Сказания Меекханского пограничья. Небо цвета стали - Роберт М. Вегнер

А потом он заговорил, а она не поняла ни слова. Это была короткая фраза, едва пара слов, брошенных равнодушным, как бы скучным тоном, и наверняка не на меекхе. И ни на одном из языков, с которыми Кей’ла сталкивалась, живя в том многоплеменном котле, каким была восточная граница.

И ответ пришел. Что-то мелькнуло вокруг ствола на высоте шеи мужчины, обернулось вокруг нее, а самого его прижало к дереву. Оба ножа подскочили к петле, острия скользнули под веревку, стараясь ее перерезать, видно было, как человек напрягает мышцы в попытке избежать неизбежного. А веревка внезапно передвинулась вправо-влево, сделалась красной, напившись кровью из перерезанных артерий, и, невзирая на клинок ножа, продолжила пилить дальше.

Мужчина захрипел, так сильно подался вперед, что оторвал шею от ствола, но через миг уже лишь булькал и трясся, дергаясь и скребя сапогами влажную от крови землю. Оба ножа выпали у него из рук, а сам он повис в полуприседе. А веревка пилила дальше, поскрипывая о шейные позвонки. А потом с влажным чмоканьем один конец ее исчез за деревом, а неудавшийся убийца свалился между корней.

Наступила тишина.

Такая, как и меньше четверти часа назад. Ни птица, ни животное не подавали признаков жизни. Лес задержал дыхание.

Сестры лежали на земле рядом с тремя трупами, от таинственного нападавшего не осталось и следа. И вдруг где-то несмело запела птица, дятел выстучал короткий ритм на коре дерева. Тишина ушла.

– Нее’ва…

Сестра взглянула на нее невидяще, глаза были словно блюдца.

– Кей… Кей, я тебя нашла.

– Да… нашла… Почему ты шепчешь?

– А ты?

– Не знаю… Пойдем в лагерь…

Они медленно встали, не глядя на трупы, взялись за руки. Ладонь Нее’вы была холодна словно лед.

– Ты знаешь, в какой стороне лагерь?

– Достаточно просто идти вниз.

– Кто…

– Не знаю, Нее. Но я рада, что он пришел. Пойдем. Пойдем со мной.

Они зашагали вниз, не оглядываясь. Едва лишь отошли от полянки, а кусты закрыли от них место, где все случилось, ускорили шаг. Однако Кей’ла приостановилась внезапно, обернулась, быстрым жестом прикоснулась к губам и сердцу.

«Спасибо».

Глава 2

Конюхи. Кеннет еще раз взглянул на лица своих десятников и решил, что если и у него было такое же выражение, когда Кавер Монель вручал ему приказ, то он лишь чудом избежал выговора за неуважение к старшему по званию или за несоблюдение субординации. Конюхи – отбросы из отбросов.

Черный был прав по двум пунктам.

Во-первых, отряды, которые присылали, чтобы усилить Восточное Соединение, и правда были наименее стоящими изо всех, какие у командиров полков были под рукою. Некоторые ради такого даже создавали роты особого назначения, выбирая по нескольку десятков – а то и по пятку-другому солдат – из подразделений полка и отсылая их на восток. Никто добровольно – и уж тем более ни один нормальный офицер – не лишится лучших людей, не отдаст их под чужое командование. Если бы не та несчастная стычка с Крысами, Шестая наверняка и по сей день оставалась бы в Белендене.

Но, во-вторых, они, несмотря ни на что, были хорошими солдатами. Может, несколько менее дисциплинированными, более несдержанными на язык или менее опытными, чем в среднем в Горной Страже, но все же – стражниками. Не зря первый контракт со Стражей чаще всего заключали лишь на год. На пробу. Отходив в патрулях год, ты либо оставался на службе, либо становился мертвым. А из тех, кого послали в Олекады, ни один не служил меньше года.

Конечно, с ними могла быть та же проблема, с которой Кеннет столкнулся в самом начале у своих парней. Обида за то, что их перевели из родного полка на чужую территорию. И все же они знали, что им придется служить под командованием Кавера Монеля – Черного Капитана, в рядах его Ублюдков. Кеннет не раз разговаривал за едой с другими офицерами или сержантами, и ни один из них не кривился, вспоминая о своем переводе. Служба в Олекадах – это была честь.

И все же в такой массе солдат нашлась горстка, с которой не знал что делать даже Черный. То есть, как он сам признавался, превратил бы их в солдат, имей на то время, но времени у него не было. Вместо этого он решил добавить их к Шестеркам.

