Приз варвара (ЛП) - Диксон Руби

Я напоминаю своему кхаю об этом снова и снова в то время, как объект моего внимания ходит по пещере с легкой улыбкой на лице. Она выглядит такой счастливой. Меня радует, что страдания, таящиеся в ее глазах, исчезли на несколько коротких часов, но меня совсем не радует, что ее ухажеры сражаются за нее, а я даже не включен. Она моя, и мою ревность трудно объяснить.

Мне вспоминается ее вчерашнее предложение — спариваться с ней без вовлечения кхая. Чтобы «попрактиковаться». Это противоречит всему, что я когда-либо желал для себя… но зачем мне хотеть большего, нежели Ти-фа-ни в моих шкурах и отдавшуюся мне? Я размышляю над этим, и с завистью, грызущей меня изнутри, я по-собственнически наблюдаю за ней, когда она достает корзину и выходит из пещеры.

Я следую за ней. Мы обсудим ее предложение наедине.

Она идет коротким путем, придерживаясь стен утеса, а потом приостанавливается перед пещерой для выделки шкур, чтобы зажечь сальную свечу, закрепленную на костяном блюдце. Когда она, пригнув голову, входит в маленькую дубильню, я иду дальше.

— Эй, Ти-фа-ни! — окликаю я ее за секунду до того, как войти в пещеру.

Увидев меня, она выглядит удивленной. В мерцающем пламени свечи она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, а потом ставит свечу на один из скалистых выступов.

— Как ты себя сегодня чувствуешь?

Она подбирает большую кость — скорее всего, са-кохчка — и начинает перемешивать чан с застоявшейся водой, мочой и шкурами, расположенный в центре пещеры.

Я приседаю на корточки, как обычно делаю, когда расслабляюсь, но из-за этого я нахожусь слишком близко к этой выгребной яме, что в самом центре пещеры, и я быстро встаю, так как у меня жжет глаза. Она заразилась тем же хобби, что и Кэшрем, вот только вонь, исходящая от воды с мочой и травами, нестерпима и просто валит с ног. Кашляя, я отступаю назад, чтобы подышать свежим воздухом.

— Ну что, полегчало? — поддразнивает она, и я слышу ее гортанный смех, эхом разносящийся в маленькой пещере. — В следующий раз не суйся носом так близко.

— Воняет невыносимо.

— Но кожа станет очень мягкой, — говорит она жизнерадостным голосом. В нем ощущается та счастливая нотка, которую я не слышал уже много дней.

— Там шкуры? — прямо как та жижа, которую я как-то видел, когда мертвый серпоклюв свалился прямо в пруд и там сгнил.

— Шкуры двисти, — говорит она мне. — Я соскребла c них шерсть и теперь обрабатываю. Если у меня получится, на двести будет большой спрос.

Я не совсем понимаю смысл ее слов.

— Мы и так поедаем немало двисти. Зачем нам спрос на них?

— Просто констатирую факт. И мне бы хотелось, чтобы мы вообще не ели двисти. — Выражение ее лица становится каким-то отсутствующим. — У меня в детстве был пони, и он был очень лохматым. Они немного напоминают мне его. Из-за этого есть это мясо мне тяжело.

Поу-нии. Я сохраняю это в своей памяти.

— Нуу… тогда постараюсь больше охотиться на снежных кошек.

Она улыбается.

— Что привело тебя сюда? Чего не на охоте?

— Мне надо с тобой поговорить, — отвечаю я ей, вытирая свои все еще слезящиеся глаза. — О твоем предложении.

Ее неувядающая улыбка исчезает с ее лица.

— Вот как? — она пытается выглядеть непринужденно, но я вижу волнение на ее лице. — И что ты решил?

— Пока я еще ничего не решил.

— Понятно.

— Хочу объяснить, почему мне понадобилось все как следует обдумать.

Она размешивает костью жидкое месиво в углублении пещеры.

— Салух, мы же с тобой друзья. И тебе нет нужды передо мной объясняться.

— Я хочу принять твое предложение, — заявляю я ей без обиняков. Когда она удивленно поднимает на меня глаза, я продолжаю. — Однако кое-что все же вынуждает меня колебаться.

Задумавшись, она молчит, разглядывая меня.

— Это по-честному. А что ты имеешь в виду под этим «кое-чем»?

— Я ждал резонанса. Мне хотелось разделить мой первый раз со своей парой.

