Хищники - Алексей Писемский

Ольга Петровна. Они, я думаю, очень мало заботятся о России: было бы им хорошо.

Мямлин. Да-с, но в то же время это показывает, что они совершенно не понимают духа времени: я, по моей болезни, изъездил всю Европу, сталкивался с разными слоями общества и должен сказать, что весьма часто встречал взгляды и понятия, которые прежде были немыслимы; например-с: еще наши отцы и деды считали за величайшее несчастие для себя, когда кто из членов семейств женился на какой-нибудь актрисе, цыганке и тем более на своей крепостной; а нынче наоборот; один английский врач, и очень ученый врач, меня пользовавший, узнав мое общественное положение, с первых же слов спросил меня, что нет ли у русской аристократии обыкновения жениться в близком родстве? Этот вопрос точно молния осветил мою голову! Я припомнил, что действительно отец мой был женат на троюродной сестре, дед - вряд ли не на двоюродной, и что еще при Иоанне Грозном один из моих прадедов женился на такой близкой родне, что патриарх даже разгневался!.. Рассказываю я ему все это... "Вот, говорит, причина вашей болезни: в вашем роде не обновлялась кровь никакими новыми элементами. Жениться-с, говорит, непременно надобно на женщинах другого общества, иных занятий, чужеземках", и в доказательство тому привел довольно скабрезный пример!..

Ольга Петровна. Какой же это?

Мямлин. О, при дамах неловко повторять!

Ольга Петровна. Ничего, извольте говорить.

Мямлин (конфузясь). Привел в пример... наш... орловский лошадиный завод, которого все достоинство произошло от смеси двух пород: арабской и степной.

Ольга Петровна. Сравнение не совсем лестное, но, может быть, и справедливое.

Мямлин. Очень справедливое-с! Я передавал его князю Михайле Семенычу; оно тоже ему очень понравилось.

Граф (которому, видимо, наскучило слушать все эти рассуждения Мямлина, обращаясь к нему). А, скажите, вы рассказывали князю ваш разговор и спор на вечере у madame Бобриной?

Мямлин. От слова до слова-с!

Граф. Что же князь на это? Мне очень любопытно это знать!

Мямлин. Князь в раж пришел, в гнев. "Как, говорит, смеют они судить такие вещи: я пошлю к ним чиновника сказать, чтобы они замолчали!"

Граф. Стало быть, он нисколько не разделяет их толков обо мне?

Мямлин. Нисколько-с! Он всегда с этим кружком был немножко в контре; но теперь вот вы меня выбрали, а они кричат против вас, это еще больше его восстановит; и за мое назначение он, вероятно, сам приедет благодарить вас.

Граф. Очень рад буду его видеть у себя. (На этих словах Мямлин вдруг понуривает головой и начинает гримасничать. Граф, испугавшись даже несколько.) Что такое с вами?

Мямлин. Припадок опять начался... говорил много... взволновался несколько... Позвольте мне уйти в сторону.

Граф. Пожалуйста! (Мямлин отходит в сторону и принимается как бы с величайшим наслаждением выделывать из лица разнообразнейшие гримасы, трет у себя за ухом, трет нос свой. Граф, смотря на него.) Какой несчастный!

Ольга Петровна (вполголоса). Да; но согласись, папа, что он очень умный человек!

Граф (тоже вполголоса). Ничего себе: благёрствовать{320} может!

ЯВЛЕНИЕ IV

Те же и лакей.

Лакей. Алексей Николаич.

Граф. Говорил тебе, что принимать всегда без доклада.

Лакей. Алексей Николаич сам приказал доложить об себе.

Уходит, Мямлин между тем

снова подходит к графу.

ЯВЛЕНИЕ V

Граф, Ольга Петровна и Мямлин.

Граф (Мямлину). Что, вам лучше теперь?

Мямлин (продолжая немного гримасничать). Прошло несколько!

ЯВЛЕНИЕ VI

Те же. Входит Андашевский; вид его совсем иной, чем был

в предыдущей сцене: он как будто бы даже ниже ростом

показывает; выражение лица у него кроткое, покорное в

как бы несколько печальное. Он со всеми раскланивается.

Граф. Как вам не совестно, Алексей Николаич, велеть о себе докладывать.

Андашевский. Но я полагал, ваше сиятельство, что не заняты ли вы чем-нибудь.

Граф. Вы никогда не можете помешать никаким моим занятиям!.. А теперь я действительно занят был и извиняюсь только, что предварительно не посоветовался с вами: я на прежнее место ваше назначил Дмитрия Дмитрича Мямлина!.. Не имеете ли вы чего-нибудь сказать против этого выбора?

