин Яковлевич.

– Знает, что они умерли, когда я была младенцем. Я воспитывалась в Коноплеве, после в Москве.

– Однако странно… – загадочно произнес генерал и умолк, погрузившись в размышления.

Воспользовавшись моментом, Вера поднялась с кресла:

– Позвольте мне уйти. Коля иногда плачет во сне…

– Один момент! – остановил ее генерал. – Утверждать не берусь, но, сдается мне, я знал вашу матушку.

Девушка невольно ахнула и осела в кресле.

Глава 4

Неожиданная встреча

Руки генерала дрожали, когда он доставал из ящика новую сигару.

– Кто же была моя мать? – задала Вера мучивший ее вопрос.

Она страстно желала и в то же время боялась услышать ответ. Константин Яковлевич затянулся дымом и заговорил:

– Повторяю, что мое утверждение бездоказательно, оно основывается всего лишь на одном факте: на вашем изумительном сходстве. Когда я увидел вас впервые, то подумал, что схожу с ума. Она была столь же прекрасна: эти прекрасные темные волосы, нежное белое личико с огромными глазами, стройная шейка… Если бы с тех пор не минуло пятнадцати лет, я бы вполне обманулся. Однако она была старше, горести и печали иссушили ее душу и затуманили ясный взгляд. Она много страдала… Эту женщину звали Анастасией.

– Анастасия! – вскрикнула Вера, в изрядном волнении подскочив на кресле.

Она едва не выпалила, что однажды в ней уже увидели сходство с Анастасией, но вовремя остановилась. Тогда ей пришлось бы рассказать о театре, а это не вписывалось в придуманную историю.

– Но отчего вы думаете, что она мне мать? Разве у нее были дети? – только и спросила Вера.

– Так вы все же знаете что-то об Анастасии? – ответил вопросом на вопрос генерал.

Девушка в растерянности умолкла.

– Добро, послушайте тогда мою историю, – мягко предложил Будкевич, – а после, если пожелаете, расскажете свою. – И он начал свое повествование: – В ту пору я не был в отставке, покойная супруга моя была еще жива. Однажды дела службы задержали меня, и я возвращался домой поздно вечером. Проезжая по мосту через Фонтанку, возле самых перил я заметил одинокий женский силуэт. Что-то настораживающее было в неподвижности и опасной близости к краю этой хрупкой фигуры. Велев кучеру остановиться, я выбрался из экипажа и тихо приблизился к женщине. Была летняя белая ночь, светло как днем, и я вполне разглядел незнакомку. Она была одета в черное глухое платье, волосы убраны просто, на пробор. Ни шляпки, ни зонтика не было при ней. Женщина ничего не слышала и не видела вокруг. Она пристально смотрела в темную воду. По щекам ее текли слезы, но она не пыталась их отереть. Казалось, движущийся поток магнетизировал незнакомку, тянул к себе. Она, будто невольно, стала клониться через перила все ниже. Я не выдержал и, тотчас подойдя, стиснул ей плечи. Женщина испуганно вскрикнула и обернулась:

– Кто вы? Что вам надобно?

Так просыпаются от страшного сна и смотрят вокруг в изумлении, как посмотрела она.

– Что это? Почему я здесь? – бормотала незнакомка как сомнамбула.

Я понял, что она не вполне здорова.

– Позвольте отвезти вас домой, – предложил я. – Где вы живете?

Несчастная странно смотрела на меня и молчала. Я вынужден был несколько ее встряхнуть.

– Я хочу вам помочь! Скажите, где ваш дом?

Женщина прижала пальцы к вискам и жалко улыбнулась сквозь слезы:

– Да, да. Я помню… Я вспомню сейчас.

Она была в горячке. Я осторожно повел незнакомку к экипажу. Она постоянно оглядывалась, будто и впрямь силилась что-то вспомнить.

– Куда везти вас? – повторил я вопрос.

– В Коломну, – тихо ответила бедняжка, – дом мещанки Богатыревой.

Это было недалеко от моего дома, мы вмиг оказались на месте. Я помог даме спуститься на землю. Из дома выскочила пожилая женщина, по виду прислуга:

– Наконец-то! Ну слава Богу! Голубушка, матушка, как можно? Я уж искать вас собралась. Дите-то плачет, проснулось.

Мы прошли в дом. Незнакомка в изнеможении упала на стул. В доме царила бедность, горела сальная свеча. Я хотел было откланяться, но незнакомка умоляюще сложила руки:

– Не покидайте меня так скоро!

Прислуга внесла заплаканного ребенка лет двух. Очаровательное дитя, что-то лепеча, тянуло ручонки к матери, и та приняла его, заливаясь слезами. Чувствуя неловкость положения, я вновь предпринял попытку уйти, однако несчастная женщина взяла себя в руки. Она распорядилась унести ребенка и поставить самовар. Я не ушел в эту ночь из маленького домика…

Судьба Анастасии была схожа с судьбами многих одаренных людей, рожденных крепостными и получивших образование и привычку жить, как господа. Она играла на домашнем театре богатого графа-театрала, к тому же была его внебрачным ребенком. Некий светский щеголь, придворный карьерист, соблазнил Анастасию и увез в Петербург. Здесь она родила младенца. Натурально, жениться на крепостной актрисе этот господин не мог. Он поселил бедняжку в Коломне, нанял в прислуги добрую женщину, Федосью Егоровну, изредка наведывался в скромный домик, чтобы поласкать младенца. Надежда поступить на сцену рухнула. Анастасия считалась в бегах, посему никто из антрепренеров не желал иметь с ней дела. Она чахла в одиночестве и безвестности, в постоянном ожидании человека, который сделал ее вовсе несчастной. Все надежды связаны были с ним. Анастасия наивно полагала, что ее любовник, занимавший значительное место при дворе, используя связи, добьется для нее вольной и женится на ней. По крайности, он обещал это, когда соблазнял уехать в Петербург. Однако возлюбленный Анастасии все реже стал посещать маленький домик, посылая вместо себя людей, а после и вовсе пропал. Бедняжка терзалась предположениями и все же ждала.

В тот день, когда я встретил ее на мосту, к несчастной актрисе явился неприятный господин, мелкий чиновник. Он сообщил ей, что тот, на кого она уповает, с кем связаны все помыслы бедняжки, женат уже более года. Надежды рухнули, рухнула жизнь. Рассудок бедной женщины помутился от горя. Она бежала из дома, желая лишь одного: заглушить боль ценою жизни. Именно в этот миг Господь привел меня на мост, чтобы удержать несчастную от гибельного шага.

Я стал бывать в их домике и, что греха таить, привязался к Анастасии и ее младенцу. Однако она чахла от тоски, и все чаще ее терзала мысль о ребенке. Милое создание, девочка по имени Вера, была ее единственной радостью.

– Что станется с ней, когда я умру? – спрашивала Анастасия, исступленно лаская крошку.

Увы, я тоже был несвободен, моя жизнь также была подчинена долгу, потому визиты к Анастасии были не так часты, как хотелось. Однажды я вынужден был надолго покинуть Петербург по делам службы, а вернувшись, не нашел в домике ни Анастасии, ни ее дитя. Не стану рассказывать, с каким трудом я отыскал Федосью Егоровну. Почтенная женщина поведала мне о том, что Анастасия покинула этот мир, а ребенка куда-то увезли.