— Ооо, — выражение ее личика смягчается. — Это… это так мило, Салух. Я все понимаю.

При свете свечи она так красива, ее глаза ярко сверкают, а волосы словно облаком окружают ее лицо. Я не говорю ей, что именно с ней я мечтаю о резонансе. Ти-фа-ни очень пуглива.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Несмотря на это, твое предложение достойно внимания. Мне не хотелось бы встретить свою пару невежественным глупцом.

— Ты не должен передо мной оправдываться, я серьезно. Это было всего лишь предложение.

— Я по-прежнему обдумываю такую возможность. — Я смотрю на нее, представляя ее тело под моим. Моя рука запущена в ее кудрявые волосы, мои пальцы ласкают эту ее странно гладкую человеческую кожу. И вдруг в моем воображении предстает картина, как она съеживается, отворачиваясь от моего прикосновения. Даже сама мысль об этом отвратительна. — Мне нужно узнать побольше. В чем именно мы будем практиковаться?

— О, ну…, — ее губы образовывают маленькое, пухленькое «О». — Я… я должна признать, что все до конца еще не продумала. Ну, мы могли бы потренироваться в поцелуях.

Спаривание устами, которое так любят люди? Мой член тут же твердеет, и вся моя выдержка уходит на то, чтобы не излиться на пол, прямо перед моей будущей парой от одной мысли о том, что, накрывав ее рот своим, я трахаю ее своим языком.

— Ша-кхаи не целуются.

— Но возможно, тебе захочется научиться, — произносит она и, отвернувшись, перемешивает свое месиво в очередной раз. — Вдруг ты создашь пару с человеком?

Неужели ей нравится подобная мысль? Из человеческих девушек остались лишь Джоси и Ти-фа-ни. Так неужели она говорит о себе?

— Тогда мне хотелось бы угодить ей.

— Конечно, речь идет о куда большем, чем поцелуи. Есть еще… прикосновения. И ласки, — прикусив губу, она вздрагивает. — Мне… надо бы попрактиковаться во всем этом.

Ее лицо отвернуто, взгляд отведен, но по ее сгорбленным плечам сразу видно, что она вернулась в то ужасное место. Все мое тело напрягается от желания утешить ее, но я знаю, что моим прикосновениям не будут рады. А это, вместе с ее съеживанием, и есть мой самый большой страх — что если Ти-фа-ни возненавидит мои прикосновения, потому что другие воспользовались ею? Мысль об этом просто убивает меня.

— Я все еще не решил, — рявкнув ей, я штурмом вылетаю из пещеры. Мне надо срочно уйти, пока она не испугалась еще больше, иначе моя потребность обнять ее и утешить станет непреодолимой.

Я не знаю, что мне делать. Мне нужен совет. Аехако отправился на охоту, а многие другие самцы никогда не имели свою пару. Есть Химало, но вряд ли он делает счастливой свою пару Айшу. Он не тот, к которому стоит обращаться за советом.

Однако есть кое-кто, кто приходит на ум.

* * *

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Таушен хвастается Хэйдену.

— На сегодня я уже выиграл два красных семечка, и никому больше не удалось выиграть хотя бы одно. — Он с гордостью сует их под нос угрюмому охотнику. — Я получу время побыть наедине с Ти-фа-ни, и тогда она начнет мне резонировать!

Взбесившись, я вылезаю из своих шкур. Даже после того, как я снаружи облегчаюсь и на завтрак разделываюсь с куском вчерашнего копченого мяса, я все еще сержусь. Я должен отправиться на охоту. Поймать какую-нибудь дичь. Собраться с мыслями и прояснить голову от переживаний о Ти-фа-ни и самцах, которые без конца ее обхаживают. Да плевать, что они бегают за ней. Она будет резонировать мне. Она станет моей парой, и все их глупые семечки не будут иметь никакого значения.

Я возвращаюсь в пещеру, чтобы забрать копье и вижу Таушена, зашедшего взять сети. Он улыбается мне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ухожу, чтобы поймать в реке самую крупную кес-рыбу! Пожелай мне удачи, чтобы я вернулся домой с третьим семечком.

Я прищуриваю глаза. Мне вовсе не хочется, чтобы ему улыбнулась удача. Но он в хорошем настроении и в предвкушении успеха и, не обращая внимания на мое молчание, направляется на сбор с остальными на их дневное состязание.