Революция в зрении: Что, как и почему мы видим на самом деле - Марк Чангизи

Многими из тех, кто задает мне этот вопрос, движет не стремление самоутвердиться в академической дискуссии, а простое человеческое любопытство. Любопытство по этому поводу испытывал и Дарвин. В книге “Выражение эмоций у человека и животных" он пишет:

Несколько надежных наблюдателей уверяли меня, что при обстоятельствах, которые вызывали бы у нас [европеоидов] покраснение, они видели на лицах у негров нечто похожее на краску, хотя их кожа была густо черного цвета. Некоторые называют это явление бурым румянцем, но большинство отмечает, что черный цвет становится еще гуще...

Четверо из моих корреспондентов утверждают, что австралийцы, которые почти так же черны, как негры, никогда не краснеют. Пятый ответил на мой вопрос неуверенно и отметил лишь, что из-за цвета кожи только весьма значительное покраснение могло бы быть замечено. Три наблюдателя утверждают, что австралийцы краснеют. М-р С. Вильсон добавляет, что это заметно только при сильной эмоции и лишь тогда, когда кожа не слишком темна от загара и от неопрятности. М-р Ленг отвечает мне: “Я замечал, что стыд почти всегда вызывает краску, которая обычно распространяется вниз до шеи”[3].

Не следует забывать еще и о том, что большинство наблюдателей были европеоидами, выросшими в среде, где “нулевой” уровень цветности кожи был, скорее всего, светлее. По всей вероятности, такие индивиды должны были хуже различать цветовые отклонения от более темного стандарта. Например, Дарвин пишет:

Фон Спике и Марциус, говоря о туземцах Бразилии, утверждают, что про них нельзя, в сущности, сказать, что они краснеют: “Лишь после продолжительного общения индейцев с белыми и после некоторого воспитания их мы заметили, что душевные эмоции стали выражаться у них изменениями цвета лица”[4].

Вопреки сделанному здесь выводу, будто аборигены стали сильнее краснеть благодаря полученному ими образованию, более вероятным (мягко говоря) представляется, что это белые, общаясь с аборигенами, в конце концов научились различать оттенки их кожи.

В действительности колебания цвета видны даже на самой темной коже, и они заметны даже тем европеоидам, которым темнокожие люди встречаются редко. Это связано с тем, что спектр отражения любой человеческой кожи, светлой или темной, имеет одни и те же ключевые характеристики (рис. 3) и, как мы увидим, на колебания двух обсуждавшихся здесь показателей — кровоснабжения и оксигенации крови — он отвечает изменениями, общими для всех.

Изо дня в день мы видим вокруг лица, лишенные растительности, они сопровождают нас на протяжении миллионов лет нашей эволюционной истории, и потому безволосое лицо кажется нам таким же естественным, как и наличие двух глаз. Безволосые морды других приматов не удивляют нас ни в малейшей степени. Зато вид человеческого лица, полностью покрытого мехом, может вызвать бурю эмоций, и, чтобы поглазеть на него на ярмарке, мы готовы платить деньги (рис. 8). Привычка к безволосым лицам и безволосой коже делает для нас крайне затруднительным осознание того, насколько странная это штука — голая физиономия.

Морда типичного млекопитающего покрыта шерстью. Первые приматы были такими же волосатыми, как и все остальные звери, и лишь некоторые современные виды обзавелись заметными безволосыми участками у себя на мордах. Мы, гололицые приматы, — странный каприз природы, и нашим мохнатым предкам было бы стыдно видеть, как откровенно мы щеголяем голой кожей. А тот факт, что у нас есть и другие лысые участки — зад, половые органы, иногда грудь, — только усилил бы их смущение. Но самые бессовестные нарушители приличий — это люди, которые почти полностью избавились от шерсти.

Чем объяснить этот загадочный эксгибиционизм? Почему у большинства млекопитающих морда шерстистая, а у нас и у горстки наших сородичей-приматов на ней имеются оголенные участки? В свете обсуждавшейся здесь гипотезы о цвете кожи ответ напрашивается сам собой. Колебания окраски можно заметить на безволосой, а не на заросшей мехом коже. Но если предположить, что безволосые участки возникли ради кожной сигнализации, то не должны ли мы обнаружить их именно у тех приматов, которые обладают цветовым зрением? Иначе говоря, эволюция цветового зрения, превращающего кожу в экран цветного кожевидения, без наличия лысых участков не имеет смысла: не на чем кино крутить.

