По тонкому льду (ил. Р.Клочкова) - Брянцев Георгий Михайлович

Кочергин поинтересовался:

– Почему вы не побеседовали до сих пор с автором заявления?

– Как вам сказать… – замялся Чередниченко, – я имел в виду сделать это, но бывший начальник отдела Курников посмотрел на мою инициативу неодобрительно.

– Откуда это видно? – спросил Кочергин.

– К сожалению, письменного распоряжения не было…

Кочергин пристально, даже очень пристально, посмотрел на Чередниченко и недовольно произнес:

– Никогда не пытайтесь валить вину с себя на тех, кого нет и кто не может опровергнуть ваши слова. Это очень плохая привычка.

Меня никогда не радовали чужие неприятности, а вот тут душа моя возликовала. Чередниченко, безусловно, врал. Курникову он не докладывал, и Кочергин понял это.

Уже в коридоре ко мне подошел Чередниченко и произнес с иронией:

– Новая метла по-новому метет.

– Дурак! – коротко бросил я.

– Что ты сказал? – покраснел Чередниченко.

– Если понравилось, могу повторить, – ответил я. – Но мне кажется, что ты расслышал.

Чередниченко чертыхнулся и пошел к себе.

Несколько слов о Безродном. У нас в управлении две группы по изучению иностранных языков. С начинающими занимаются два приватных преподавателя, а с теми, кто совершенствует знания, Дим-Димыч. Он прекрасно владеет немецким языком. Да и не только немецким. Дим-Димыча можно считать полиглотом. Он отлично знает румынский, свободно объясняется и бегло читает по-французски, неплохо знает чешский и польский.

На сегодняшнее занятие Безродный не явился. Я, как староста группы и замещающий Дим-Димыча в его отсутствие, решил выяснить причину.

– Почему тебя не было сегодня, Геннадий? – спросил я.

– Дела, дорогой мой. Зашился окончательно.

– Работы у всех хватает. А запустишь – труднее будет.

– А я вообще думаю бросить…

– То есть как это?..

– Да так, не до языков сейчас, друг мой. Да и туговато он идет у меня.

Это была правда. Геннадий не проявлял способностей в изучении языка. Он плохо читал по-немецки, еще хуже писал, а говорить не мог. Он не успевал закреплять знания, терял их. Дим-Димыч до последнего времени прилагал прямо-таки героические усилия, чтобы держать Безродного хотя бы на одном уровне. Дим-Димыч и я, да и другие ребята регулярно читали немецкую литературу, ежедневно разговаривали по-немецки друг с другом, слушали немецкие радиопередачи, короче говоря, систематически тренировали язык, а Геннадий ограничивался лишь посещением занятий. И вот решил вообще бросить учебу.

Я не стал его переубеждать, лишь сказал, что останавливаться на полпути плохо. Он ничего не ответил, а когда я собрался покинуть его кабинет, неожиданно остановил меня:

– Минутку, товарищ Трапезников. Хотите работать в моем отделе?

– Это как понимать? – удивился я.

– А так: если согласитесь, я заберу вас к себе и дам второе отделение.

Слова «в моем», «заберу», «к себе», «дам» неприятно резанули слух.

Я ответил:

– Очень неумно заставлять барана выбирать себе мясника.

– Острить пытаетесь? С Брагина пример берете? – усмехнулся Безродный.

12 января 1939 г.

(четверг)

Позавчера вернулся из командировки Дим-Димыч. Он приехал ночным поездом и тотчас же позвонил мне. В третьем часу ночи я зашел к нему на квартиру. Дим-Димыч лежал на диване с папиросой в зубах, закинув руки за голову, и глядел в потрескавшийся потолок.

– Как дела? – спросил я и подсел на край дивана.

– Разругался с начальством, – не меняя позы, ответил Дим-Димыч.

– Опять?

– Ну да…

– Когда же ты успел?

– Успел, сейчас же по приезде.

– А из-за чего?

– Все из-за этого работника военкомата. Представь себе такую историю… – Дим-Димыч соскочил с дивана и заходил по комнате. – Ночь. Идет поезд. В тамбуре вагона стоит человек и курит. Кто-то из проходящих бьет его чем-то увесистым по башке, человек теряет сознание и падает. Приходит в себя уже в железнодорожной больнице. У него проломлен череп и отсутствует пистолет. А деньги, воинское удостоверение и все прочее – в порядке. Год спустя из его пистолета в Сибири неизвестный убивает члена крайисполкома, потом еще одного, двоих ранит, а затем пускает себе пулю в рот. Проходит немного времени, органы выясняют, кому принадлежал пистолет, и вот Безродный дает указание о возбуждении уголовного дела против работника военкомата. Ему предъявляют обвинение не больше и не меньше, как в соучастии в совершении террористического акта. Ясно?

