Неживая вода - Елена Ершова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Добрые профессии. Вышивке тебя матушка научила?
– Она. А хочешь, доделаю и тебе подарю? Вижу, глаз ты с птицы моей волшебной не сводишь.
Щеки Игната вспыхнули стыдливым румянцем.
– Ты мне и так жизнь подарила, – просто сказал он. – В долгу я у тебя.
– Какие громкие слова! – Марьяна откинула косу на спину. – Этак у меня в должниках вся деревня скоро ходить будет! Кому антибиотиков дам, кому вывих вправлю.
– Так и будет, – уверенно проговорил Игнат. – Хорошие доктора всюду нужны. А кто бы меня на ноги поставил, как не ты? И младшему Ковальчуку кто крапивницу вылечил? А когда Авдотья Милош на сук глазом накололась? А дядя Назар ногу подвернул? А?
– Ну, будет. Будет! – Марьяна смеялась и выставляла ладони, будто защищаясь от настойчивых слов Игната. – Захвалил ты меня! Убедил! Глядишь, и останусь…
Она подмигнула ему, и в серых глазах проскочила бесовская искорка. В груди у Игната потеплело, а улыбка сама собой стала расползаться по лицу.
– Оставайся! – пылко попросил он. – Ты не смотри, что глухомань. Дорога весной расчистится, до станции рукой подать. А знаешь, красота летом какая? Просторы какие? Карпов можно наловить, что вот этот стол!
– Так уж и стол! – притворно ахнула Марьяна. – Ну что ты будешь делать? Останусь.
Она засмеялась, и Игнат вместе с ней.
На душе заметно посветлело. И в следующие несколько дней Игната не беспокоили ни мысли об умершей Званке, ни вещая птица с ее живой и мертвой водой.
7
Однажды Игнат полез доставать крупу и с огорчением обнаружил, что в одном из мешочков прогрызена дыра. Но мышеловок в доме не было, и пришлось идти на поклон к соседям.
– Дам, отчего ж не дать? – живо откликнулась тетка Рада. – И ты сделай милость, Игнатушка. Крыша на бане прохудилась, не посмотришь ли? – ее голос стал просящим, ласковым. – Муженек мой там с самого утра торчит, да разве с тобой в плотницком умении сравнится?
– Посмотрю, – не стал отказывать парень. – Мне не в тягость.
– А мы уж отблагодарим! – обрадовалась Рада и во всю силу своих легких принялась звать мужа.
Игнат привык подходить к работе со всей ответственностью, поэтому задержался у соседей до обеда. Добрая Рада накормила его знаменитыми щами, приговаривая, какой Игнат тощий да как бы ему хорошую невесту найти.
– Ты бы к фельдшерице нашей присмотрелся, что ли, – под конец сказала она. – Такая девушка! И красавица, и умница!
– Вот потому, что умница да красавица, на меня-то и не поглядит, – вздохнул Игнат. – Да и не видно ее сейчас в Солони. Здесь ли?
– Здесь, у Боревичей младшенький скарлатину подхватил, так от него не отходит, – Рада одобрительно покачала головой. – Вишь, добрая какая? Не девка – сказка!
Игнат расплылся в улыбке, а потом смутился и снова полез на крышу.
«Добрая, – думал он. – Надо бы ей звонок починить. Попрошу помощи у дяди Касьяна, он в электричестве поболе меня разбирается».
На душе стало весело и тепло. Серые облака над головой истончились, посветлели. Игнату даже показалось, что сквозь их плотную завесу проглянуло плоское блюдце солнца. Близилась весна, и пусть еще злились холодные ветра, пусть снегопады заваливали дорогу, одно оставалось неизбежным – февраль медленно и неуклонно близился к концу. А значит, и страхи скоро останутся в прошлом.
Игнат так заработался, что от усердия с его носа скользнула прозрачная капля. Он сконфуженно утерся рукавом и огляделся испуганно – не заметил ли кто? Но на крыше Игнат был один – тетка Рада ушла в избу готовить ужин, ее муж Егор выстругивал во дворе стропила.
Как раз в это время в конце улицы показался внедорожник.
Он несся на предельной скорости, и рев двигателя сиреной взрезал воздух.
«Как будто черти за ним несутся», – сказала бы бабка Стеша.
Поравнявшись с забором, автомобиль резко затормозил. Из кабины, подхватив с сиденья ружье, выпрыгнул местный егерь, Мирон Севрук, и таким его никогда еще не видел Игнат. Егерская шапка заломлена на затылок, рукав фуфайки перечеркивали рваные прорехи, будто Мирон в спешке продирался сквозь кустарник.
– Ну, Егор! Дождались! – еще от забора закричал егерь, потрясая ружьем. И даже с крыши Игнат видел, как побелели костяшки его пальцев. Лицо у Мирона тоже было белым от напряжения, в голосе слышались визгливые нотки. Игнат на крыше замер, и предчувствие недоброго кольнуло под ребра.
