Живая мозаика - Людмила Константиновна Татьяничева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь отпуск они были неразлучны, а перед отъездом посадили возле главного корпуса рябину да вяз, принесенные из леса. На память. И очень просили садовника не обижать этих малышей, не жалеть для них прохладной озерной воды, особенно в жаркий день.
На следующий год Света и Муса приехали сюда снова. Сразу же после свадьбы, молодоженами.
Нельзя было не радоваться, глядя на счастливую пару: такие они были праздничные, дружные! И этим своим молодым счастьем делились с другими.
Может быть, поэтому так пышно цвела той весной черемуха…
А маленькое деревце рябины было сплошь усыпано белыми цветами, тугими, прохладными, душистыми.
Когда молодожены зашли к директору дома отдыха попрощаться, он их пригласил:
— Непременно опять приезжайте к нам. Трудно окажется с путевками — дайте знать. Поможем!
С тех пор Хабаровы ежегодно свой отпуск проводят здесь, в лесном Межозерье. Есть у них тут «свои» острова и лесные поляны, «свои» деревья, «знакомые» дятлы.
Один только год молодожены не смогли приехать — это когда у них сын родился… В честь него они потом дубок посадили. Он здесь пока единственный. Славный такой растет, крепенький.
…Давно замечено: счастливые и добрые люди любят сажать деревья. Потому что деревья — долговечная, неувядающая радость.
О МАЛЕНЬКОМ ПОЭТЕ
Мир, в котором живут дети, многозвучнее и многоцветнее мира взрослых, потому что дети — всегда первооткрыватели. Для них мир как бы рождается заново.
Подобно художникам и поэтам, дети ищут сходство и различие предметов, сравнивают, отождествляют: так им легче познавать окружающее. Не случайно большинство книжек для маленьких написано стихами…
К стихам дети относятся с довернем и уважением.
Один девятилетний мальчик — сероглазый, крутолобый, тонкий и пряменький, как бамбук, сказал мне:
— В стихах самое трудное начать начало и кончить конец. — Мальчику это известно по личному опыту. Чуть ли не с шести лет он сочиняет стихи.
Первое его стихотворение было о волке, который вдруг ни с того ни с сего забрался на дерево.
— Ты, очевидно, спутал волка с белкой, — сказала ему мать. — Волки не умеют лазить по деревьям…
— Мне это известно, — задумчиво сказал мальчик, — я просто не знал, что мне делать с этим волком. По земле ходят люди, и он мог на них напасть…
А еще раньше, когда был совсем маленьким, мальчик попросил отца увезти его с дачи.
— Тебе здесь не нравится?
— Нравится, но тут волки.
— Уверяю тебя, ни одного волка здесь нет.
Мальчик с упреком взглянул на отца:
— Тогда зачем здесь волчьи ягоды?
Прошлым летом, уезжая в лесной санаторный лагерь, мальчик сказал родителям, что писать стихи он не будет.
— Я буду складывать их из травинок или полевых цветов. Или из цветных камушков на озере… Ведь правда — стихи могут быть не только из слов?
…Не будем гадать, кем станет этот сероглазый мальчик. Но какую бы профессию он ни выбрал, я верю, что он останется поэтом.
РАСЦВЕЛА ЧЕРЕМУХА
Дом приезжих стоит на краю поселка, почти у самого леса.
В окно моей комнаты, положив тонкие руки на подоконник, заглядывает любопытная березка.
Вечер студеный, ветреный, а она в коротеньком прозрачном платье чувствует себя отлично. Пританцовывает на одной ножке, словно девочка-первоклассница.
Вечерняя синева постепенно сгущается, приобретает глубокие бархатистые тона. Наступает ночь с тонким серебряным месяцем и звездами, частыми, как дружные вешние всходы. Я выключаю свет и ложусь спать. Завтра большой командировочный день.
Только задремала, как в мое окно легонько постучали.
— Кто там?
— Это я, березка.
— Что случилось?
— Пока ничего, но скоро должно случиться необыкновенное. Не спи, выходи скорее!
— Выдумываешь ты все, — бормочу я полусонно и возвращаюсь в теплую постель.
Не успела сомкнуть глаз — опять стук. Тонкий и нежный, как звон стеклянного елочного колокольчика.
Распахиваю окно:
— Кто там еще?
— Это я, звезда.
— Зачем ты меня беспокоишь?
— Не сердись, выходи скорее!
— Зачем?
— Увидишь весеннее чудо.
— Какое?
— Только что расцвела черемуха. Вон та, за темной елью.
Не зажигая света, я набрасываю пальто, выхожу в ночную синеву. Как все неузнаваемое изменилось! Ветер утих. Потеплело. Полной грудью вдыхаю парной ночной воздух, наполненный сильным запахом цветущей черемухи.
Она зовет меня:
— Подойди ко мне! Я подарю тебе самую лучшую, самую нарядную ветку. Ведь ты первая увидишь мои белые цветы…
— Сегодня ты стала богаче еще на одно чудо, — улыбаясь, говорит мне звезда. — Разве можно спать в такие ночи!
ОВЧАРКА
У входа на рынок, прислонясь к стене, стоял старик с тупым и отечным лицом пьяницы. Поодаль от него, привязанная веревкой к забору, сидела темная исхудалая овчарка и время от времени надсадно лаяла, бросая на старика взгляды, полные укоризны.
Она словно говорила: «Я ведь знаю, зачем ты меня привел сюда. Эх ты, а еще человек!»
Люди, проходившие мимо, невольно останавливались и с сочувствием глядели на сильную умную собаку, оказавшуюся лишней в доме.
А ее хозяин нудно и заискивающе канючил:
— Купите, граждане, почти задарма отдаю. Собака чистых кровей, все как есть понимает, только по-человечьи разговаривать не может. Ишь чертом на меня смотрит, учуяла бесова кукла, что продаю ее! Сядь! — прикрикнул он на вскинувшуюся собаку и продолжал объяснять: — Сын, понимаете, уходя в армию, наказывал сберечь Пальму до его возвращения. А мне с ней одна маята. Больной я, да и вообще не любитель такой живности.
— А сыну что скажешь? — в упор спросил кто-то.
Тусклые глаза старика хитро сощурились:
— Так ведь оно всяко могло случиться: увести могли Пальму или отравить. Попробуй потом дознайся…
К старику подошел молодой человек в спортивной куртке.
— Покупаю собаку, — сказал он решительно. — Но с условием, что дадите адрес вашего сына. Вернется из армии — отдам ему Пальму…
Старик поспешно согласился. Ему решительно все равно, кому отдавать и на каких условиях, лишь бы получить желанный червонец!
Пальма, словно она и в самом деле все понимала, доверчиво и энергично зашагала рядом с приветливым парнем, чем-то удивительно похожим на ее настоящего хозяина-друга.
БЕЛЫЙ НАЛИВ
— Угощайтесь, это белый налив. — Моя соседка по каюте протянула мне большое яблоко, как бы освещенное изнутри мягким матовым светом.
Оно приятно холодило ладонь и было упругое, словно литое. Я залюбовалась яблоком… И вдруг в моей памяти отчетливо возникла давно забытая история, связанная с белым наливом.
В тесной барачной комнатушке рабочего общежития мы жили
