Русский бог (декабрь 2007) - журнал Русская жизнь

8. Ариадна Владимировна Тыркова-Вильямс (1869-1962) - публицист и мемуарист, член кадетской партии. Автор двухтомной «Жизни Пушкина» (1948).

9. Ходасевич перечисляет имена известных пушкинистов: Павла Васильевича Анненкова (1813-1887), Петра Ивановича Бартенева (1829-1912), Вячеслава Евгеньевича Якушкина (1856-1912, которого Ходасевич спутал с его дедом-декабристом), Петра Александровича Ефремова (1830-1907), Петра Осиповича Морозова (1854-1920), Семена Афанасьевича Венгерова (1855-1920), Модеста Людвиговича Гофмана (1887-1959).

Подготовка текста, публикация и примечания Ивана Толстого

Александр Можаев

Элемент чудесного

Как обороняли московское небо

В школьные годы это считалось аксиомой - немецкие бомбардировщики не прорвались в столицу, московское небо осталось неоскверненным и неприкосновенным. Однако уже тогда мы понимали, что на самом-то деле все было гораздо сложнее и удивительнее. В книгах периодически встречались упоминания о домах, разрушенных бомбами. Старожилы рассказывали о многочисленных взрывах практически под самыми кремлевскими стенами, да ведь «и народ зажигалки тушил», в конце концов. Дальнейшее краеведческое познание заставило убедиться в том, что бездна, на краю которой стояла Москва, разверзлась не только в окрестностях станции Крюково.

Точная информация о бомбежках Москвы замалчивалась, очевидно, затем, чтобы не портить отчетности, ведь столичные ПВО действительно сделали невозможное - враг-то стоял в двух десятках километров от города. Зато теперь в Провиантских складах открылась выставка «Москва. 1941 год», на которой представлены схемы разрушений, произведенных основными налетами немецкой авиации. И фотография дома, вдребезги разбитого 250-килограммовой бомбой. Это еще ничего, ведь были бомбы весом в тонну (одну такую обнаружили неразорвавшейся на глубине девяти (!) метров). Нескольких метких попаданий хватило бы, чтобы обратить Кремль в жалкие руины. Как эта новость сказалась бы на боевом духе солдат, отчаянно сдерживавших самый главный удар Третьего Рейха?…

Тем не менее в сравнении с Ковентри, Дрезденом, Лондоном или Кельном Москва отделалась легким испугом. Чем объяснялось это везение? Прежде всего, конечно же, нечеловеческим подвигом наших летчиков, зенитчиков и простых трудящихся, помогавших поднимать в воздух сотни аэростатов. Но есть в этом и несомненный элемент чудесного. Ведь на Москву было сброшено 1610 фугасных бомб, 1480 из которых взорвались, и при этом не был разрушен ни один по-настоящему значимый стратегический объект. Даже среди памятников архитектуры только одна заметная потеря - ампирный дом Гагарина на Новинском бульваре. А ведь Москву бомбили долго, с июля 1941 до весны 1942 года. Цель нападавших была совершенно однозначной: «Сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов».

Первый удар был нанесен с ритуальной пунктуальностью - в ночь на 22 июля. Есть мнение, что первая бомба разорвалась у метро «Аэропорт», на месте нынешнего здания МАДИ. Тогда же был разрушен театр Вахтангова на Арбате. Свыше 200 (а кто говорит, 250) бомбардировщиков 2-го воздушного флота Люфтваффе шли сразу с четырех направлений, с аэродромов оккупированной Белоруссии. Ими управляли профессионалы, имевшие опыт бомбардировок Лондона, Парижа, Амстердама, городов Польши, Югославии, Греции. Однако большая часть нападавших была рассеяна на подступах к Москве - по разным данным, было сбито от 22 до 36 самолетов.