Андашевский (почтительно склоняя перед графом голову). Ваше сиятельство, в выборе людей вы показывали всегда такую прозорливость, что вам достаточно один раз взглянуть на человека, чтобы понять его, но Дмитрия Дмитрича вы так давно изволите знать, что в нем уж вы никак не могли ошибиться; я же с своей стороны могу только душевно радоваться, что на мое место поступает один из добрейших и благороднейших людей.

Мямлин (со слезами на глазах). А мне позвольте вас, граф, и вас, Алексей Николаич, благодарить этими оросившими мои глаза слезами, которые, смею заверить вас, слезы благодарности, да стану еще я за вас молиться богу, потому что в этом отношении я извиняюсь: я не петербуржец, а москвич!.. Человек верующий!.. Христианин есмь и православный!.. (Обращаясь к Ольге Петровне.) А вам, Ольга Петровна, могу высказать только одно: я считал вас всегда ангелом земным, а теперь вижу, что и не ошибся в том; за вас я и молиться не смею, потому что вы, вероятно, угоднее меня богу.

Граф (видимо, опять соскучившийся слушать Мямлина и обращаясь к Андашевскому). Вы завтра же потрудитесь сказать, чтобы о назначении господина Мямлина составили доклад.

Андашевский. Очень хорошо-с!

Граф. А теперь я желал бы остаться с Алексеем Николаичем наедине.

Мямлин (почти струсив). Слушаюсь!.. Слушаюсь!.. (Торопливо раскланивается со всеми общим поклоном и проворно уходит, виляя своим задом.)

ЯВЛЕНИЕ VII

Граф, Ольга Петровна и Андашевский.

Ольга Петровна. Я тоже пойду и похожу по саду!.. Вы позовите меня, когда кончите. (Уходит.)

Граф и Андашевский остаются на террасе, а Ольга Петровна

начинает ходить около, в весьма недальнем расстоянии от

террасы.

Граф. Ольга мне сказывала, что в газетах опять появилась статья о Калишинском акционерном обществе.

Андашевский. Даже две-с!.. Одна в понедельничном номере, а другая в сегодняшнем.

Граф. И что же они в общих чертах, намеках только говорят?

Андашевский. В понедельничной только в намеках сказано; а в нынешней я прямо по имени назван и опозорен, как только возможно.

Граф. Это лучше наконец, что вас назвали прямо по имени. Теперь вы можете начать судебное преследование против автора этих статей; вы, конечно, знаете его?

Андашевский. Полагаю, что это один из наших чиновников, Шуберский, который прежде писал об этом и даже признался мне в том.

Граф. Но отчего его тогда же не выгнали?

Андашевский. Из моей экспедиции он тотчас после того вышел, но его взял к себе на службу Владимир Иваныч Вуланд.

Граф. Зачем же Вуланд это сделал?

Андашевский. Вероятно, чтобы досадить и повредить мне, и даже настоящие статьи, как известно мне, писаны под диктовку господина Вуланда.

Граф (удивленный). Вуланда?

Андашевский. Самые положительные доказательства имею на это. Он и прежде всегда мне завидовал, а теперь, по случаю назначения моего, сделался окончательно злейшим врагом моим.

Граф (сильно рассердясь). О, в таком случае я поговорю с господином Вуландом серьезно. Я не люблю, чтобы под мои действия вели подкопы!.. Шуберскому сказать, чтобы он сейчас же подал в отставку, а вас я прошу начать судебное преследование против него за клевету на вас, потому что я желаю, чтобы вы публично и совершенно были оправданы в общественном мнении.

Андашевский (смущенным и робким голосом). Нет, ваше сиятельство, я не могу начать против господина Шуберского судебного преследования!

Граф (удивленным и недовольным тоном). Это почему?

Андашевский. Потому, что он может доказать справедливость своих обвинений против меня!

Граф (все более и более приходя в удивление). Но каким же образом и чем он может доказать это?

Андашевский. Тем, что, вероятно, даже письменные какие-нибудь доказательства имеет на то; так как происшествие, которое он описывает, в самом деле существовало.

Граф (как бы пораженный громом). Как существовало?.. И вы действительно с этих акционеров взяли триста тысяч?

Андашевский (с трепетом в голосе). Взял-с.

Граф (все еще как бы не верящий тому, что слышит). Алексей Николаич, что вы такое говорите? Вы или помешались, или шутите надо мной, то я напоминаю вам, что шутки такие неприличны!

Андашевский. Я бы никогда, ваше сиятельство, не позволил себе шутить таким образом; но, к несчастию, все, что я докладывал вам, совершенно справедливо.

Граф. Но что же вам за охота такая пришла докладывать мне? Отчего вы не хотели скрыть от меня этого?

Андашевский. Оттого, ваше сиятельство, что я всегда и во всем привык быть откровенен с вами.

Граф. Но вы бы лучше пораньше были откровенны со мной, когда я вас не выбирал еще в товарищи себе, тогда я, может быть, и поостерегся бы это сделать.