Лейтенант Хвостов и мичман Давыдов - Владимир Шигин

Не обошлось, впрочем, и без неприятностей. Однажды, будучи не слишком трезв, Хвостов сильно обидел своего младшего товарища. Отношения между друзьями на некоторое время стали весьма холодными.

Решили друзья попытать счастья и попроситься к вице-адмиралу Сенявину, готовившую эскадру к походу в Средиземное море. Но Сенявин лейтенанту с мичманом отказал, сослался, что все вакансии заняты. Думается, будучи наслышан о приключениях офицеров в Америке, заработанных ими больших деньгах, он отнесся к ним с определенным предубеждениям, предполагая в них не только склонность к непослушанию, но и излишнюю самонадеянность, да и разговоры в ту пору в Кронштаде ходили о друзьях разные. Как бы то ни было, но балтийский флот уходил воевать в дальние пределы, а Хвостов с Давыдовым оказывались не у дел. После пережитого ими на Тихом океане и в Америке, сидеть в Кронштадте при береговых должностях: утром плац и барабан, днем плац и барабан, да и вечером все тоже. Ну, уж нет!

И снова через Сибирь

Меж тем руководство Российско-Американской кампании вновь пригласило обоих офицеров к себе.

– Я предлагаю вам снова поступить к нам на службу! – такими словами встретил Хвостова с Давыдовым вице-канцлер империи граф Румянцев, состоявший одновременно и президентом кампании. – Люди вы в деле уже проверенные, а потому и жалование вам будет положено вдвое, против прежнего!

Хвостов с Давыдовым переглянулись.

– Ну, решайтесь же! – все наседал на них вице-канцлер. – Что таким молодцам в балтийской луже киснуть! Вы ведь оба рождены для невероятных дел! Решайтесь! К тому же отныне вы будете не просто служащими кампании, а ее полноправными акционерами!

– Мы согласны! – ответили разом оба.

В глазах их уже горел азарт будущих приключений.

Недавние размолвки сразу отошли в прошлое, жажда нового перевесила усталость всех перенесенных лишений.

– Каковы будут конкретные поручения? – уже по-деловому спросил Румянцева Хвостов.

– Подчиненные вы будете отныне правителю Баранову! – сразу посерьезнел и тот. – Заботиться же надлежит вам отныне о многом: строить укрепления и суда, составлять карты и учить штурманскому делу тамошних мореходов, возить пушнину и грузы, отстаивать интересы российского флага в восточных пределах! По прибытию же на Аляску камергера Рязанова, поступите в его распоряжение! Впрочем, подробную письменную инструкцию получите от меня завтра.

Отец и мать Хвостова были против новой поездки сына на край света. Они больше желали видеть его на военной службе, но «не смели ничего ему советовать».

А затем снова было прощание: слезное с родными и разгульное с сотоварищами.

– Ждите нас и не забывайте! – кричали друзья, уезжая.

Дорога была уже им знакома: за Казанью Пермь, за Пермью Кунгур, За Кунгуром Барабинская степь, потом Томск, и, наконец, долгая дорога до Охотска.

Снова перед ними расстилалась бесконечной тайгой Сибирь, снова они были вместе, а впереди их ждала манящая неизвестность.

В конце августа 1804 года Хвостов и Давыдов прибыли в Охотск. Там лейтенанта и мичмана встретил новый портовый начальник Бухарин, а, встретив, руки им не подал. Друзья случаю этому тогда значения не придали и зря! Придет время, и от этого Бухарина они еще наплачутся. Пока же портовый начальник злословил о прибывший в кругу своих чиновников:

– Эти проходимцы деньги, видать, прямо лопатой к себе гребут! Сейчас опять в Америку за тысячами подадутся!

– А вы, ваше родие, тожа в ту самую Америку за тыщами и поезжайте! – полез было с советом пьяненький писарчук.

Ответом дураку был хороший тумак, да сопроводившая его фраза философическая:

– В енту самую Америку пусть самоубивцы плавают! Я ж человек с головой, я и здесь своего не упущу! Что же до господ офицеров, то пусть сейчас себе едут, куды хотят, дознание будем им чинить по возвращению!

Хвостов с Давыдовым, меж тем, осмотрели компанейское судно «Мария». Начальствовавший над ним лейтенант Машин – рубаха-парень, оказавшийся в Сибири за беспробудное пьянство в Кронштадте. Ныне Машин выглядел вполне трезвым, впрочем, возможно, что в Сибири водка его просто не брала. Приехавшим коллегам ссыльный лейтенант обрадовался несказанно. Хвостов же при встрече с Машиным все время как-то мялся. Дело в том, что согласно столичной инструкции, Машин должен был уступить Хвостову командованием своим судном, оставшись на нем до прибытия на Аляску лишь пассажиром. Для флотского офицера – это большое оскорбление. Однако делать нечего и Хвостов, повздыхав, выложил бумаги перед лейтенантом. Прочитавши все, Машин, разумеется, опечалился:

– Вот какова благодарность за все труды мои каторжные!

– Не печалься, – обнял его за плечи Хвостов. – В начальство над судном я вступать не стану. Мы с Гаврилой будем сами при тебе пассажирами. пусть начальство считает, как ему лучше, а мы делаем как нам виднее!

– Ну, это другое дело! – сразу повеселел Машин. – Тогда поладим!

И тут же отправил денщика за четвертью.

Затем все трое принялись готовить «Марию» к нелегкому плаванию. Но много ли можно сделать из старого латанного-перелатанного судна, когда еще и начальник охотский за каждый гвоздь взятку требует. Историк пишет: «В море судно это претерпело великия бедствия: открылась течь, раскололись скрепления, ослабел рангоут. Команды было множество и много больных, пища недостаточная. И потому вместо Кадьяка, куда назначалось им идти, спустились они в Петропавловскую гавань, где и зазимовали».

В Петропавловске они застали шлюп «Надежда» Ивана Крузенштерна.

Камергер Рязанов

Зимовка есть зимовка – дело нудное и долгое. Но на исходе мая в Авачинскую бухту вошел шлюп «Нева» капитан-лейтенанта Лисянского, завершившего первую половину своего кругосветного плавания. Какая была встреча! Все радовались необычайно. Шутка ли, боевые российские корабли впервые достигли столь отдаленных пределов! Среди офицеров, как «Надежды», так и пришедшей «Невы» были бывшие сослуживцы и однокашники Хвостова и Давыдова.

Вместе с офицерами «Невы» на берег сошел и камергер Николай Рязанов, посланным императором Александром для установления дипломатических отношений между Россией и Японией.

Появлению Хвостова и Давыдова на Камчатке Резанов был рад несказанно. Камергера более всего поразило то, что со времени их последней встречи в Петербурге друзья успели побывать на Аляске, вернуться в столицу и снова оказаться на берегу Тихого океана. Такие сорви – головы были сейчас для камергера просто находкой!

Дело в том, что главной задачей Резанова было заключение мирного договора с Японией. Именно по этой причине Резанов получил высший придворный чин и был возведен в ранг полномочного посла. Но эта миссия закончилась полным провалом. Японские власти отказали посольству Резанова в каких-либо договорах. Более шести месяцев посольство и экипаж «Надежды» находились в Нагасаки под строгим, почти тюремным надзором, а затем отправили назад, не приняв даже подарков русского императора для микадо. Делать было нечего и Резанов с Крузенштерном ушли в Петропавловск.