Москвичи успели хорошо подготовиться к нападению с воздуха. Его ждали: ведь в первый месяц войны над городом было замечено 89 вражеских самолетов-разведчиков. В первый же день войны, 22 июня, вышел приказ № 1, которым предусматривались светомаскировка, приведение в боевую готовность бомбоубежищ и служб противовоздушной обороны. Уже к концу июня город был окружен кольцом войск ПВО, была окончена маскировка стратегических, оборонных объектов, а также центральных площадей и наиболее значимых памятников архитектуры. Фотографий осталось немного - поди погуляй с фотоаппаратом по городу, ожидающему осады. Но даже немногие сохранившиеся снимки и рисунки являют нам совершенно титаническую инсталляцию. На асфальте Манежной и Театральной площадей нарисованы крыши десятков зданий, кровля Кремлевского дворца разукрашена зеленью деревьев. Купола соборов - черные, на стенах Кремля нарисованы квадраты окон и нарядные яблоньки. Фасады Манежа, Большого театра и прочих крупных построек центра также превращены в нагромождение маленьких домиков. Отводной канал прикрыт фанерными щитами. Для самолетов, летящих на высоте четырех километров (спускаться ниже не давал лес металлических тросов, удерживающих аэростаты), все эти декорации не имели особого значения. Но были и отдельные виртуозы, прорывавшиеся в город до объявления воздушной тревоги (в спокойные дни аэростаты опускались на землю). Старожил Софийской набережной Виктор Анатольевич Розанов уверяет, что однажды немецкий самолет кружил над Болотной площадью - пальнул по прохожим и убрался восвояси, не заметив Кремля, находящегося в трех сотнях метров. Но самым важным элементом маскировки стали ложные объекты - плюшевые заводы и аэродромы, сооруженные в окрестностях города. Они оттянули на себя 687 фугасов, предназначавшихся Москве.

Второе нападение было совершено уже на следующий день, 23 июля. Немцы учли ошибки и применили новую тактику - кидали бомбы с недосягаемой для зениток высоты в 7000 метров. Зажигалки сыпались тысячами, однако дежурящие на чердаках граждане не давали разгораться крупным пожарам (заметим, что жилая застройка Москвы в ту пору была на 70 % деревянной). Одна из фугасных бомб взорвалась на углу Воздвиженки и Арбатской площади. Народ бросился к станции метро, на лестницах образовалась давка, в которой пострадало несколько десятков человек. В дальнейшем эвакуация проводилась более организованно, многие москвичи вообще предпочитали ночевать в бомбоубежищах.

Активно действовали аварийно-восстановительные полки. Характерна в этом отношении и история с памятником Тимирязеву у Никитских ворот. Бомба не только сбросила его с постамента, но и разнесла на части. Согласно свидетельствам очевидцев, голова статуи залетела в окно стоящего напротив жилого дома (того, в котором также располагался Кинотеатр повторного фильма). Однако к вечеру следующего дня памятник стоял на месте целым - за исключением царапин на пьедестале, хорошо видимых и сегодня. А берлинское радио тем временем отчитывалось об успехах: «Кремль и все вокзалы разрушены. Красной площади не существует. Москва вступила в фазу уничтожения…»

Москва быстро привыкла к осадному положению, город жил обычной жизнью - работали магазины, кинотеатры, на улице Горького продолжалась реализация сталинского Генплана - аккуратно двигали вниз по переулку помилованный градостроителями старинный дом, на фасаде которого латынью была выведена надпись: «В Боге надежда моя» - тоже ведь совпадение. Жизнь в городе, пожалуй, стала даже более оживленной, поскольку все были при деле. Но и предельно напряженной, настороженной - как в муравейнике, почуявшем приближение бури. Как писала в своем дневнике одна москвичка: «Люди, приезжающие с фронта, говорят, что здесь находиться страшнее, чем на фронте, так как здесь все неожиданно, и не знаешь, где будет сброшена бомба».

Горожанам особенно запомнилась непроглядная чернота осадных ночей - горят только те фонари, которые оснащены синими лампами, окна затянуты специальной черной бумагой или одеялами. Управление наружным освещением было централизовано, что позволяло во время тревоги погрузить весь город во тьму чуть ли не движением единственного рубильника. Но во время налетов небо загоралось десятками ослепительных блуждающих лучей, вылавливающих из темноты вражеские самолеты. Поперек основных улиц - ежи, мешки с песком - полная готовность к ведению уличных боев. А специальные саперные отряды тем временем тихо минируют крупные стратегические объекты, которые ни при каких обстоятельствах не должны достаться врагу - именно отсюда появилась загадочная тонна взрывчатки, обнаруженная под фундаментом гостиницы «Москва» при ее сносе.

Еще одна важнейшая деталь быта тех дней - сирены и черные громкоговорители, дважды (почему именно дважды?) изрекавшие: «Граждане, воздушная тревога!», и потом еще дважды обратное, что отобразилось в знаменитом высказывании пятилетней девочки: «Я люблю маму, папу и сигнал „отбой“». Бомбоубежища, организованные в подвалах зданий и на станциях метро. Жильцы были приписаны к ближайшим, и тут уж как кому повезет - степень надежности этих убежищ была разной. В метро вообще пускали лишь женщин и детей до 12 лет, остальных только при наличии свободныхмест. И здесь, конечно же, нельзя не помянуть о знаменитом праздничном заседании правительства на станции «Маяковская», 6 ноября 1941 года. Как говорят, по окончании официальной части мероприятия был фуршет - в припаркованных на станции вагонах раздавали бутылочное пиво с баранками.