Багровое око - Даниэл Уолмер

Хотя у киммерийца остались сильные сомнения относительно формы мира, он рассудил, что даже если знакомый мудрец Шумри и простой шарлатан, в любом случае путешествие к Южному Океану может оказаться полезным. О землях южнее Зембабве ходили самые смутные и противоречивые слухи. Возможно, там действительно ничего нет, кроме обезьян-каннибалов, но не менее возможны и развалины древних царств, хранящие под собой невиданные сокровища.

Подготовка к путешествию заняла всего три дня. Все это время Конан, поддавшись уговорам Шумри, провел в одном из самых темных и грязных притонов Кеми, где круглые сутки за большие деньги желающие могли вдыхать пыльцу забвения, отправляющую людей в иные миры, более яркие и сладкие, чем те, куда ускользает душа в сновидениях.

Шумри в это время, предусмотрительно покрыв голову широкополой шляпой из вяленой овечьей шерсти, занимался всем необходимым, имея в распоряжении монеты Конана. Он купил небольшой баркас, солидный запас провианта, нанял четырех гребцов-кушитов.

Киммериец, истомившийся за три дня безделья (вдыхание пыльцы не произвело на него впечатления: миры, в которые его выбрасывало, были слишком пресны, спокойны, и не с кем было даже ударить мечом по мечу), с искренней радостью встретил приятеля, объявившего ему, что к южному странствию все готово.

В путь решили отправиться после захода солнца, чтобы до первых его лучей успеть отплыть как можно дальше от зоркого ока божественной птички.

Глава 3. Плаванье

И вздрогнули столетние дубы, и вскрикнули буки, Ветром вздох облегченья пронесся по лесу. Пронзенный мечом, издыхал на траве демон, Змеиным виясь телом, когтя корни, слюной ядовитой плюясь, проклиная Славный меч киммерийца. О, меч киммерийца!..

Конан, опершись спиной о мачту, вытянув ноги на теплых досках палубы, полу дремал, полу слушал со слабой усмешкой о собственных подвигах. Впитав его рассказы, скупые и лишенные красок, Шумри расцветил их собственной фантазией и каждый вечер негромко, но вдохновенно напевал под перебор цитры.

Четверо гребцов с блестящими от пота шоколадными спинами зачарованно слушали его, мерно вздымал и опуская весла.

Киммериец отлично помнил свою схватку с болотным демоном в пиктских лесах, за Черной рекой. Дубы не дрожали, и буки не вскрикивали, напротив, все происходило в почти полной, настороженной тишине. Но тем не менее, баллада не раздражала. Казалось даже, что Шумри каким-то чудом увидел истинную картину битвы, взглянул на нее с высоты. А Конан — участник и главный герой — смотрел впритык и мог не заметить чего-то существенного и важного.

Иногда же, под звуками мелодичного взволнованного голоса, Конану начинало казаться, что все это не о нем. Кто-то другой — не знающий ни страха, ни поражений герой огромного роста, с синими, как полуденное небо, глазами, — крушил орды врагов, повергал черных магов, возвращал назад, в глубины мрака, вырвавшихся оттуда и облекшихся в плоть чудовищ… Он был тоже родом из Киммерии и он был его тезкой, но не более того. Настоящий же Конан — просто плывет. Плывет…

Темно-зеленые воды Стикса несли себя величаво и медленно. Гребцы не слишком выдыхались за день, и на вечернем привале у огня подолгу звучали неторопливые рассказы о странствиях, битвах, любовных победах, раскатывался смех, распугивающий ночное зверье, гремели боевые песни на разных наречиях.

Конан почти привязался к своему новому приятелю и спутнику, открыв в нем ряд несомненных достоинств: умение находить общий язык — в прямом и переносном смысле — с любым человеком, незлобивый и отходчивый нрав, массу мелких умений и навыков, необходимых в путешествии, неисчерпаемый запас баек. Недостаток у него был один, но очень, с точки зрения киммерийца, серьезный: Шумри не был воином. Он даже не имел меча, а когда Конан хотел дать ему денег, чтобы тот приобрел себе приличное оружие, он только замотал головой, оправдываясь, что все равно не умеет с ним обращаться. Правда, у немедийца был кинжал, узкий и хорошо наточенный, всегда висевший на поясе. Но Конан сильно сомневался, что клинок этот знает запах и вкус человеческой крови: скорее всего, он служил лишь для разделки дичи, снятия шкур, починки снастей и прочих мелких хозяйственных надобностей.

Первая часть плаванья протекала удивительно спокойно. Ни ночные разбойники, ни хищные звери, ни алчные сборщики путевых податей не нарушали ровного продвижения на запад, вверх по течению величавой реки, одной из самых полноводных и протяженных в мире.

Там, где русло Стикса делало резкий поворот на юг, начинались пороги. Река меняла свой неторопливый нрав, заваленная острыми валунами, она пенилась и кипела, крутила водовороты. Пришлось потрудиться: вытащить баркас на берег, разгрузить его и перетаскивать на собственных плечах до тех пор, пока река вновь не стала спокойной и безопасной.

У самых порогов, на противоположном берегу высилась крепость Файон. Семь ее гигантских башен из черного камня, соединенных стенами, нависали над бурлящей и пенящейся водой. Конан не без удовольствия встретился глазами с угрюмой твердыней стигийских жрецов. Много славных и довольно свежих воспоминаний были связаны у него с этим местом. Здесь ему легла в ладонь прохладная и надежная рукоять Небесной Секиры — волшебного и одушевленного оружия, равного которому не было и нет в мире. Отсюда он, направляясь в Иранистан, взмыл в небо на плечах огромного людоеда-кутруба. Здесь он славно впоследствии отомстил посмевшим захватить его в плен стигийским жрецам…

Чем дальше к югу, тем уже становилось русло Стикса. С берегов его исчезли селения, не стало прямых, словно вычерченных по линейке, оросительных каналов. Поля и оазисы постепенно сменились джунглями. Становилось все темнее, все душнее. Опутанные лианами деревья так низко нависали над рекой, что солнце не могло пробиться сквозь их листву. Баркас плыл в вечной тени. Впрочем, прохладнее от этого не становилось. Влажные испарения и духота доводили до изнеможения быстрее, чем слепящие лучи солнца в зените.

На одном из привалов случилось несчастье. Гребец кушит отошел в сумерках к реке, чтобы набрать воды для ужина. Неожиданно дикий вопль страха и боли потряс вечернюю тишину. Конан, мгновенно оказавшийся на берегу, увидел, что ногу несчастного зажал клыками огромный крокодил, буро-зеленая тварь, напоминающая поваленное бурей и поросшее осклизлым мхом дерево. Тварь, алчно подергивая хвостом, затаскивала свою жертву в воду.

Рывком вытащив меч, всегда висящий у него на поясе, киммериец несколько раз всадил острие в шею, затылок и левый бок крокодила, но шкура у него оказалась на редкость толстой и прочной. Клинок лишь царапал ее, но не мог проникнуть глубоко в тело. Крокодил сильнее забил хвостом, продолжая все так же тянуть свою отчаянно кричащую добычу. Тогда Конан упал на колени прямо в воду, возле самых раскоряченных лап, упирающихся в песчаное дно. Выждав удобный момент, он вонзил меч глубоко под левую лапу, в не защищенное крепкой кожей, светло-желтое подбрюшье. Только после этого мощные зубы разжались, и несчастного гребца удалось вытащить на берег. Буро-зеленое туловище еще долго билось в агонии, замутив прибрежную волу.