Ни за какие сокровища - Вера Фальски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаю, она на нас смотрит.
– А почему мы ее не видим?
– В том-то и дело: мы можем думать о ней, и тогда она рядом с нами, но мы не можем ее видеть.
– Но мы можем пойти к ней на небо и там встретиться?
– Когда-нибудь – да. Но это уже не зависит от нас. Каждый из нас попадет туда в свое время.
– Я уже хочу. К маме.
– Я знаю, Бартуля. Я тоже по ней скучаю.
Мальчик лег спиной ей на колени. Это был знак, что брату нужно пощекотать бочок: тело, выгибаясь под нежными прикосновениями, на минутку расслаблялось, и судороги немного ослабевали. Когда Эва еще жила в Венжувке, они могли играть так часами. Увидеть малыша веселым – к этому стремились все в доме и многое бы за это отдали. А поскольку это еще и облегчало его ежедневные страдания, никто не мог, да и не хотел ему отказывать. Но Бартеку больше всего нравилось играть с Эвой. Именно ее он выбирал, когда хотел, чтобы его пощекотали. Эва даже задумывалась, как могло быть, что никогда с тех пор, как Бартек появился в их семье, она не рассматривала его в качестве проблемы. Ведь он завладел большей частью маминого внимания, отличался от здоровых детей, обращал на себя внимание окружающих, и Эве часто приходилось отказываться от собственных удовольствий, чтобы позаботиться о нем. Но при этом девушка испытывала к брату чистую, безоговорочную любовь. Как будет теперь? Станет ли маленький Бартусь помехой в ее жизни?
Эва почувствовала раздражение. Отец добился своей цели. Теперь она на все смотрела с его точки зрения, все вызывало в ней чувство вины. При входе в больницу Эва вспомнила, как давно тут не была. Все считали само собой разумеющимся, что визиты Бартека к врачу взяла на себя мама. Что ж, время простых решений безвозвратно прошло – это не вызывало сомнений.
* * *Доктор Мадейский опровергал стереотип бездушной службы здравоохранения. Он всегда находил для Бартека достаточно времени, и не только для выяснения вопросов, связанных с лечением, и во время приема сыпал забавными словечками, которые веселили мальчика. Бартек называл его «доктор Томек» и, в отличие от других врачей, любил к нему ездить. После каждого посещения мама не уставала удивляться, какой доктор золотой человек, и Эва понимала, что речь шла не только о его профессиональной компетентности. Доктор Мадейский был красивым брюнетом с проседью, при желании можно было даже найти некоторую схожесть между ним и Джорджем Клуни. Эве легко было представить, что в сочетании с сочувствием к пациентам и умением слушать это производило потрясающее впечатление на загнанную маму, много лет не знавшую мужского внимания.
Шарм, который источал красивый врач, явно обескуражил отца. Как обычно небритый, в мятой одежде, в присутствии красноречивого, уверенного в себе Мадейского отец, ограничивающийся в ответах невыразительным односложным бормотанием, выглядел очень бледно. Однако в поведении доктора не было и намека на превосходство. Для растерянного отца у него нашелся специальный, деловой и полностью лишенный словесных излишеств стиль речи. Изумленная Эва тайком присматривалась к доктору. Мадейский был настоящим профессионалом. Бартеку очень повезло, что он попал в такие руки.
Доктор отдал несколько распоряжений медсестре, которая должна была сопровождать маленького пациента во время контрольных обследований, и пригласил их в кабинет. Когда они остались одни, доктор сразу перестал шутить, и это обеспокоило Эву. С серьезным выражением лица Мадейский просматривал результаты обследований, полученных во время прошлого визита.
– Не буду заниматься очковтирательством, я здесь не для этого.
Эва замерла. Что хорошего можно ожидать после такого вступления?
– Меня беспокоит состояние сердечных клапанов Бартека. Это может означать наличие проблем, которых раньше не было.
Они наизусть знали список симптомов болезни Бартека – как тех, которые у него были, так и тех, которые могли появиться. С каждым годом он становился все длиннее. Было понятно, что каждое новое осложнение – кроме того, что представляет угрозу для Бартека, – будет связано с ухудшением комфортности его жизни. То есть теперь к комплекту несчастий и боли, с которыми мальчик уже боролся, добавится еще и болезнь сердца. В комнате наступила тишина, прерываемая тяжелым, свистящим дыханием отца. Эва боялась взглянуть на него.
– Пан доктор, что можно сделать? – в конце концов спросила она.
– К сожалению, немного…
– Я не хочу этого слышать! – выкрикнула Эва и удивилась своему порыву. Но именно сейчас в ней что-то взорвалось, протестуя против очередного удара судьбы. – Я не буду спокойно смотреть, как мой брат медленно умирает! Вы должны нам помочь!
