Театральный писатель - Григорий Александрович Быстрицкий

— Какой у нас интересный диалог, из одних вопросов… Конечно не очень. Как еще я могу относиться…. Но когда говорят Эффективный Менеджер — так ведь и в этом смысл есть. Или, например, вы же не будете спорить, что он самый гениальный пиарщик своей линии? Вспомните эти митинги, пышные встречи челюскинцев, жизнерадостные фильмы — как все это безотказно работало на массовое сознание. Разве нет? Вот я проводил анализ…

— Стоп! Простите, новы сами и ответили, почему его трогать не надо. Это отдельная, большая, больная… тема. На ходу, просто ради поговорить — трогать её неприемлемо. Так, а что по актеру, все-таки?

— Шейнин, Алексей Игоревич, народный артист.

— Во как! Там в списке его нет. Почему он?

— Мне показалось, у нас с ним по жизни много общего.

— Что общего?! Он гуманитарий, театрал, актер, педагог. А вы чистый прагматик, такой волчара-производственник, вся жизнь среди бруталов. Глаз, правда, у вас приметливый, но это ближе к писательству. Не пробовали?

— Пробовал, три книжки написал. И все, что вокруг меня, уверен — вот это настоящий театр.

— Да, такая сфера мне близка… Север — здесь я вообще не в теме, а театральная жизнь это прямо мое.

— Север, юг, неважно. Важно как люди себя ведут в сложных обстоятельствах.

— Ну да, ну да, только как вы Шейнина тут использовать собираетесь? Будет сидеть на сцене и пересказывать ваши истории?

— Это уж вам виднее, сидеть он будет или стоять на сцене… У меня вообще-то всякие истории есть. В том числе и про театр.

— Вы серьезно?! Уже бояться вас начинаю. С какой это стороны вы в театр попали?

— Так жизнь заставила. Я же говорил, что неважны география, локации или род занятий. Важна психология людей, их переживания, метания, поступки, изменения. Вот вы ко мне пришли такой неприступной, брезгливой интеллектуалкой с претенциозной визиткой. Заставили вас, жизнь заставила слушать какого-то старого пня, а потом еще и пьесу написать. А постепенно поняли что интересно, изменились, прошли процесс превращения от принудительной обязанности до неподдельного интереса.

— Да, вижу вы тот еще психолог. Впрочем, чего удивляться, все время среди людей, да еще каких, да еще в каких обстоятельствах… поневоле психологом станешь. Ну ладно, а что у вас за история про театр? Интересная? Шейнину там есть место?

Операторы ушли со своей аппаратурой, безмолвная женщина расставила на большом столе хрустальные стаканы, лед в ведерке и початую бутылку виски Маккаллан. ГАЗ вкратце изложил замысел театральной истории.

— Не похоже на историю для моноспектакля, — она отпила маленький глоток, — тут на полноценную драму тянет. Заказчик нам такое не поручал.

— Погодите вы с заказчиком, вы же драматург. Попробуйте, а потом посмотрим, что получится.

— Для пьесы мне материала не хватит. Может, вы сами напишете?

— Нет, давайте я вам рыбу в виде рассказа напишу, с диалогами и ремарками, а вы по ней пьесу выдайте. Да так, чтобы Шейнину было что играть.

— Интересный вы тип. Как это я вас раньше не раскусила?

— Зато я тебя сразу понял. Ничего что на ты?

— Да пожалуйста! И что вы поняли, интересно?

— Такая важная, гламурная, с визиткой… Пришла неизвестно куда на встречу с любителем поболтать, выложить свое наболевшее, каких тысячи… время только тратить, да еще пьесу потом по нему пиши… Ну, в общем, такая, типа селебрити… а оказалась нормальным человеком.

— Ох уж эти инженеры человеческих душ, все-то вы знаете… Селебрити… надо же, хорошо учту. Давайте ваш рассказ, а я пока отснятый материал заказчику покажу. Вообще, мне кажется, конкурс минипьес и эту вашу театральную историю смешивать не надо. Ладно, посмотрим. Как хоть называется?

— Дежурное название «Недоразумение»

— Не больно-то оригинально, к тому же двусмысленно, не боитесь?

— Синоним слов «Неправильное толкование». Ты же театральная девушка. Знаешь, что любую пьесу можно трактовать по-разному. Как ты назовешь свою пьесу, потом видно будет, ты сначала напиши. А литосновудля неё я называю так.

Часть вторая. НЕДОРАЗУМЕНИЕ

«Oùsontlesneiges… — Но где же прошлогодний снег?» из Франсуа Вийона «Баллада о дамах былых времён» — дама с карикатуры Домье с инфантильным, далеко не молодым личиком, худенькая, тщедушная, миниатюрная… но с огромным волевым стержнем, очень настойчивая и неутомимая.

Аманда&Том

— Ну что, что еще ты от меня хочешь?! Почему молодые так уверенны в вопросах, которых не понимаете, и жизни, которой вы еще и не нюхали?! Откуда эта безаппеляционность? Напомни, пожалуйста, ты сколько спектаклей в своей жизни поставил? Еще не успел… Понятно. Но к режиссеру, у которого полсотни постановок, приходить с безответственными выводами ты уже успел. К конце концов это даже на хамство смахивает, ты извини, но я и у своих собственных детей это наблюдаю.

Суламифь Давидовна Гогуадзе всей своей грузинской половиной придает рядовому родительскому возмущению крайне экспансивный характер. В своем просторном кабинете художественного руководителя она одна имеет право курить и одна из всех знакомых Сергея всегда курит только папиросы «Беломор». Ко всем сотрудникам театра она относится как к родным дочерям-двойняшкам, только с той разницей, что родные, пользуясь загруженностью матери на работе, давно выскользнули из под её плотной опеки, а театральным деваться некуда. Сергей Максимов, беспокойно сидящий напротив молодой режиссер театра, недавно с помощью некоторых обстоятельств получил право на постановку спектакля и теперь находится в состоянии постоянных споров с худруком по трактовке замыслов драматурга.

Он молчит, взяла паузу и худрук, которую за глаза все зовут Деметра. В кабинете становится тихо, и только синие клубы Беломора плавают, подобно сценическому дыму, усиливая трагизм разговора. Она еще раз затягивается с треском горящего табака, яростно тушит папиросу в массивной хрустальной пепельнице и собирает раскиданные по столу страницы порядком истрепанной пьесы:

— В первой же картине героиня показывает безграничную заботу и любовь к дочери. Читает: «Я хочу, чтобы ты выглядела хорошенькой и свежей…». Это святая женщина, — бросает стопку на стол, — я видела таких матерей, которые жизнь положат, чтобы только дети были счастливы. С чего ты взял, что Аманда из-за своей глупости не замечает, что страстная забота о Лауре и Томе на деле оказалось тяжелымабъюзингом? Слово-то какое использовал… Модничаете все, в тренд вписываетесь…

Сергей знает, что в такие моменты спорить бесполезно, надо дать ей выговориться, душу отвести, пар спустить и заняться другими делами. Но Деметра еще далека от финала:

— Какое право ты имеешь вообще? Судить мать, считать её дурой, деспотом? Еще раз повторяю: это хамство! Уж извини…

* * *

Не будем далее