Оказалось, что так и есть: приматы, обладающие цветовым зрением, — это те самые приматы, на мордах которых есть оголенные участки, в то время как у приматов, лишенных цветового зрения, морды обычные, звериные, покрытые шерстью. На рис. 9 изображены типичные представители приматов, не имеющих полноценного цветового зрения в нашем понимании, и они, несомненно, мохнаты. А среди приматов, обладающих цветовым зрением, выделяются два типа. У обезьян Нового Света (рис. 9аб) цветовым зрением обладают лишь самки. А у обезьян Старого Света, вроде нас с вами (рис. 9в), и самцы, и самки способны видеть в цвете. У обезьян обеих групп на теле есть безволосые участки. Что касается полуобезьян, то обычно они не имеют цветового зрения и морды их покрыты мехом, однако два их представителя, у которых все-таки есть цветовое зрение, рвут шаблон и оголяют физиономию (два верхних фото на рис. 9б).

Прежде чем продолжать, я считаю нужным обратить ваше внимание на то, что кожа приматов, обладающих цветовым зрением, вовсе не обязательно должна быть цветной, как полагают некоторые ученые и журналисты. Фактически они утверждают, что раз цветовое зрение возникло для того, чтобы видеть кожу, значит, у приматов, которые различают цвета, кожа постоянно должна быть ярко окрашенной (обычно подразумевается, что красной). Кожа некоторых приматов с цветовым зрением — например, японского макака или лысого уакари — в самом деле кажется нам красной, но это означает лишь, что их фоновая окраска отлична от нашей. (Даже в рамках нашего собственного вида существует множество вариантов фоновой окраски.) Как мы обсуждали выше, себе они, вероятно, кажутся не красными, а скорее бесцветными, и это помогает им замечать отклонения от цветового стандарта. Если бы они воспринимали свою кожу как красную, они были бы в значительно меньшей степени способны улавливать мельчайшие колебания цвета, которые цветовое зрение призвано различать. Цветовое зрение предопределяет красный цвет кожи не более, чем способность различать акценты обязывает человека растягивать слова на южный манер. У приматов, различающих цвета, кожа должна быть голой, а не обладающей каким-либо определенным оттенком. Действительность подтверждает эти наши предположения.

Итак, обнаженная кожа предназначена для цветовой сигнализации. Впрочем, следует выражаться точнее. В конце концов, и у самых первых приматов с заросшими шерстью мордами ладони были голыми (и даже на лапах вашей собачки есть оголенные участки). Так что для цветовой сигнализации используются, по всей видимости, те участки, которые обычно у млекопитающих покрыты шерстью, — “новые” лысые участки. И в самом деле, волосяной покров теряют прежде всего те части тела, которые хорошо заметны, например морда и зад.

Но если так, то что можно сказать по поводу наших донельзя оголенных тел? Напрашивается вывод, что наши (новые) лысые участки служат для цветовой сигнализации, и это отвечает на вопрос Десмонда Морриса, почему мы являемся голыми (самыми голыми) обезьянами. Обнажать имеет смысл только те места, которые хорошо видны окружающим, а как только мы перешли к прямохождению, наши спины и животы стали намного заметнее, чем раньше. Возможно, наш мех редуцировался, именно чтобы сделать цветовую сигнализацию эффективнее, и мы единственные голые обезьяны в силу того, что мы также единственные двуногие обезьяны с цветовым зрением.

Наше тело не полностью лишено растительности, и расположение на нем сохранивших волосяной покров участков превосходно согласуется с тем предположением, что обнаженная кожа сродни цветному дисплею. Если какая-либо часть тела никому не видна, передавать цветовые сигналы с ее помощью бессмысленно, а значит, нет смысла и оголять ее (исконно безволосые участки вроде ладоней и ступней не в счет). Соответствует ли это действительности? Хуже всего на нашем теле видны три области (и все три мало годятся для цветовой сигнализации): макушка, подмышки и пах. Обратите внимание, что у людей эти участки, как правило, покрыты волосами. Тот факт, что мы сохранили мех в местах, непригодных для цветовой сигнализации, подсказывает, что наша голая кожа (как всегда, имеется в виду “новая” голая кожа) предназначена для глаз окружающих. В тех же случаях, когда пах является скорее контрпримером — гениталии налиты кровью и их кожа хорошо видна (например, у человека), - обстоятельства обычно таковы, что на эту кожу есть кому посмотреть.