В числе тех тридцати четырех стражников находилась третья десятка из восьмой роты Одиннадцатого полка, потерявшая своего сержанта по дороге на восток. Потерявшая при настолько неясных обстоятельствах, что после трехмесячного расследования дело было отложено незакрытым – случай совершенно беспрецедентный, поскольку такие происшествия Горная Стража расследовала до конца. Но эта десятка ушла в отказ, и никто – даже Крысы – не сумел узнать, как там обстояло дело. У остальных Конюхов было такое количество провинностей и выговоров, что от петли их отделял лишь один косой взгляд на офицера. И большинство совершили эти проступки уже здесь, на месте, в Олекадах. По крайней мере так следовало из документов, которые Кеннет получил в штабе.

Тридцать четыре человека и ни одного сержанта.

Андан первым покачал головой.

– А вы уверены, господин лейтенант, что не плевали ему в суп? А может, там, не знаю… стоптали случайно грядку его любимых настурций?

Андан пошутил скверно. Но Велергорф все равно хлопнул его по плечу, кривя татуированное лицо.

– Хорошо. Только вот Черный не любит этих насруций, или как их там. А вот насчет супа я уже не так уверен.

Сидели в курене прямо на земле. Между ними лежал приказ с печатью Черного и стопка бумаг. Здешняя военная бюрократия не слишком отличалась от подобной в других полках, и всякий вновь прибывший солдат уже был втянут в ее жернова. Чаще всего это означало листок бумаги, где стояли лишь имя, фамилия, звание и короткое изложение прохождения службы. У некоторых из Конюхов карточки были исписаны с двух сторон.

Кеннет решил, что, прежде чем они отправятся за новыми солдатами, он ознакомит десятников с бумагами. Остальные из роты рассеялись по лагерю, чистя оружие, смазывая экипировку, тренируясь и делая вид, что внезапное собрание командиров их нисколько не интересует.

– Заткнитесь, это совсем не смешно. Мы хотели усиления – мы его получили. Только вот, проклятие, попалось нам нечто, чего я не пожелал бы злейшему из врагов. А потому – начинайте соображать. Давайте.

– Вы сказали: «давайте»? – Берф приподнял брови.

– Ага. – Кеннет улыбнулся без тени веселости. – Как и Черный – мне. Это чтобы вы знали, насколько все плохо. Мы получили тридцать четыре человека, в том числе солдат, подозреваемых в убийстве сержанта, и десяток-полтора таких, кому самое время сесть в темницу. И ни одного десятника. Кто из вас отдаст своих людей заместителю и возьмет над ними контроль?

Установилась тишина. Вся троица вдруг выказала невероятную заинтересованность чем-то на потолке и на земле.

– Так я и думал. Придется выбирать сержантов из той компашки, но не раньше чем через несколько дней, когда мы поймем, у кого там есть к тому расположенность. Сперва – коричневый с чернью, чтобы было понятно, кто выше положением.

Кивки выразили согласие.

– В соответствии с этим, – Кеннет ткнул в приказ таким жестом, словно перед ним была коровья лепешка, – нам нужно принять их до вечера. Еще чуть-чуть времени у нас есть. У кого имеются знакомые в Восьмой?

– У меня, – кивнул Андан. – Двое моих приятелей там служат.

– Прекрасно. Расспросишь их о той десятке, чей сержант внезапно и таинственно помер.

– Не помер, – покачал головой бородатый десятник. – Всего лишь исчез. Посредине дороги на восток. Ушел в патруль со своими людьми и пропал, а они не смогли объяснить, что с ним случилось. Только это я и знаю.

– Значит, расспросишь об остальном. Люди не исчезают так просто, а Стража не оставляет своих в горах, не выяснив, что с ними случилось. Здесь – что-то большее. Вархенн, ты поговоришь с кузенами, хочу знать все, сколько удастся, об остальных, эти бумаги выглядят скверно, но ведь не может быть все плохо аж настолько. У некоторых – по десятку лет службы за плечами, их бы давно выбросили или повесили, зарабатывай они выговоры с такой скоростью, как здесь.

С того времени, как они прибыли в Кехлорен, Велергорф считал своим долгом познакомиться со всеми десятниками, каких он тут встретил, а особенно с теми, что происходили из Бергена. Кузены, как он их называл, принимали его с искренней радостью, а традиционные бергенские развлечения вроде метания топора в цель или бросания пятидесятифунтового камня всегда собирали изрядные толпы болельщиков. Кеннет, лишь разглядывая роты, пришедшие из самых разных полков, разбросанных вдоль всего Большого хребта, заметил, что почти в каждой нашлись солдаты с характерными клановыми татуировками на лицах и тыльной стороне ладоней. «Мы любим познавать мир, – пробормотал спрошенный об этом Велергорф. И сразу же добавил: – Если какой юнец что учудит, чаще всего его изгоняют на несколько лет из родных краев. И что ему делать без земли и денег, умея лишь размахивать топором? У него выбор – либо в армию, либо в разбойники. Это уже такая традиция, что идут тогда в Стражу. А потом некоторые остаются навсегда. Как я».