Доктор довольно долго присматривался к Эве, которая прижимала руки к груди, словно пытаясь совладать с внезапно открывшейся в ней воинственностью.
– Вы правы. Нужно бороться.
Мадейский сменил тон, и Эва сразу успокоилась. А он начал рассказывать об очередной возможности:
– Несколько месяцев назад в Швеции появилось лекарство, которое дает поразительно хорошие результаты. Евросоюз как раз допустил его к использованию на своей территории. – Мадейский поочередно обращался то к Эве, то к ее отцу. – Препарат содержит вещество, замещающее фермент, отсутствие которого ответственно за болезнь Бартека. Он значительно смягчает протекание болезни, у пациентов восстанавливается значительная часть навыков, а некоторые тягостные симптомы просто исчезают.
Пока доктор говорил, Эва почувствовала, что дистанция между ней и отцом неожиданно исчезла. Она снова могла смотреть ему в глаза, зная, что сейчас они испытывают одинаковые эмоции.
– Пан доктор, это чудесная новость! Мы столько лет ждали чего-то подобного! – воскликнула она, когда Мадейский закончил.
От радости она даже не заметила, что врач, рассказывая об открытии, не проявлял особого энтузиазма.
– Есть одно «но»… – начал он.
Какое еще «но»? После услышанного Эву ничто не пугало.
– Терапия очень дорогая. Национальный фонд здравоохранения пока ее не оплачивает.
– То есть? Какого порядка расходы?
Мадейский опустил глаза, и только сейчас Эва почувствовала беспокойство.
– Примерно полтора миллиона злотых в год.
– Иисус Мария… – раздалось из соседнего кресла.
Эва не могла произнести ни слова. Вдруг резко заболела голова. Девушка уставилась на ярко-зеленую крону клена, ветви которого постукивали в окно кабинета Мадейского. Свежая зелень словно полыхала жизнью и оптимизмом, подтверждающим незыблемость природного цикла, в котором зима непременно сменяется весной. Эва не имела понятия, сколько времени прошло, прежде чем она вернулась к действительности.
Сумма прозвучала космическая! Девушка не могла даже представить, сколько это денег. И они были для ее семьи так же недоступны, как вилла в пятнадцать комнат на Лазурном побережье. Разница лишь в том, что без виллы они могли прекрасно обойтись.
– Я хотел бы сообщить вам только хорошую половину этой новости, – продолжил врач, – но, к сожалению, ситуация выглядит именно так. Сам не знаю, что хуже: знать, что возможности вылечить нет, или знать, что лечение существует, но не иметь возможности им воспользоваться. Эта идиотская наша система… – Мадейский, видимо, был очень взволнован, так как обычно не использовал таких слов при пациентах.
Эва в очередной раз по достоинству оценила его и в глубине души призналась, что доктор выразил ее мысли со стопроцентной точностью.
Нескольких дней в Венжувке хватило, чтобы Эва снова смотрела на Ольштын глазами приезжей – совсем как тогда, когда делала тут первые шаги в качестве студентки. Люди, спешащие по своим делам или, наоборот, ищущие в городском шуме минуту отдыха, стали сейчас для нее приветливым, безопасным, жужжащим на тысячу отзвуков фоном, хоть немного заглушающим навалившиеся проблемы. Отец остался в больнице, дожидаясь, пока закончится обследование Бартека, а она побежала на факультет.
Садясь за компьютер, Эва чувствовала себя так, словно вернулась из далекого путешествия. Это были ее игрушки, все оставалось на своем месте, все элементы этого мира были в ее власти. Эва быстро нашла статьи, которые являлись лучшей визитной карточкой ее возможностей как исследователя. Это было успокаивающе просто – она пользовалась языком, хоть и недоступным для большинства простых смертных, но понятным узкому кругу таких же чудаков, как она. Отправляя известному ученому свои работы, она знала, что говорит о себе все, что он должен знать. Просматривая файлы и проверяя электронную почту, она смогла на минутку отключиться от хоровода мучительных мыслей, в которые свой кирпичик – тяжелый, титановый кирпичик! – недавно добавил доктор Мадейский.
– Эва, дорогая, почему ты не предупредила, что зайдешь?
Вероника подошла и без лишних вступлений крепко ее обняла. Эва почувствовала, что силы ее оставляют. Она немного побаивалась встреч со знакомыми – никто в таких ситуациях не знает, как себя вести, и в результате, несмотря на лучшие побуждения, становится неловко. Но оказалось, что ничего говорить не нужно.