Голосом пернатого змея - Павел Валерьевич Шершнёв

— Что ты обещала ему мама?

— Помочь избавиться от этого.

— Пусть передаст мне…

Женщина переглянулась со мной, и мы одновременно ему ответили:

— Нееет…

— Почему мам? Это законно перешло ко мне от моего отца.

— Сынок. Ты недостоин моего Алехандро. Я смотрела и видела, как эта сила развращала тебя. До неё ты был хорошим мальчишкой… А в кого ты превратился когда обрёл силу? Я не хочу, чтобы сила опять к тебе вернулась.

Мы вернулись домой. Женщина накормила нас. Мне выделили комнату для ночёвки. Очень долго не мог уснуть, а потом вдруг очень быстро отключился. Проснулся я от скрипа двери. Я только успел открыть глаза, как мне на пол лица широким скотчем заклеили рот и начали сильно бить. Я даже не понял кто это. В очередной раз кулаком мне лупанули по рёбрам и я начал задыхаться. В темноте блеснуло лезвие ножа, которое занесли надо мной, но послышался дребезг посуды, и что-то разбилось о голову нападавшего. Нож выпал из его руки и включился свет. На мне лежали осколки от фарфоровой большой тарелки, а нападавшим оказался Мануэль. Женщина стянула его с меня:

— Так и думала, что он попробует отобрать у тебя силу. Он ведь не знает, что её вот так невозможно отобрать. Сила может сама выбирать себе хозяина. В этот раз выбрала она тебя… Помоги мне его связать.

Я поднялся с кровати и с усилием отклеил ото рта скотч. Вдыхать тяжело и рёбра сильно болели. Связали у Мануэля руки за спиной и заперли в кладовке. Женщина намочила полотенце и протянула мне:

— Протри тело. Должно немного помочь.

Вода была прохладной на полотенце, и это немного успокоило боль.

— Не надо было его из тюрьмы забирать. — сказал я.

— Пока сила есть у тебя, он будет пытаться её вернуть. Кто однажды почувствовал власть, пережить её потерю нелегко. А когда её не станет совсем, вот тогда ему уже не будет причин продолжать попытки. Но если бы не вызволили из тюрьмы сейчас, то после потери силы уже этого не получится совсем.

— Вы обещаете, что сила у меня пропадёт?

— Нет, но мы постараемся.

— А до того момента мне бояться каждого шороха?

— Сегодня спи спокойно. Утром поедем в Теотиуакан, а там будет видно.

Я улёгся на кровать. Полежать на одном боку из-за боли в рёбрах не удалось. Тогда я улёгся на другой бок и вскоре уснул.

Рано утром женщина растолкала меня:

— Нужно ехать.

Мы позавтракали, и женщина с подносом еды открыла кладовку:

— Мануэль, надо покушать сынок. Нас не будет весь день, а тебя я отпустить не могу.

— Как-нибудь обойдусь. — ответил он.

Я вмешался в разговор:

— Давай ты не будешь тянуть наше время. Открываем ротик и жуём всё, что тебе дают.

Мануэль послушно открыл рот. Женщина благодарно кивнула мне за помощь и начала кормить сына. После этого она заперла кладовку, и мы поехали на автовокзал. Там сели в туристический автобус и направились в город богов.

Теотиуакан. Мы ходим вокруг храма пернатого змея. Опять вырезанные фигуры в его стенах.

— Тебе ничего это не говорит? — спросила меня женщина.

— Нет. — пожал плечами я: А почему мы именно в этом месте пытаемся что-то найти?

— Потому, что это самый старый город. Самый первый храм пернатого змея появился именно тут. И говорят, что боги передали свой дар первому человеческому вождю в этом городе. Это конечно легенды, но раскопки и датирование зданий говорят, что от двухсот до пятисот лет до нашей эры этот храм был уже построен.

— Я всё забываю Вас спросить… А как Вас зовут?

— Я Росенда. А ты?

— Александр. Саша. Что мы ищем в этом месте? Хоть намекните…

Росенда пожала плечами:

— Я думала, что раз у тебя голос пернатого змея, то тебе вот это всё должно что-то подсказать. Но раз ничего, может тогда близлежащие деревни обойти. Тут местные до сих пор на ацтекском разговаривают.

Решено — сделано. Мы вышли за пределы этого архитектурного комплекса и спустились к деревне. Местные в национальных костюмах пристают к туристам, чтобы с ними за деньги сфотографироваться. Завидев нас, толпа ринулась в нашу сторону. Начали уговаривать, но я сразу сказал:

— Отойдите, мы не за этим сюда приехали.

И люди отошли от нас. Росенда посмотрела в их сторону:

— Эти точно ничего не знают. Надо расспрашивать тех, кто постарше.

Мы углубились в деревню. Идёт бабушка. На запястьях рук кольца из пирита, блестят, как будто из золота сделаны. Не шее серебристый кристалл. Росенда указала на неё:

— Может она что-то знает.

Я направился в сторону этой бабушки. Видимо, она была не сильно расположена к приезжим туристам и стала уходить от меня. Я скомандовал ей:

— Стойте. Я хочу поговорить.

Но женщина не остановилась. Мы с Росендой переглянулись. На неё мой голос тоже не подействовал… Мы догнали её и на перебой стали спрашивать её. Росенда посмотрела на меня:

— Ты на каком языке с ней говоришь?

— Ааа… Вам виднее. Думаю на русском, а на каком получается не знаю…

Бабушка посмотрела на меня и поманила пальцем за собой:

— Пойдём. Я знаю кто ты…

Она отвернулась и пошла. Росенда посмотрела на меня:

— Что она тебе сказала?

— Сказала, чтобы за ней шёл. Говорит, что знает кто я.

Мы проследовали за ней. Узкие улочки привели нас к полуразрушенному зданию. Когда мы попали вовнутрь, то попали в какую-то общину. У всех на запястьях кольца из пирита, а на шее серебристые кристаллы. Они все повернулись в мою сторону, а бабушка, показывая на меня:

— Он вернулся домой.

— Кто «он» вернулся? — переспросил я.

— Ты ведь Кецалькоатль.

— Кто? Я? Я простой турист.

— В тебе голос пернатого змея.

Люди стали приближаться ко мне. Росенда перепугано стояла рядом.

— Отошли все от меня! — скомандовал я им, но люди продолжили приближаться: Почему на вас мой голос не действует?

Бабушка рукой остановила всех:

— У нас есть амулеты, которые защищают. Ртуть и пирит защищают от влияния зла и чар. Зачем ты сюда пришёл?

— Я хочу от этого избавиться.

— Ты сам этого хочешь? — удивилась старушка.

Я посмотрел на Росенду и перевёл взгляд на эту бабулю:

— Вы можете мне помочь?

— Не знаю. Прошло очень много времени. За две тысячи лет, все сказания, передаваясь из поколения в поколение, могли изменяться и не понятно, тот ли первоначальный смысл в них сейчас заложен. Знаю только, что жертву всё равно придётся отдать богам.

— То есть я умру?

— Не