– Что такое? – флегматично отозвался Егор, ухмыляясь в усы и не отрываясь от рубанка. – Черти за тобой гонятся, что ли?
– Черти как есть, – закивал Мирон. – Знак я увидел, Егор. Вот что.
– Это какой такой знак? – Егор наконец поднял голову, и ухмылка сползла с его лица.
– Тот самый знак, – с нажимом произнес егерь. Он понизил голос и нервно огляделся по сторонам, словно ожидая, что преследующие его черти сейчас выпрыгнут из-за забора.
– Обходил я капканы с утра, – вполголоса заговорил Мирон, – на опушке леса и увидел. На сосновом суку черный вепрь висит. Пузо разрезано, и потроха вывалены, к земле свисают.
Рука Игната разжалась, и гвозди посыпались в прореху, но их паденье заглушил толстый слой теплоизоляции.
– Балуется ребятня. В соседних Малых Топях недавно хулиганили, избы поджигали, потом в лесах куролесили, – отмахнулся Егор, но уверенности в его голосе не было.
А Игнат вспомнил, как рассказывал дед Ермола, будто в прошлом году Матвею, одному из солоньских охотников, вепрь бедро клыками исполосовал, даже в уездный госпиталь возить пришлось.
– Говорю тебе, не ребятня это!
Егерь взмахнул руками, и ружье описало в воздухе дугу. Егор инстинктивно отпрянул.
– Самое жуткое знаешь что? – продолжил Мирон. – От потрохов еще пар шел. Стало быть, совсем недавно его вздернули. Знали они, что я там пройду, понимаешь? Знали, и уж расстарались на славу!
Он тихо засмеялся. В этот момент Игнат окончательно разжал руки, и молоток выскользнул из ослабевших пальцев. Ударившись о балку, он с грохотом скатился по кровле. Сам Игнат подпрыгнул от неожиданности, а вместе с ним подпрыгнули и мужики.
– А там еще кто?! – заорал Мирон, вскидывая ружье. – Вылезай, мать-перемать! Не посмотрю, черт ты, или леший, или дьявол сам!
Щелкнули взведенные курки.
– Не стреляй, дядя Мирон!
– Не стреляй!
Игнат и дядя Егор крикнули одновременно. А Егор еще и добавил:
– Совсем со страха рассудка лишился? Это ж Игнашка Лесень мне крышу латает! – И прокричал уже Игнату: – Слезай, хватит! Наработался!
Игнат не стал спорить и послушно полез вниз.
«Знали они, что я там пройду», – без остановки крутилось в голове.
Знали – кто?
Игнат представил, как на зимнем ветру покачиваются туда-сюда красноватые ветки сосен. И вместе с ними покачивается на толстой двойной веревке грузная туша вепря. Морда оскалена, желтеют закрученные кверху клыки – грозное, но теперь совершенно бесполезное оружие, так и не уберегшее хозяина от смерти. Черная шерсть, должно быть, лоснится от крови, а вытащенные внутренности болтаются перекрученными канатами…
Игнат со свистом втянул воздух, помотал взъерошенными вихрами, отгоняя наваждение. Мужики терпеливо ждали его. Только егерь все не выпускал ружья и дышал шумно, будто пробежал весь путь от леса на своих двоих.
– Все слыхал, что ли? – осведомился он у Игната, едва тот подошел к мужчинам.
– Слыхал, – признался тот. – Кто же это сделал, дядя Мирон?
– Браконьеры, я думаю, – вместо егеря ответил Егор. – В последнее время тут их много ходит. Или беглый каторжанин. Я слышал намедни, что с Увильских рудников каторжник сбежал.
– И верно, – поддакнул Мирон. – Слыхал и я такое. Надо мужиков подымать. Устроим злодеям веселую жизнь, а?
Он засмеялся, но смех показался Игнату искусственным.
– Значит, я к Касьяну пойду, – продолжил егерь. – И еще к Ипату Рябому заскочу по дороге. А ты уж, Егорка, по своим соседям пройдись.
– Пройдусь, ты в этом не сомневайся.
– Может, и я чем сгожусь? – спросил Игнат. – Руки у меня крепкие, сила тоже имеется.
Мужики переглянулись.
– Дело-то серьезное уж больно, – строго сказал Егор. – Руки у тебя есть, да только молоко на губах едва обсохло. Останешься дома и даже носа не моги высовывать, понял?
– Понял, дядя Егор, – удрученно ответил Игнат.
– То-то. И еще, – вспомнил мужчина. – Бабам не моги проболтаться! Узнают – визг на всю округу будет. Понял?
– И это понял, – Игнат вздохнул.
– Ну, вот и иди с Богом, отдыхай. – Егор хлопнул его по плечу крепкой ладонью. – Крышу я уж сам доделаю. А инструменты тебе потом жена занесет.
Игнат кивнул и побрел домой. Уже отойдя на приличное расстояние, он услышал, как Мирон спросил у приятеля:
– Радке-то своей когда расскажешь?