Древний Восток - В. Струве (ред.)

Трижды посылал Меренра Хуефхора в далекие области Нубии. Каждый раз египетские воины разоряли нубийские деревни, жгли сады и хижины, грабили имущество жителей и отправляли в Египет большие караваны, нагруженные богатой добычей.

Когда Хуефхор в третий раз возвращался из экспедиции, он послал в столицу гонца, чтобы известить фараона об удачном походе.

Медленно двигался караван на север, и, наконец, путники достигли египетской границы. У порогов Хуефхора ждала лодка с послом от фараона. Она была наполнена дорогими яствами с царского стола, чтобы, отважный «каравановожатый» мог отдохнуть после утомительного похода. Так проявил Меренра своё расположение к любимому вельможе Хуефхору, который доставил богатые дары Нубии в царскую казну.

Меренра вскоре после этого умер, на престол фараонов взошёл его брат Пепи. Хуефхор по-прежнему оставался правителем юга и возглавлял экспедиции в Нубию, которые, как и раньше сопровождались жестокими войнами с нубийскими племенами, уничтожением целых деревень и беспощадным грабежом. По-старому, в лодках и на ослах, отправлялись в Египет ценные грузы, везли пленных рабов-нубийцев.

Однажды во время одной из таких экспедиций Хуефхор захватил в плен маленького чернокожего карлика из племени Данг. Карлик умел петь и плясать и, своими ужимками и, прыжками доставлял много удовольствия вельможе, который решил взять карлика с собой в Египет и подарить его фараону. В донесении о результатах экспедиции Хуефхор упомянул и о карлике. Фараона привёл в восторг диковинный подарок, и в нетерпении насладиться новой забавой он продиктовал писцу, ответ, дошедший до нашего времени: «Спеши, привези с собой этого карлика здравым и благополучным, для пляски, для увеселения, для развлечения сердца царя. Когда он взойдёт с тобой на корабль, приставь надёжных людей, которые были бы позади него на обе-, их сторонах корабля. Прими меры, чтобы он не упал в воду. Ночью, когда он будет спать, приставь надёжных людей, чтобы они спали позади него, внутри его палатки. Осматривай её сам ночью по десяти раз. Моё величество хочет видеть этого карлика более, чем дары синайских рудников и Пунта».

Так угодил Хуефхор царю Верхнего и Нижнего Египта, великому владыке земли до границ её, фараону Пепи, которому тогда едва исполнилось восемь лет.

«Из меди их сердца»[9]

Молотите для себя, молотите для себя, о быки,

Молотите для себя, молотите для себя

Солому, чтобы есть, а зерно для ваших господ.

Эту монотонную заунывную песенку с раннего утра поют молотильщики, которые плетью из кожи гиппопотама подгоняют быков, мерно шагающих по кругу. На току рассыпана пшеница, и быки топчут её, обмолачивая таким образом зерно… Недавно собрали урожай с полей, теперь они стоят опустошённые, точно ощетинившись соломой, так как при жатве срезали лишь верхушку стебля с колосом. Вереницы носильщиков несут на ток плетёнки и мешки, наполненные колосьями; по дороге медленно шагают ослики с двумя перекинутыми через спину большими корзинами — они везут сжатый хлеб, чтобы на току не останавливалась работа, чтобы зерно скорее было убрано в закрома.

И действительно, ни на минуту, не останавливается молотьба. Обмолоченное зерно непрерывным потоком поступает к стоящим рядом женщинам. Они небольшими деревянными совками подбрасывают его вверх — и тяжёлые зёрна золотистой полбы пшеницы или крупного ячменя падают вниз, а мякину и шелуху ветер относит в сторону’ наполняя воздух тучей пыли. Зерно должно быть убрано в срок. Много больших амбаров, выложенных из кирпича-сырца, уже наполнены зерном, другие ещё ждут своей очереди.

Вот у одного амбара на лесенке стоит крестьянин; он высыпает корзины зерна в отверстие в крыше амбара. Внизу стоят другие, которые по цепочке передают ему всё новые и новые корзины. Тут же рядом сидит писец, вооружённый тонкими тростниковыми палочками. Одна у него в руке, и он быстро пишет ею по мягкому листу, папируса, другая, запасная, палочка заткнута за ухо. Писец ведёт точный счёт зерну. Владелец этого богатого поместья вельможа Пахери должен знать, какой урожай собран с его полей. Когда сбор будет закончен, писец определит, сколько зерна оставит Пахери для своего хозяйства, какое количество надо будет отправить в качестве подати в царскую казну и, наконец, сколько останется на продажу. Тогда откроют нижние двери закромов и будут отправлять хлеб по назначению. Но до этого ещё далеко. Урожай ещё убирают, и молотильщики заунывно поют о том, что они молотят солому для быков, а зерно для господ. Для себя им ничего не остаётся.