– Боюсь, что да…

– Вот и все. С таким же успехом обвинение в соучастии можно пришить изобретателю пистолета. Я вынес постановление о прекращении уголовного преследования.

– Правильно поступил.

– А Геннадий другого мнения. Он встал на дыбы, назвал меня попиком, слюнтяем, упрекнул в том, что я умею только прекращать дела. Я, конечно, не смолчал… В общем, договорились до того, что он показал мне на дверь.

Дим-Димыч сел со мной рядом, закурил и спросил, имея в виду Кочергина:

– А как новенький?

– Пока ничего плохого сказать не могу.

– Ну и дай бог…

Поболтав еще с часок у Дим-Димыча, я ушел. Это было позавчера ночью. А сегодня утром по управлению прошла сногсшибательная новость: Безродный ушел от жены и перебрался на квартиру коменданта управления – холостяка. Мне эту новость сообщил на ходу все тот же Чередниченко. Безродный ночью явился на квартиру Дим-Димыча и якобы застал там свою жену Оксану.

– Сам понимаешь, – с усмешкой добавил Чередниченко. – Брагин зазвал ее не в шахматы играть.

Встревоженный, я бросился искать Дим-Димыча. Он в это время сидел у заместителя начальника управления с делом на сотрудника Свердловского военкомата. Надо было ждать, а ждать не хотелось. И я направился к Варе Кожевниковой. Мне подумалось, что коль скоро об этом скандале знает все управление, то и она должна быть в курсе событий. Однако Вари не оказалось на месте: она поехала на городскую телефонную станцию.

В мою голову лезли самые несуразные мысли. У меня давно были опасения, что неприязнь Геннадия к Дим-Димычу объясняется не только их стычками по работе. Тут примешивалось что-то личное, а конкретно – симпатии Оксаны к Дим-Димычу. Но я знал, как смотрит на Оксану Дим-Димыч. Я исключал всякую возможность близкой связи между ними. Но почему Оксана оказалась на квартире у Брагина, да еще ночью? Как узнал об этом Геннадий? Что произошло там? На эти вопросы мог ответить мне только Дим-Димыч.

Примерно через полчаса меня вызвал к себе секретарь парткома Фомичев. Я забыл сказать ранее, а поэтому скажу теперь, что я член парткома. У Фомичева уже сидели Безродный, Брагин, заместитель начальника управления по кадрам и начальник следственного отдела. Последние двое тоже были членами парткома.

Когда я сел, Фомичев пояснил:

– Созывать всех членов парткома, кажется, рановато. Вопрос не подготовлен и во многом неясен. Член партии Безродный ушел от жены и возбуждает дело о разводе. Виновником всей этой истории он считает не только свою жену, но и члена партии Брагина. История довольно неприятная…

Я посмотрел на Геннадия. На лице его была озабоченность, но озабоченность не обычная, а какая-то нервозная, приподнятая, несвойственная ему. Я перевел взгляд на Дим-Димыча. Он был спокоен. На его лице нельзя было подметить даже намека на смущение, волнение или растерянность.

После короткого вступления Фомичев повернулся к Дим-Димычу:

– Расскажи, товарищ Брагин, что произошло?

– Пожалуйста, – изъявил готовность Дим-Димыч. – Около трех, а может быть, и в три часа ночи, точно не помню, я пришел домой. Входную дверь мне открыла хозяйка. Она предупредила, что меня уже с полчаса ждет какая-то женщина. «Интересно, кто же это?» – подумал я, а войдя, увидел жену Безродного. Она, с заплаканными глазами, сидела на диване. Пальто ее и платок лежали на стуле. Удивленный необычным визитом, я спросил: «Что случилось? Что тебя привело сюда?» Вместо ответа она уткнулась лицом в подушку и расплакалась. Скажу правду – я растерялся. Оксана никогда у меня не была, а тут вдруг пожаловала ночью… и слезы… Я подсел к ней, взял за руку и опять спросил: «Скажи, в чем дело?» В это время открылась настежь дверь и вошел Безродный. Приняв театральную позу, он, как артист на сцене, сказал: «Не ожидали? Рассчитывали, что все будет шито-крыто? Думаете, что имеете дело с круглым дураком? Нет, не выйдет!» Затем он начал употреблять слова, которые часто можно встретить на заборах. Я дал понять ему, что если он не заткнет свою глотку, то сделаю это я. Безродный выпустил еще один залп ругательств, хлопнул дверью и исчез. Следом за ним как сумасшедшая побежала его жена. Вот все, что было.