Со своих маленьких полей крестьяне собирают жалкий урожай. Жена, дочери, сыновья — все помогают отцу, все торопятся закончить жатву и обмолотить хлеб, пока ещё не пришло распоряжение идти на царскую работу — чинить дороги, рыть и очищать каналы, строить храмы и дворцы. Тогда уже не будет времени убрать зерно в ямы или в большие глиняные сосуды, вкопанные в пол. Неубранный хлеб останется в полях, его будут есть мыши, клевать воробьи, растаскивать воры. Но самое страшное ждёт крестьянина впереди. На больших судах подъезжает к деревне чиновник-писец, с ним его подчинённые, вооружённые палками. Чиновник обходит поля, считает урожай и грозно требует: «подавай зерно!» Каждая пятая корзина идёт в царскую казну. И горе тому, у кого нечем заплатить подать. Стражник? хватают несчастного, кладут на землю, избивают палками и плётками, а затем связанного кидают в канаву. «Его жена и дети связаны перед ним; его соседи бросают всё и бегут. Гибнет их хлеб».

Чиновникам чет до этого дела. Они собирают положенную подать — зерно, скот, грузят их на баржи. Со всех номов тянутся тяжело нагружённые суда, причаливают у больших пристаней столицы. Целыми днями бесконечные вереницы носильщиков несут оттуда мешки и корзины, поднимаются на крышу со своей тяжёлой ношей и ссыпают зерно в большие, похожие на ульи, амбары.

Тяжёл труд носильщиков. С утра до ночи под палящими лучами раскалённого солнца таскают они тяжести. Стоит им остановиться, чтобы перевести дух, как ременная плеть надсмотрщика опускается на их спины, оставляя кровавый след. И только в заунывной песне эти труженики жалуются на свою горькую судьбу:

Должны мы день целыйТаскать ячмень и белую полбу.Полны уже амбары,Зерно течёт выше краёв,А мы всё должны таскать!Воистину из меди наши сердца!

Ремесленник работает больше, чем могут сделать его руки[10]

Самое шумное место в египетском городе — базарная площадь. Крестьяне, рыбаки, мелкие торговцы сидят в несколько рядов. Перед ними в больших корзинах из пальмовых волокон или на низких столиках разложены хлеб, рыба, овощи, мясо. Тут же, рядом со съестными припасами, лежат ткани, драгоценные украшения, пахучие масла…

Возле столиков толпятся покупатели. У каждого приготовлена какая-нибудь вещь для обмена на товары. У одних кусок полотна, у других сандалии, корзина, глиняный сосуд… У покупателей побогаче припасены для обмена ожерелья или золотые и серебряные кольца.

Торговцы пронзительными голосами расхваливают свои товары, зазывая покупателей. Женщины торгуются за каждую лишнюю луковицу. Много народа толпится около столов с разноцветными ожерельями и баночками с мазями и духами.

Ребят лики собираются у лавки продавца сластей. Хозяин, стоя у входа, продаёт сушёные финики, сироп, печенье на меду. В лавке раскатывают сладкое тесто, приготовляют вкусные, сладкие напитки.

В поучении, которое составил Ахтой, сын Дуау, для своего сына Пепи[11], говорится о тяжёлом труде Кузнецов и вообще ремесленников:

«… я видел медника за его работой у топок его печи. Его пальцы были, как кожа крокодила, он пахнул хуже, чем рыбья икра. Каждый ремесленник, работающий резцом, устаёт больше, чем землепашец. Поле его — дерево, орудие его — металл».

От базарной площади тянется узкая улица с лавками. В одних торгуют иноземными товарами, другие лавки одновременно служат и мастерскими. Это маленькие хижины. На циновках или на низеньких табуретках сидят ремесленники, тут же разложены товары для продажи.

Вот кузница. Два ремесленника раздувают трубками огонь в горне. Третий держит над горном кусок металла, раскаляя его докрасна. Все трое черны от дыма, руки их обожжены, и кожа на них грубая, как кожа крокодила. От тяжести каменного молота болят мышцы. От пламени и дыма, от блеска расплавленного металла слезятся глаза.

Рядом лавка сандальщика. На полочке готовые сандалии ждут своего заказчика. Это просто толстая кожаная подошва; сзади у пятки прикреплены два ремешка; третий проходит между большим и вторым пальцами, а соединяется на подъёме с двумя остальными. Сандальщики разминают кожу, красят подошву, продевают ремни. Не только руки, но и зубы участвуют в их работе. Недаром египтяне говорили про сандальщика, что он всегда нищенствует и, что жизнь его «так же спокойна, как спокойно кому-либо среди дохлых рыб. Жуёт он кожу».